— Да что говорить! — возразил один старик, — эти умные избаловались на отделку: пустились в воровство да в пьянство… Иной сошник али курицу стащит с перемета — все в кабак… Прежде их секли в конторе, а теперь сечь-то некому… Надысь мне кум Игнат рассказывал: чей-то лебедкинский малый пропил в кабаке кошку — заместо петуха…
— Что ты врешь? — раздались голоса.
— Истинная правда: к примеру, посадил ее в мешок и пустил под печку — к цаловальнику. Вот они умные-то!..
— Ах, домовой те расшиби! — удивлялись мужики, покатываясь со смеху…
— Сват! пора по другой! — сказал Краюхин, — видно, не затем принесена, чтобы ей стоять…
— С чего ж? давай…
Между тем хозяйка достала из-за пазухи красный платок и, подавая его Краюхину, сказала: «Вот, сваток, женишку…»
— Благодарим покорно! — сказал Краюхин и спрятал подарок в карман.
— А что, дядя Иван, — беседовали мужики, — извоз маленько посдался…
— Знамо дело, народ таперь отработался, ездока стало много. Я вот другой год смотрю и колес не стал шиновать. У господ земли много, намесь мы вдвоем у енарала цалковых двадцать сгладили у три дни… А то поедешь в извоз, где колесо, где лошадь оставишь, с одним кнутиком и придешь…
— Ноне, что говорить! народ поправится… господь хлебушка зародил…
— Эхма! — сказал хозяин, — у людей вон — скирды, у меня одна кладушка в семь копен… вот и жизни целый год… у свата две четверти занял, а чем отдать?
— Слухай, сват! — заговорил Краюхин, — когда такое дело, вот тебе при свидетелях говорю: рожь твоя! я не гонюсь! у нас покелева слава богу! молодка заработает…
— Ну, благодарим…
— Мы друг об друге, а бог обо всех!.. да что ж мы пируем? — воскликнул Краюхин, — а где ж девка-то?
Все примолкли, ожидая появления невесты.
— Ну, что, сват! — проговорил хозяин, — не трогай!.. не ее дело…
Из-за перегородки вышла Параша.
— Как же не мое дело? — заговорила она, став среди избы и сдвинув брови на отца, — с Ванькой-то мне жить, а не вам… он распустил губы-то, вы, что ль, их будете цаловать?..
— Стой, что ты, что ты! — вставая из-за стола, заговорила мать.
— Паранька! — закричал отец, — с чего это ты вздумала? в кои века… ах, господи Христос…
— Как вы хотите, — продолжала девушка, — а я не пойду… Хоть опейтесь до смерти! а мне не быть за Ванькой…
— Вот таэ и раз! — возопила хозяйка, — какой же родимец те научил?..
— Супротив родителев итить, — подхватил хозяин, — мы пили, пили… стало быть, года два харчились… а ты все дело хочешь попортить…
— Вы пили, меня не спрашивались!.. — решительно сказала девушка, — жить-то мне… Я сказала, за Ваньку не пойду — так не пойду…
— Да что ж это такое? — воскликнула мать, — лихоманка тебя убей…
— Слушай, красавица! — обратился к девушке Краюхин, — теперь, к примеру, это дело мне стоит двадцать пять цалковых… да две четверти ржи, ты слышала? это я должен выворотить все! так вот что: у твоего отца всего имения не хватит — и с тобой со всем…
— Мне имения не надо! — объявила Параша, — с голоду не помру!.. Я вам сказываю: не быть этому делу!.. Я готова душеньку отдать за того, кто мне люб-то… пускай я с голоду помру, буду Таскаться по чужим углам… а то вы что же делаете? только опиваете? а мне невесть за кого идти…
— Постой! Кого ж тебе надо? — спросил отец.
— Вон, — указывая на Ефима, сказала девушка, — запивали за Егора, за него иду!.. а то силком хочут отдать…
— Дура несуразная! там нет ни кола ни двора, куда ты пойдешь-то?
— Это не наше дело!
— Как? — воскликнул Краюхин, глядя на хозяина, — ты, сватенек, что же? за другого запивал? Ты что, почтенный, — обратился Краюхин к Ефиму, — с запоем пришел сюда?
— С запоем, — отвечал Ефим, — моих два цалковых тут запито…
— Что ты, что ты, милый человек, — сказала Ефиму хозяйка, — у нас больше году длится дело… к чему ж тебе? Грех тебе, право слово…
— Вот тебе два цалковых, — доставая деньги, закричал Краюхин, — девка моя!
— Ан не твоя! — перебила Параша.
— Погоди, красавица! у тебя отец, мать есть.
— Отец с матерью в этом деле мне не указ…
— Угодники святые! Что ж это такое делается?
— Оказия, милый! — говорил народ.
— Что ж? наше дело сторона…
— Иди, Паранька! я тебе сказываю, иди! — кричал хозяин.
— Не пойду! что хотите со мной делайте… сказала — не пойду!
— Что ж это, православные, будет? — кричал Краюхин, — будьте свидетели: я завтра в суд…
— За что ж в суд? Сам видишь, мы уговариваем ее…
— Угомонитесь, братцы! мало что девка сказала…
— Завтра же еду в суд! Ноне расчет с вами короток…
— Ну, в суд так в суд! ты проси на девку, а не на меня! Что ты с девкой сотворишь?
— Пойдем, малый, тут, я вижу, дело не приходится…
Вдруг отворилась дверь, и в избу вошел пастух.
