Постоянно звучали «распоряжения» и «приказы», «ультиматумы» и «последние предупреждения», о том, что оружие, находящееся в Белом доме, должно быть сдано властям. И раз за разом – ничего не происходило. А оружие продолжало накапливаться.
Наконец, к моменту 2 октября, когда стычки с ОМОНом и прорывы милицейских оцеплений достигли своего пика, стало вдруг очевидно, что милиция «куда-то девалась». В любых мемуарах, написанных и с той, и с другой стороны, отмечается этот странный факт – в тот самый момент, когда милицейские силы должны были быть усилены, удвоены и утроены, они вдруг исчезли из города.
Касалось это в том числе и блокады вокруг Белого дома.
«Был такой момент в этой истории, тогда милиция ушла. Отозвали ее, не отозвали, до сих пор об это ломаются копья, но вокруг Белого дома оцепления не было» (интервью с Вероникой Куцылло).
Почему улицы Москвы в те дни реально опустели, почему на них не было не только людей с оружием, но и вообще милиции?
Министр внутренних дел Виктор Ерин позднее объяснял это так:
«Сотрудники органов внутренних дел несут службу всегда со своим табельным оружием, и здесь никаких вопросов нет… И никаких команд о том, чтобы это табельное оружие сдать в дежурные части и нести службу с голыми руками, таких команд никогда не было. Был, правда, момент, когда мы получили информацию, и она, в общем-то, подтвердилась: были две попытки напасть на подразделения органов внутренних дел и захватить их оружие. Попытки так называемого “Союза офицеров” под руководством Терехова. Обе эти попытки были отбиты. Но я тогда действительно начальнику ГУВД, учитывая то, что мы, помимо чисто милицейских сил, достаточно активно используем служащих внутренних войск, дал команду: по возможности сократить личный состав там, где нет острой необходимости держать его на улицах, в общественных местах и перевести его на укрепление подразделений органов внутренних дел, усилить защиту собственную. Чтобы не дай Бог не было нападения на оружейные комнаты. Или попытки расстрелять дежурный наряд, допустим, с тем, чтобы захватить оружие. Вот отсюда, может быть, и пошла эта путаница. А команда была именно такая. Когда отпала необходимость в этом, значит, сотрудники перешли на обычный режим несения службы. А такой момент действительно был: я отдал этот приказ именно с целью предотвращения нападения на подразделения органов внутренних дел города Москвы с целью попыток захвата оружия».
Милиция охраняла свои оружейные комнаты. Армия официально сохраняла нейтралитет. Именно в этот момент – 3 октября – случилось то, что и должно было случиться. Насыщенный порохом воздух взорвался – достаточно было одной искры.
«На 3 октября была назначена большая акция на Октябрьской площади, – рассказывал позднее в интервью депутат Илья Константинов, главный организатор запрещенного «Фронта национального спасения», убежденный враг Ельцина. – Акция была согласована Моссоветом, но запрещена мэром. Тут было такое противоречие, юридический казус. Запрещена и разрешена одновременно. И я приехал на Октябрьскую площадь днем, 3-го числа; там было, наверное, порядка 10 тысяч человек манифестантов. Приехав туда, я не обнаружил никого из организаторов, заявителей этой акции – ни Анпилова, ни коммунистов, никого. Ни одного человека. Мне сказали, что Анпилов и его товарищи уехали в другое место и собираются проводить акцию на другом конце города. А люди остались на площади. Ну и после некоторых колебаний я решил, что людей надо уводить с площади, и опять нам был оставлен, как и 1 мая 1993 года, не закрытым только маршрут по Ленинскому проспекту в сторону площади Гагарина. Я попытался организовать колонну, у меня был мегафон. Построил колонну. Тут мне сказали, что за оцеплением на другой стороне площади есть еще несколько сот человек демонстрантов, которые не знают, что им делать. И я решил через подземный переход перейти туда с мегафоном и дать объявление о том, чтобы люди уходили. Присоединялись к нам и двигались в сторону площади Гагарина. И в этот момент мне повстречался единственный депутат из нашего Верховного Совета, который попался мне на пути. Это был Виталий Уражцев, один из известных тогда активистов. Он руководил организацией бывших военнослужащих “Щит”. И я очень обрадовался встрече с ним. Я передал ему микрофон и попросил его: “Виталий, руководи колонной пока, и пусть она движется по направлению к площади Гагарина, а мы вас догоним”. Спустился вниз через подземный переход, вернулся обратно через несколько минут вместе с людьми и с удивлением обнаружил, что выстроенная мной колонна развернулась и движется в прямо противоположном направлении к Крымскому мосту. И во главе колонны Уражцев. Уже в каске, с мегафоном, который командует: вперед, вперед, вперед. Я подскочил к нему и говорю: “Виталий, что ты делаешь?” Он говорит – мы двигаемся на прорыв. Я говорю: останови колонну! “Уже поздно. Пошел ты!” И повел людей на прорыв. Ну вот, собственно, и всё. Остановить это движение я уже не мог, я понимал, что будет дальше.
…И дальше мне все было понятно. Я понимал прекрасно, что тут уже всё. Теперь уже будут говорить пулеметы. Но делать нечего, колонна пошла уже на Крымский мост и смела ограждение из двух жиденьких цепей. А первое ограждение, что характерно, которое стояло непосредственно на Октябрьской площади, омоновское оцепление, оно расступилось и пропустило колонну. Я понял, что всё. Дальше движение по Садовому кольцу, по направлению к зданию СЭВ, к Белому Дому, колонна обрастала людьми, по мере движения она становилась все многочисленнее, все больше и больше людей, потом их уже стало больше, 50 или 60 тысяч человек в итоге. Колонна подкатилась к зданию СЭВ (там располагалась мэрия Москвы – А. К., Б. М.), где было ограждение из колючей проволоки и поливальных машин, и там, у здания СЭВ, опять прозвучали выстрелы. Стреляли из здания СЭВ, об этом я знаю совершенно точно, потому что рядом со мной человек получил ранение в бедро. Я это видел своими глазами, потому что он буквально шел в двух или трех метрах от меня. Кто стрелял, я не знаю. Кто стрелял, зачем? Затем оцепление это расступилось опять, ОМОНовцы разбежались почему-то, таинственным образом, в поливальных машинах оставили ключи водители зачем-то. Толпа прорвалась к зданию Верховного Совета, всеобщее ликование, ура, мы победили, митинг».
Толпа захватила мэрию, ворвавшись туда, избив милиционеров и охранников. Грузовик протаранил стеклянную дверь мэрии. Было прорвано оцепление и вокруг Белого дома. Захвачен в плен Брагинский, помощник Лужкова, который дежурил в мэрии.
«Там произошла эта неприятная сцена с Брагинским, – рассказывал Илья Константинов, – когда его волокли из здания мэрии и стали избивать палками. У него из ушей и из носа уже шла кровь, я увидел эту страшную сцену и попытался растащить людей, руками мне это сделать не удалось, вот тогда мне пришлось единственный раз использовать выданное Хасбулатовым оружие, я стрелял в воздух из пистолета и кричал матом страшными словами: “Разойдись, разойдись”, ну разошлись в конце концов, и мои помощники увели Брагинского в здание Верховного Совета. А так я думаю, что его бы прямо на месте и растерзали бы. Очень неприятная сцена, этот самосуд, эти, знаете, старички-боровички с палками суковатыми, которые рвутся ударить: дай мне, дай мне! Это тоже у меня в памяти очень хорошо сохранилось. Жуткая вещь – толпа. Ну а потом… потом, странный и необдуманный призыв Руцкого двигаться в Останкино».
