Он сопоставим только с предполагавшимися затратами на переброску рек (курсив наш. – А. К., Б. М.). По оценкам специалистов, совокупные реальные затраты, по всей вероятности, опять окажутся в несколько раз больше намечаемых. Определить их точнее пока невозможно – нет даже технико-экономического обоснования. Никто так и не решил, от чего мы отказываемся ради этих комплексов: от программы увеличения жилищного строительства, подъема перерабатывающих отраслей АПК, развития машиностроения или чего-то другого. Тем не менее строительство уже разворачивается».
Этот абзац из статьи Гайдара спровоцировал еще одну бурю. Теперь на Егора начали атаку шесть могущественных отраслевых союзных министров. 20 февраля 1989-го, через два дня после заседания политбюро, на котором Горбачев требовал отказаться от нерациональных расходов, в редакцию пришло письмо за подписями министров газовой, нефтяной, химической, нефтеперерабатывающей и нефтехимической, медицинской и микробиологической промышленности, а также министра по производству минеральных удобрений. Первой в списке стояла фамилия Виктора Степановича Черномырдина, газового короля СССР.
Министры ссылались на партийные документы – решения съезда партии, на слова Горбачева и Рыжкова, высказанные «в ходе пребывания» в Тюменской области о развитии регионов и энергоемких производств. Называли Гайдара «подстрекателем», рисовали картины строительно-монтажных работ аж до 2000 года, пугали валютными потерями и падением престижа страны.
Однако орган ЦК КПСС журнал «Коммунист» быстро дал понять, что позиция, занятая Гайдаром, – это не просто частное мнение. Егор ответил – детально, с цифрами – на каждый аргумент министров. И, в частности, представил статистику по среднему отставанию сроков строительства в отраслях, подведомственных каждому из отраслевых начальников – пять – семь лет. Некоторые объекты строились с начала 1970-х. Потрачены циклопические по масштабу деньги. За десятки – в буквальном смысле! – лет не освоено от половины до 70 процентов выделенных средств. «В свете этих фактов, – писал Гайдар, – трудно отделаться от впечатления, что новые многомиллиардные ассигнования потребовались ведомствам прежде всего для того, чтобы прикрыть провалы в использовании полученных ранее средств и избежать за это ответственности».
А далее – цифры по фантастически безалаберному использованию закупленного на валюту импортного оборудования. Вот лишь одна из приводимых Гайдаром деталей: «…Длительные сроки бездействовало импортное оборудование общей стоимостью 228 миллионов рублей. Тем временем Внешэкономбанк СССР исправно выплачивает иностранным фирмам проценты за предоставленные для его закупки кредиты».
В конце статьи автор делал довольно раздраженный вывод: «Если максимально сжать суть сегодняшних экономико-политических проблем, они сводятся к следующему. Экономическая реформа невозможна без жесткой кредитно-денежной политики, финансового оздоровления. В свою очередь, его можно добиться, лишь резко сократив капиталовложения. Для этой цели не жалко временно пожертвовать даже самыми перспективными стройками. Нет такого объекта, ввод которого оправдал бы провал реформы. Но можно ли говорить о финансовом оздоровлении и одновременно втягивать государство в осуществление сомнительного стомиллиардного проекта, рассчитанного до конца века? Пришла пора выбирать».
И в самом деле – пришла пора выбирать.
Руководство страны, а именно Горбачев и председатель правительства Рыжков, как всегда, избрало некий срединный путь. Стройки продолжались, но в более урезанном масштабе. Это ничего не меняло – ни в положительном, ни в отрицательном смысле. А сама модель затратной советской экономики катилась к окончательному краху.
Надо отдать должное Черномырдину, с которым Гайдару потом довелось работать и в качестве начальника, и в качестве подчиненного, – как вспоминал Егор в «Днях поражений и побед»: «С Виктором Степановичем Черномырдиным в ходе последующей совместной работы этой истории мы никогда не касались».
…На волне всех этих громких публикаций Гайдар принимает предложение Ивана Фролова – своего первого (и последнего) главного редактора – и переходит на должность редактора экономического отдела, члена редколлегии газеты «Правда». Давайте отметим про себя – он получил эту должность 19 марта 1990 года, ровно в тот день, когда ему исполнилось 34 года. Его отец Тимур Гайдар, опытнейший журналист, контр-адмирал, стал членом редколлегии главной газеты страны, когда ему было уже за пятьдесят.
Идет 1990 год. Это – довольно интересный момент в биографии Егора. И в личной, и в профессиональной жизни у него, казалось бы, полный порядок. У них с Машей родился сын Павлик, третий его ребенок. За плечами – невероятно интересная работа в «Коммунисте». Образовался целый круг новых друзей (и старые тоже никуда не делись). По всем советским меркам он «пробил» все мыслимые и немыслимые карьерные потолки: шутка ли, член редколлегии «Правды» – для многих друзей отца это была бы фантастическая карьера, тем более для тридцатилетнего парня. Да и отец считал эту карьеру успешной.