— Здравствуйте, добрые люди, — сказал он, — что это у вас такое производится? Батя! — обратился он к отцу, — ты что ж? дело делать, так делал бы… а не делать, так и ходить незачем сюда…
— Ты чей такой — в чужое дело встрявать? — возразил Краюхин.
— Нет, не в чужое! — объявил парень, — а в свое собственное! ты девку-то запил, может, год назад; а мне она раньше твоего запою по сердцу пришла… Стало быть, и оставайся с своим вином… Вот бы ты как действовал! — обратился парень к отцу, — а ты забился в угол…
— Послухай, брат! — сказал Краюхин, — какую ты имеешь праву встрявать? ведь я тебя притяну в суд…
— А ты какую праву имеешь насильно девку брать?
— Послухай, молодец; насчет запою девки в законе писано… испокон веку деды-прадеды наши делали так…
— Вот что, православные! — объявил парень, — шумите, не шумите, весь навек заложусь, а девки не дам! вот она… спросите ее!..
— Я переж тебя говорила им, — утирая слезы, сказала девушка.
— Да что с ним толковать? Гоните его! — крикнул один.
— Слышите, ребята, — сказал парень, — лучше добром сойдемся… А то берегитеся: я не пожалею красного петуха…
— Послухайте, добрые люди, что он говорит… вить это значит разбой!
— А это не разбой, — кричал парень, — девку навек погубить? За кого это вы вздумали ее отдавать, за шалая? Ему не жениться, ему только фуры подмазывать…
— А ты знаешь, за эти слова вашего брата в острог сажают? — объявил Краюхин.
— Сажай! За правду и в острог сяду!
— Вижу, братцы, толку никакого не будет… А надо его вязать!
— Ну-ко, парень, иди подобру-поздорову, — сказал хозяин, — откелева пришел…
— Вяжите его! он не может такие слова говорить…
— Ну-ко попробуй! Эко испугался! Сами собрались хуже разбойников, а меня вязать? Ишь пьяные рожи! Пойдем, батя! ты, я вижу, пить вино только любишь…
— Ребята! надо за старостой сходить!
— Я до царя дойду! — кричал парень, — он, батюшка, всех ослобонил… Это в старину господа девок отдавали за кого хотели…
— Да ты кто такой? — подступая к парню, вопил Краюхин, — один кнут на плече!
— Сказано слово — не уступлю девку! Как вы ни гоните!
Пастух с отцом вышли из избы.
— Что ж ефто такое? — говорили мужики, — авось у нас хрящоная вера: когда девка супротив родителев шла?!.
— Это все ты! — кричал хозяин на жену, — это твоя дель… избаловала девку…
— Нет, ты! — подхватила хозяйка, — говорила, погоди пропивать девку; полштоф да калач принесут, а ты и рад.
— Ну, сват, помни! — грозил Краюхин, — страмоту завел, как бы самому не расхлебать… Я те навек в работники запру… православные! будьте свидетели: я сейчас еду в суд… меня же опили, меня же хотят и поджечь…
— Постой, сват! Надо говорить по-божьи: разве я тебя хотел поджечь?
— Вот грехи-то, — говорил народ, выходя из избы.
VСБОРЫ К МИРОВОМУ
Кирпичная изба Краюхина, покрытая вприческу, стояла среди деревни, дворов через пять от дома невесты: раскрашенные ставни, узорчатое крыльцо с скворечницей, пустые ульи на завалинках, несколько тележных станков — все говорило о зажиточности хозяина. В сенях стояло исполинское корыто для свиней, выдолбленное из столетнего дуба; на стропилах и переметах висели мешки с салом, окорока ветчины, дубленые овчины и пр.
Пришедши в избу с женой, Краюхин бросил шапку на нары и сел подле стола. Жених спал на полатях.
— Нет, я этого дела не оставлю! — говорил хозяин, стуча кулаком по столу, — все имение просужу, а не поддамся… Ноне же поеду к мировому…
— Посудись, попытай, — возражала хозяйка, — благо у тебя скирдов много… Гляди, как бы чего хуже не было… вон пастух-то грозит красного петуха подпустить; ты думаешь, он своей головой подорожит! Беды — горе! У него всего имения — кнут, а у тебя, может, тысячи… Что ему острог? Он просидел свое время, и опять вот он! Ох! — заключила хозяйка, сложив руки на груди, — избави, царица небесная…
— По-твоему, стало быть, все дело бросить? — говорил Краюхин, — цалковых на двадцать огрели да срамоты наделали — тебе этого мало?
— Не проводи с этими судами поболе… — отыскивая кудельку, заметила хозяйка, — бывает, истратишься, а по-твоему ничего не сделается… В суд тоже — завяжи в узел, да и ступай туда…
— Стало быть, и Ваньку не надо женить. Кто ж будет работать-то? Баб вовсе нет!..
— Женить-то женить, — отвечала жена, — как бы греха не было: ты вишь, господь свое строит: никак третью невесту запиваем, а все нет толку: малый сам того не стоит, что пропили… Кто пойдет за него? Ты вишь, совсем дурак… какая на него польстится?
В ответ на все это с полатей раздавалось громкое, беззаботное храпенье хозяйского сына.
В задумчивости, побарабанив пальцами по столу, Краюхин подошел к полатям, дернул сына за волосы и сказал:
— Эй! тебе только спать?
— Чаво? — протирая глаза, буркнул парень.
— Слезай оттуда! — крикнул отец, — небойсь лошадям пора давать корму…
Иван, с красным длинным лицом, светло-русыми волосами, высунутым языком и белыми едва пробивающимися усами, неторопливо подошел к столу; глядя на отца мутными серыми глазами, он проговорил: