– Оно ничего… Что ж, когда такое дело?.. вот маленько у меня не докопано до сажени… десятский приезжал, кричал, кричал…
– Авось докопаешь! Ступай, да и раз! там уж запой был… отдадут за Ваньку – девка пропала… а она мне говорила, что со всем согласьем… дело насчет, значит, родителев…
– Вот что, малый: куда ж мы ее приведем-то?
– Толкуй там, куда приведем… а у них-то что? одни ворота… двора-то нету… весь сожгли…
– Стало быть, вы промеж себя будете жить?
– А то что же! Я не во двор ее веду, а будем жить по людям, и ладно…
– Это так… – доставая тавлинку, заметил старик, – ну что ж… пожалуй…
– Вот что, батя: однова дыхнуть, жени меня на Параше… дюже будет хорошо!.. Ну, я пойду… завтра поране вставай…
– Эх, Егорушка, – говорил старик, провожая сына, – я б тебя на ком хошь женил, мочи-то не хватает…
III. Попытка
Рано утром Ефим, так звали отца пастуха, зашел к сыну в лес, взял деньги и отправился в деревню Воробьевку, до которой считалось от Лебедкина не более двух верст. На пути в кабаке, стоявшем на большой дороге, он купил водки, белого хлеба и середку ветчины.
Ефим вошел в дом невесты, сложив провизию в сенцах.
– Что, хозяин дома? – спросил он, помолившись образам.
– Тебе что надо? – спросила хозяйка.
– Да я так пришел: мне повидаться надо.
– Тебе насчет чего же надо-то?
– Да так! поговорить насчет одного дела.
– Ты откудова?
– Чернолесский. Вскоре вошел хозяин.
– Доброго здоровья! – сказал он, – тебе что надо?
– Тут… насчет своего дела…
– Об чем же?
– Да насчет, примеру, девки…
– Какой девки?
– Силич, твоей.
– Моя пропита!
– Мало что есть! вот мы поглядим, как дело пойдет… Ефим отправился в сени, принес оттуда провизию
и, становя ее на стол, проговорил:
– Тут вот что!..
– Да это мы видали виду-то, – возразил хозяин, с пренебрежением глядя на закуску, – у нас не такие бывали: и яблок принесут и арбузов… что твоей душе угодно… Только нам теперь не до этого… я уж готовлюсь к свадьбе: вон и ржицы на солод приготовил; бражку затеваем…
– Эх, брат! – воскликнул Ефим, развязывая провизию, – люб-нелюб – повидался…
– Да что, брат ты мой, повидался… у нас уж два года дружелюбие идё с Краюхиными…
– Опоздал, батюшка, опоздал! – заговорила хозяйка, становя чугун в печку, – мы уж никак больше году с Краюхиными знаемся… и дары уж отдали.
– Мало что отдали! – сказал Ефим, – хлеб-соль во сне хорошо, а наяву еще лучше…
– Ну так что же, брат ты мой? – сказал хозяин, садясь за стол, – в чем же у нас будет дело? ты чей, откулева?
– Да я – чернолесский… Ефим… А у мня малый есть, Егорка, знаешь, в Лебедкине у барина лошадей стережет…
– Знаю, знаю… Так что ж, значит, куда же это вы мою Параньку хочете взять? ведь я дом-то ваш знаю: мой хорош, а ваш еще ловчей!..
– Э! братец ты мой любезный! – держа в руках штоф, заговорил Ефим, – и через золото слезы льются, я слыхал… Я ведь не в дом беру, а просто за Егорку: человек дорог!.. Парень тебе известный: вокруг вас другой год живет…
– Живет-то живет… ну-ко, садись за стол: там видно будет… что с тобой делать. Подноси… ну, пей сам.
– Дурья голова! – завопила хозяйка на мужа, – что у тебя горло-то как бёрда! что хошь пройдет… И рад, родимец те растяни, что вина принесли… а забыл, что девка давно пропита…
– Э! гость на гость, хозяину радость… во всем воля божия!.. вот Еремины опили, может быть, десятерых… а нам по бедности только другой пришелся…
– Я не к чему что, – держа перед хозяином стакан, говорил Ефим, – не знаю, как имя, отчество…
– Был Кузьма, – сказал хозяин и обратился к жене, – ты бы посмотрела на улице да хлудом дверь-то заперла… неравно сваты придут… Краюхин ноне Параньке говорил… То-то, стало быть, баба дура!
Хозяйка заперла дверь и возвратилась в избу.
– Садись, сват! – продолжал хозяин, обращаясь к Ефиму, – мы попросту… мы народ бедный… Аксинья! порежь ветчинки-то…
– Я сам, малый, бедный, не рассказывать тебе, – объяснил Ефим, присаживаясь на коник, – у вашего же барина камни копаю… Только вот что я тебе скажу… Нет! давай выпьем по другой… Просим покорно!
– Отрежь ребрышко, – сказал хозяин жене.
– Вся для вас! – указывая на ветчину, объявил Ефим, – дело, видишь, какое: лежу я на печке, Егорка приходит мой и пересказал мне, что твоя девка больно полюбилась ему…
В это время вошла Параша с коромыслом, увешанным рубахами.
– Здорово живете! – сказала она гостю, проходя к печке.
– Здравствуй, касатка! – проговорил Ефим, глядя на девушку, – стало быть, твоя дочка? – спросил он хозяина.
– Моя…
– Ну, я и говорю, – продолжал Ефим, – куда ж нам, говорю?.. не сыграть нам свадьбы… а он вон как: «У меня управляющий нипочем! Взял пару цалковых, ступай, говорит, запивай! Вот тебе вино, вот тебе и середка…» Удалой парень зародился…
– Знамо! что говорить? – сказал хозяин, – по душе на что лучше! Только как же, сват? где же мы свадьбу-то играть будем?
– Матушка! – шептала за перегородкой девушка своей матери, – это пастухов отец?
– Он…
– Я видала парня-то… он малый хороший… я за него с радостью пойду!
– Погоди ты, девка, дай послушать, что говорят.
– Да, вишь, он хитрый какой, – продолжал Ефим, – беру, говорит, не в дом, а себе…
– Значит, по людям? – спросил хозяин, – а мы-то где ж при старости будем?
Ефим замялся, взял в руки штоф и проговорил:
– Ведь это и так сказать, это дело его! лишь было б согласие!.. ведь не нам с тобой жить… Ну-ко, сватенек, давай еще по одной…
В это время на улице раздался стук в дверь… «Отпирай, сват!» – кричали несколько голосов…
– Я тебе говорил! – воскликнул хозяин, сердито смотря на жену, – это что? Беги посмотри!
– Ах, провал тебя возьми; они, и то они! – объявила хозяйка, входя из сеней в избу…
– Ну слухай, сват, – сказал хозяин Ефиму, – ты сядь поди к печке… кабысь насчет колес пришел… Аксинья! прибирай! поставь посуду-то на полку… возьми середку… поправь скатерть…
– Это кто же? – боязливо спросил Ефим, отправляясь к печке…
– Экой ты, братец ты мой! Сваты…
– Что ты врешь?
– А ты как думаешь об Параньке? За ней бяда что народу!
– Батюшка! – объявила девушка, подходя к столу, – ты меня лучше не отдавай за Ваньку… вот тебе Христос, не пойду за него! За Егора – пойду!..
– Ну, ну! знать, не учена давно?
– Ты забыла, – подхватила мать, – что у отца с матерью на гумне-то?.. кладушка одна…
Параша ушла за перегородку и села на кровать. Между тем Ефим, сидя у печки, рассуждал сам с собою:
«Вот оно, значит, молодо-зелено… Послухал Егорку – и наткнулся… Ну, да что ж?.. я ни в чем не повинен… плохого ничего не сделал…»
IV. Сваты
Толпа мужиков и несколько баб, держа в руках жбаны с вином, ковриги хлеба, пироги, завернутую в скатерть баранину, стояли на крыльце. Хозяин без шапки встретил гостей, умильно говоря:
– Добро пожаловать, добро пожаловать…
– Мы маленько припоздали, сват, – заговорил сам Краюхин, одетый в дубленый полушубок, – за вином долго проездили: в город посылали… я хотел тебе удружить.
– Ну, благодарим на этом, – сказал хозяин.
Мужики вошли в избу, помолившись богу, снова поздоровались и начали раскладывать свои припасы на столе.
– Это чей же у вас такой? – спросил Краюхин, кивая на Ефима.
– Да чернолесский… пришел было передки поторговать… Человек тоже бедный…
– Что ж? – заметил Краюхин, – не замай… Ну что ж, сватики, – обратился Краюхин к хозяевам, – стало быть, с богом! пора помолиться в последний раз…
– Что ж? – плаксиво сказал хозяин, – давай бог час! Аксинья! вздуй огоньку, зажги свечку…
– Слава богу! – продолжал Краюхин, – попили винца вдоволь… дело сладили…
Хозяйка приставила к образу свечку, и все начали молиться в землю, приговаривая: «Христос господь, божия матушка!.. Сам Миколай-угодник и все родители…»
– Просим покорно! сват! что ж не садишься? мы пришли тебя угощать… И ты, сватьюшка… двигайся, двигайся дальше…
– Мне было некогда, – проговорила хозяйка, – ну, я сяду поближе: придется подать…
– Чего тут подать? у нас все тут есть. Дядя Евлам-пий! развязывай! Крой пироги-то…
Краюхин, стоя перед столом, расчистил свои усы, потер пальцами по животу, встряхнул волосами и взял в руки штоф.
– Просим покорно!..
– Пей, сват, сам, – сказал хозяин, – что в руках, то в устах…
– Ну, стало быть, будьте здоровы…
Остаток капель Краюхин брызнул в потолок, постучал опрокинутым стаканом себе по голове и объявил: «Вот так, чтобы наши молодые попрыгивали…»
– Пошли господи!
– Его святая воля!
– Помоги бог, что задумали, загадали…
– Авось невеста идет не куда-нибудь, а в богатый дом…
– Мы ее не обидим! – сказал Краюхин, – у нас и так баб мало… работой неволить не будем… была б только почетница…
– Своим добром хвалиться грех, – заметил хозяин, доставая кусок баранины, – а мы за ней плохого не замечали…
– Даст бог, заживем знатно…
– И жених – малый смирный…
– Я тебе, сват, по истинной правде скажу, – объявил Краюхин, – вот ему восемнадцать лет, и от него вот чего не видал… просто красная девка…
– Маленько лицом не вышел, – заметила хозяйка, – ну да стерпится – слюбится… Народ болтает, что он какой-то блажной…
– Это, я тебе скажу, природа такая! – воскликнула мать жениха, – на ем, должно, была младенческая…
– Да и насчет работы ничего… – подхватил Краю хин, – вот за водой все он ездит… это уж работа за ним… Ну, маленько недосмыслит чего, знамо, парень молодой… мы сами молоды были… Вон нонче умные-то понадели красные рубахи, пояса с махрами, лосные картузы – словно господа. А нашему брату за господами не угоняться…
– Да что говорить! – возразил один старик, – эти умные избаловались на отделку: пустились в воровство да в пьянство… Иной сошник али курицу стащит с перемета – все в кабак… Прежде их секли в конторе, а теперь сечь-то некому… Надысь мне кум Игнат рассказывал: чей-то лебедкинский малый пропил в кабаке кошку – заместо петуха…