Случилось то, чего так долго ждали в Белом доме, – настоящее «народное восстание». Люди смяли милицейское оцепление на Садовом кольце, смели оцепление вокруг Белого дома, штурмом фактически взяли мэрию. Все были возбуждены. То, о чем говорили все эти дни лидеры Белого дома – Руцкой, Хасбулатов, Макашов, Анпилов: «режим падет», «народ сметет кровавый режим», – все это как бы начало происходить.
Аналогии с августом 1991 года напрашивались сами собой. Ведь и Руцкой, и Хасбулатов в те августовские дни тоже были в Белом доме. Рядом с Ельциным. Они видели, как тогда народ победил – хотя весь город был заполнен войсками.
Но никому из них почему-то не пришло в голову спросить: а что было бы тогда, в августе 1991 года, если бы со стороны защитников Белого дома раздался хоть один выстрел? Если бы был убит хоть один офицер или солдат? Если бы защитники Белого дома начали убивать вооруженных людей?
Разумеется, тогда – в августе 1991-го – оборона Белого дома закончилась бы мгновенно, «живое кольцо» было бы сметено, ГКЧП одержал бы полную победу.
«Тот, кто включал телевизор 3 октября, – пишет Олег Мороз, – где-то после трех-четырех (часов дня. – А. К., Б. М.), был поражен: на экране толпа избивает милиционеров, омоновцев, солдат, которые выглядят как жалкие котята, куда-то мчатся грузовики с красными флагами, наполненные возбужденными людьми…»
В этот час многие москвичи приникли к радиоприемникам – по «Эхо Москвы» не было никаких передач, звучала мрачная, тревожная музыка, и лишь иногда включался голос диктора, сообщавшего, что «колонна грузовиков с вооруженными людьми продолжает движение к телецентру в Останкино».
Еще страшнее стало в семнадцать с копейками. Те, кто просто смотрел телевизор (шел футбольный матч «Ротор» – «Спартак»), вдруг увидели перед собой черный экран с белыми буквами – телекомпания прекратила трансляцию «в связи с атакой на телецентр».
Казалось, над городом в этот тихий осенний вечер повисла страшная мгла. Среди бела дня ночь опустилась на город.
А вот как вспоминал эти часы один из предводителей «народного восстания», руководитель «Трудовой России» Виктор Анпилов:
«Вторая колонна восставших (не менее 50 тысяч человек), скандируя “Конституция! Ельцина – на нары! Руцкой – президент! Советский Союз! Ленин! Родина! Социализм!”, двинулась к Дому Советов. Шли скорым шагом. На верхней эстакаде транспортной развязки Садового кольца и Кутузовского проспекта увидели военные грузовики под красными флагами. Еще не понимая, что произошло, колонна закричала “УРА!!!”. Грузовики, автобусы под Андреевскими и красными флагами ждали нас и под мостом на Садовом кольце. “Блокада прорвана, – кричали нам с грузовиков. – Мэрия взята! Вперед, на Останкино!” Не спрашивая позволения, десятки дружеских рук подняли меня и я, песчинка народного восстания, полетел в кузов грузовика. Упал на колени Ильи Константинова. “Витя! – кричал Илья, пытаясь обнять меня в давке кузова, переполненного людьми. – Мы им вмазали! Ты бы видел, как они бежали! Ельцину – конец! Едем брать Останкино. Колонну ведет Макашов!” По дороге в Останкино нас обгоняют другие грузовики и автобусы с защитниками Дома Советов: наш слишком перегружен. Даже сверху, на тенте сидят люди. Постовые ГАИ отдают нам честь и указывают жезлом в Останкино: “моя милиция меня бережет!” Полная эйфория… Только раз сердце наполнилось недобрым предчувствием. На проспекте Мира мы обогнали остановившуюся армейскую колонну бронетехники. Солдаты и офицеры доброжелательно приветствовали нас. Но почему генерал Макашов не приказал остановиться, чтобы присоединить колонну бронетехники к нам?!»