И дело, конечно, не просто в отдельном кабинете с приемной, черной «Волге» (если в «Коммунисте» он продолжал ездить на метро, то в «Правде» разъездная машина к его услугам всегда), других не особо нужных ему благах.
Все главное с ним уже случилось, все главное как бы уже образовалось. Его окружает гармоничный, построенный им самим, своим трудом, своим интеллектом мир. Вообще говоря, к своим тридцати четырем годам он совершил огромный рывок.
Жизнь вроде бы уже удалась. Но почему же так свербит на душе? Откуда это непрекращающееся чувство тревоги, которое его не покидает практически никогда? Почему он никак не может расслабиться?
Кстати, с сыном Петей Егор Гайдар всегда вел абсолютно открытые и искренние разговоры. Мальчик порой задает ему совершенно бесстрашные, прямые вопросы. И Егор (вспоминая, насколько честен был с ним всегда его собственный отец) – на них отвечает. Он рассказывает о совещаниях у Горбачева и Рыжкова, пытается объяснить ему грядущий кризис социалистической экономики.
Вот они поехали в «цековский», как тогда говорили, санаторий «Решма» на Волге, под Кинешмой, – отдохнуть во время школьных каникул, порыбачить, погулять. И вот они идут, гуляют – и Петя, которому тут тоже нравится, спрашивает его:
– Папа, а мы сюда приедем на следующий год?
– Нет. В следующем году здесь уже ничего не будет, – честно отвечает Егор.
– А почему?
– Ну вот видишь этих людей? – показывает Егор на скромные дома за оградой санатория. – В следующем году эти люди уже не смогут себе купить даже обычной еды.
И верно, в следующем году они сюда уже не приехали. Многие подобные привилегированные дома отдыха и санатории либо закрылись в 1991–1992 годах, либо их меню настолько оскудело, что брать ставшие очень дорогими путевки люди просто перестали.
Петя берет отца за руку и с сомнением оглядывается вокруг.
К 1990 году Егор понимает: его стремительная блестящая карьера, его столь удачно начавшаяся профессиональная биография – это комета, летящая в пустоте.
«Коммунист», «Правда» быстро перестают быть теми грозными органами печати, которые способны что-то изменить. Они перестали быть главными трибунами, на мнение которых ориентируются советские элиты.
Та жизненная роль, к которой он себя так тщательно готовил, тоже теряет смысл. К его советам, по большому счету, увы, не прислушиваются. Этим «губернаторам» стало бессмысленно что-либо советовать. Они окончательно растерялись и тащат экономику на дно. Больше того, день за днем они теряют и контроль за ситуацией в стране.
А что самое главное – та стратегия «постепенной эволюции», которую он так тщательно выстраивал у себя в голове все эти годы, потерпела крах. Революция постепенно захлестывает общество, государство, она захлестывает все окружающее жизненное пространство.
Крутой, трагический момент.
Да, недаром он так быстро и легко пробил все «отцовские потолки»: член редколлегии, эксперт при правительстве. Никаких потолков, никаких прежних иерархий больше не существует.
1990-й – год великой турбулентности.
Давайте и мы заглянем в этот год. Освежим в памяти его бешеный ритм.
…В канун этого нового,1990 года, 25 декабря 1989-го, восставшим народом расстреляны румынский диктатор Чаушеску и его жена Елена. Шоковое событие, обозначившее психологический водораздел между старой и новой эпохой, начавшейся с «бархатных революций» 1989-го.
…Принимаются поправки к закону «О кооперации» – милиции даны новые права по борьбе с финансовыми нарушениями. Для многих новых предприятий, в том числе совместных (то есть с иностранным участием), наступают «веселые деньки» – первых кооператоров начинают сажать, их бизнес преследовать. «Лицо» советского кооперативного движения Артем Тарасов покидает страну.
…Компартия Литвы раскалывается на две партии – ту, которая подчиняется Москве, и ту, которая не подчиняется. Горбачев срочно летит в Вильнюс, чтобы «уговаривать» литовцев. «Так что, вы хотите уйти?» – «Да…» – выдыхает огромный зал (по воспоминаниям Анатолия Черняева, помощника Горбачева). Уже в этом году произойдут драматические события – первая попытка военного переворота, когда начнется «передвижение» воинских частей вокруг Каунаса и Вильнюса, и вполне официальная блокада Литвы – продовольственная в том числе. И главное, жесткий лимит на поставку горюче-смазочных материалов. Литва начнет замерзать, страдать от уже искусственного дефицита (даже необходимых лекарств) – и в то же время эта блокада окончательно отрежет возможность дальнейшего компромисса. Горбачев пойдет на эти меры совершенно сознательно, под влиянием консерваторов в своем окружении.
…Тяжелые события в Баку в январе – армянские погромы, митинги «Народного фронта», ввод войск под руководством генерала Ачалова (одного из руководителей путча августа 1991 года и «военного министра» белодомовских мятежников в октябре 1993-го). В итоге сотни жертв погромов – среди армян, и сотни жертв подавления беспорядков – среди азербайджанцев. В основе – конфликт вокруг Нагорного Карабаха и начавшаяся межнациональная война.