В это время в Белом доме царило ликование. В шесть вечера продолжил свою работу съезд. Хасбулатов торжественно провозгласил окончание «первого этапа» борьбы с организаторами переворота, сообщил, что «наши» взяли Останкино и главная задача – сегодня же захватить Кремль. Депутаты закричали «ура!», аплодировали Руслану Имрановичу стоя.
«Первым в 17-й подъезд основного “стеклянного” здания телецентра вошел генерал Макашов и несколько человек из его охраны, – продолжает Виктор Анпилов. – Я зашел в этот же подъезд с мегафоном практически одновременно, сразу же вслед за Макашовым. Охранники, в том числе мой телохранитель Захаров, шли сзади нас. Вторая, внутренняя стеклянная дверь подъезда была наспех забаррикадирована письменными столами, и за ней можно было хорошо видеть вооруженных автоматами Калашникова и снайперскими винтовками спецназовцев в черных масках. “Это ‘Витязи’”, – определил Макашов и, обращаясь ко мне, поставил задачу: “Разагитируй спецназ. Говори, что мы пришли не стрелять, а требовать выступления законного главы государства по телевидению. Без моей команды никаких самостоятельных действий не предпринимать”. Вышел из подъезда и начал обращаться к молодым солдатам внутренних войск МВД, стоявшим в оцеплении по периметру телецентра. Минут через десять оцепление вокруг телецентра сняли, солдат увели. А к телецентру продолжали прибывать автобусы с восставшими. На ступеньках подъезда № 17 начался митинг. Здесь же присутствовали иностранные журналисты многочисленных телевизионных компаний, упрашивавшие дать для них прогноз событий: Венгрия, Германия, Бразилия… После многочисленных интервью меня замучила жажда. У 17-го подъезда стояла автомобильная цистерна с надписью “Вода”. Я залез на цистерну, зачерпнуть воды через верхний люк, и увидел, как к телецентру медленно приближается уставшая колонна “Трудовой России”, преодолевшая пешком 20-километровый путь от Октябрьской площади до телебашни в Останкино. Не успел зачерпнуть воды, как справа у центрального подъезда здания ОТРК раздался хлопок гранатомета (курсив наш. – А. К., Б. М.) и началась беспорядочная стрельба».
Да, когда у Останкино появились, наконец, бэтээры бригады внутренних войск, стало страшно. Толпа, которая собралась уже до того, как подошла колонна «Трудовой России», а в ней были и те, кто приехал в колонне от Белого дома, и журналисты, и случайные люди, попала в эпицентр перестрелки. Выстрелом из того самого гранатомета (осколком гранаты) был убит рядовой Ситников, один из офицеров отряда «Витязь», взявшего под охрану телецентр. Сразу раздались выстрелы с обеих сторон. Толпа попала под огонь. К подъехавшим бэтээрам, которые поначалу стреляли поверх голов, начали подбегать с «коктейлями Молотова». И тогда очереди из тяжелого пулемета прошили заросли, в которых прятались люди. Под обстрел попали все – и те, кто собирался идти в атаку на телецентр, и те, кто просто был рядом. Последствия этой «атаки» были тяжелыми.
Вот как вспоминал в интервью 2018 года эти события Илья Константинов:
«…Ну а потом странный и необдуманный призыв Руцкого двигаться в Останкино. Я подошел к нему, он уже отдал команду Макашову, но я подошел к нему и стал спрашивать, в чем смысл всех этих мероприятий. Он говорит – надо добиться, чтобы телевидение дало мне эфир. Я должен выступить как президент Российской Федерации и объяснить народу, что происходит в Москве. Надо добиться моего выступления. Поезжай туда же, в Останкино, поезжай и добейся моего выступления. Я на машине поехал в Останкино, подошел, там уже были протестующие, несколько сот человек, подошел к одному из входов и увидел вооруженных спецназовцев с автоматами в масках. Показал свое удостоверение, сказал, что я – депутат и мне нужно поговорить с руководством телеканала, телевидения. Офицер спецназовцев позвонил куда-то по телефону и сказал: с вами никто разговаривать не будет. Затем он снял с предохранителя автомат и сказал: даю вам 3 секунды. Ну вот, собственно, так я и выжил. Потом такие же попытки договориться осуществлял Макашов и столь же безуспешно. Толпа нарастала, людей становилось у здания телецентра все больше и больше. Люди приходили всё новые, новые и новые. И в конце концов собралась толпа, наверное, тысяч 10–15 в итоге. Вооруженных людей там было очень мало, может быть, охрана Макашова. И все остальные были просто с флагами и с черенками от лопат. Многие – с голыми руками. Большинство. Подавляющее большинство. Требовали эфира, рвались внутрь, рвались в здание телецентра. И закончилось это тем, что один из грузовиков, на котором мы приехали, начал таранить ворота телецентра. И вот в этот момент меня кто-то под локоть как бы толкнул, и я понял, что надо встать в проем. Я стоял около окна, прямо напротив у входа. Встал в проем между двумя окнами, большой, полутораметровый проем. И вот как только я встал в этот проем, с одного окна и с другого началась стрельба из автоматов, посыпались пулеметные очереди, стали падать люди, загрохотало и загремело. Была масса случайных жертв».
О таких событиях, конечно, трудно писать объективно – особенно если ты сам не шел в атаку, не прорывался внутрь телецентра. Однако существуют документальные кадры, хроника – люди с оружием идут на прорыв. И существуют свидетельства тех, кто был внутри и видел, как погиб рядовой Ситников.
Да, «бойню» спровоцировали сами нападавшие. Выстрел из гранатомета для многих из пришедших в тот день к телецентру стал роковым, так же как и попытка поджечь БТР бригады внутренних войск.
Именно в эти часы Гайдар принимает решение звать людей к Моссовету. Вот как он сам описывает эти события.
«И вот телеэкран “Останкино” гаснет. Значит, дела совсем плохи…
На 19.30 Черномырдин назначил заседание правительства. Но оно почему-то никак не начнется. Министры переминаются с ноги на ногу около дверей малого зала на пятом этаже, вполголоса обмениваются информацией. Или слухами? Говорят, что вроде бы занят Дом радио возле Смоленской площади. И еще – что-то у Министерства связи захватили. И какой-то объект Министерства топлива и энергетики.
Невольно в памяти возникает знакомая по мемуарам атмосфера последнего заседания Временного правительства. Вспомнил Владимира Набокова: “В зале находились все министры, за исключением Н. М. Кишкина… Министры группировались кучками, одни ходили взад и вперед по залу, другие стояли у окна, – С. Н. Третьяков сел рядом со мной и стал с негодованием говорить, что Керенский их бросил и предал, что положение безнадежное. Другие говорили, что стоит только ‘продержаться’ 48 часов – и подоспеют идущие к Петербургу верные правительству войска”».
«Ловлю себя на том, что осмысляю события в терминах Февраля и Октября 1917 года» – помните эту его мысль? Память у Гайдара хорошая, нет, это не позднейшие его домыслы, цитата из Набокова-старшего (в своей книге Гайдар даже не уточняет, что это отец знаменитого писателя, один из руководителей Временного правительства) наверняка всплывает в этот момент в его голове.
«…Вечером 3 октября на Старой площади было нечто очень похожее, – продолжает Гайдар. – Больше всего удивился сообщению о захвате Государственного таможенного комитета. Подумал: это зачем? Только позже узнал о “Списке Руцкого”. Именно на таможенников он возлагал задачу задержать на границе членов правительства, которые, по его представлению, конечно же, должны были вот-вот ринуться за рубеж. Арестовать и немедленно доставить на суд и расправу в Белый дом. Впрочем, хотя список, начиная с председателя Совета министров, был весьма обширным и включал в себя многих заметных деятелей, фамилии президента, министра обороны и моя в нем не значились. Видимо, эту троицу везти далеко не предполагалось.
Кажется, заседание еще так и не началось, когда на экране телевизора появился Юрий Лужков. Призвал москвичей к порядку и спокойствию. По-моему, сказал совершенно не то, что требовала ситуация. Кто, собственно говоря, должен соблюдать порядок и спокойствие? Боевики, продолжающие штурм телецентра? Или граждане России, у которых в эту ночь вновь похищают свободу? К порядку и спокойствию можно было бы призывать, будучи уверенными, что верные президенту войска есть и выполнят приказ. Ну а сейчас, когда в Москве решается судьба страны, посылать мужиков, как малых детишек, в постели было по меньшей мере нелепо. Наоборот, необходимо опереться на поддержку своего народа, уже дважды, в августе 1991-го и в апреле 1993-го, ясно показавшего, что он выбрал свободу.
Принимаю решение о необходимости обратиться к москвичам за поддержкой. В первую очередь звоню Сергею Шойгу, председателю Комитета по чрезвычайным ситуациям. Смелый, решительный человек, на которого можно положиться в такую минуту. Прошу доложить, какое оружие в подведомственной ему системе гражданской обороны имеется в районе Москвы, и, на случай крайней необходимости, срочно подготовить к выдаче 1000 автоматов с боезапасом. По голосу чувствую: переживает, прекрасно понимает огромную ответственность. Вместе с тем ясно, что поручение правительства выполнит.
Связываюсь с Виктором Ериным. Говорю: если не призовем народ, дело кончится плохо. Он согласен, обещает помочь всем, чем сможет.
Звоню президенту, говорю, что считаю целесообразным обратиться за поддержкой к народу. Он тоже согласен.
Даю команду А. Долгалеву сосредоточить своих дружинников у Моссовета (организация «народных дружинников» продолжала существовать и в постсоветское время. – А. К., Б. М.). Прошу бизнесменов, имеющих свои охранные структуры, по мере сил поддержать обученными людьми.
Иду в кабинет премьера. В коридорах самого начальственного, обычно чинного пятого этажа суетятся растерянные работники аппарата. Один подскакивает ко мне, буквально кричит: “Вы же понимаете, что все кончено! В течение часа нас всех перережут!”
Виктор Степанович спокоен, держится хорошо. До отъезда успеваю в своем кабинете записать небольшое выступление для “Эхо Москвы”, беру с собой Аркадия Мурашева, коллегу по “Выбору России”, бывшего начальника московской милиции».