Грозные орудия их были закрыты чехлами заботливой краснофлотской рукой. Боевые флаги шептались на лёгком ветерке. По гулким железным палубам шагали вахтенные с наганами у поясов.
В этот тихий вечер с Егоркиной лапы сняли повязку, и Клюев вывел его знакомиться с Иваном Кузьмичом и с Фордиком.
Медная пряжка на животе медвежонка сияла золотом. Егорка поздоровался с подводниками, приложив лапу к голове, и улёгся у ног Клюева.
Подводники стали хвалить медвежонка. Клюев сказал:
— Что ж вы, братцы, просто так хвалите?
Подводники принялись хвалить Егорку не просто так, а с сахаром и конфетами.
Прибежал с камбуза и Между Прочим. Он принёс такую горячую говяжью кость, что еле держал её в руке.
— Вот, между прочим, — сказал Между Прочим, — гостинец так гостинец! С пылу, с жару. Есть что покушать, есть чем поиграть! Кушай, Егорка!
— Что ты, товарищ Остапенко, даёшь малому медвежонку гостинец, которого и лев не разгрызёт, да ещё горячий, как раскалённое железо!
— Так я ж хотел как лучше, — смутился кок, — погорячей — повкусней!
— Лучше будет вот как, — усмехнулся Клюев и подал Егорке кусочек чего-то похожего на деревянную плиточку.
Егорка фыркнул было, потом нехотя пожевал и вдруг, забыв всякие приличия, так зачавкал, как чавкает молодой поросёнок, когда его первый раз подпустят к корыту с тюрей. Потом облизнулся, поднялся на лапы и стал просить добавки. Шоколад оказался вкуснее муравьев.
«Что ж, подводники — они тоже ничего!» — наверно, подумал медвежонок, уписывая шоколад.
Вдруг он обернулся и оскалил зубы. Шерсть у него встала дыбом и в глазах зажглись зелёные огоньки.
К подводникам, поджимая то одну, то другую тоненькую ножку, приближался Фордик.
В один миг припомнилась медвежонку собачья обида. Все зажившие царапины сразу заныли.
Не успел Клюев поймать Егорку за ремень, как медвежонок бросился на Фордика и погнал его к молу.
— Егорка, стоять смирно! — крикнул Клюев.
Но было уже поздно: Фордик разлетелся на своих ножках по каменному молу и сорвался вниз. Подняв лапу, Егорка смотрел на плывущего Фордика и негодующе рычал.
Фордик плыл, пофыркивая и подгребая к берегу. Вдруг он заскулил претоненьким, жалостным голоском и стал тонуть. Краб единственной своей клешнёй вцепился Фордику в ногу и тянул его в море.
Краснофлотцы с «Акулы» спустились к камням и вытащили дрожащего Фордика. Краб болтался на ноге собачки. Еле его подводники отцепили.
Очень рассердились краснофлотцы с «Акулы» за своего Фордика и подступили к Клюеву:
— Что ж это ты, дорогой товарищ, какого-то кашалота завёл? Из-за него порядочной собачке и погулять одной невозможно.
Клюев закурил свою трубочку с крышечкой, чтоб ветер табак не выдувал, и усмехнулся:
— Какая же она порядочная? Так себе, шарикоподшипник какой-то. Вертится, крутится…
— Ах, так? — обиделись краснофлотцы с «Акулы». — А у твоего кашалота только и всего, что пряжка на пузе блестит!
— Как так? — обиделся и Клюев. — Он под козырёк умеет!
— Это уж видели.
— Он команду «вольно» выполняет!
— А это неправда!
Клюев сунул Егорке в пасть кусок шоколада и приказал:
— Смирно!
Егорка взял под козырёк.
Клюев скомандовал:
— Вольно!
Егорка послушно опустил лапу, сел на мол и вдруг заворчал.
На другом краю мола стоял мрачный Иван Кузьмич.
Козёл медленно приближался, собираясь сбросить рогами в море это косматое незнакомое существо, которое явилось на базу без всякого пропуска.
С любопытством следили подводники, что произойдёт дальше.
Егорка сердито обернулся и, недолго готовясь, нанёс Ивану Кузьмичу крепкий удар лапой. Козёл не удержался и плюхнулся в море.
Поднялся фонтан брызг, и Иван Кузьмич пошёл на морское дно щипать капустку.
Еле вытащили его подводники за рога и за копыта. И все так хохотали, что тащили недружно, и козёл успел вдоволь наглотаться морской водички.
Стал он на молу, хлопает глазами с белыми ресницами и ничего не может понять.
— Да, — сказали подводники Клюеву, — прав ты! Умнее Егорки на свете зверя нет. Признаём медвежонка подводником!
— Стало быть, ему и шоколадный паёк полагается! — засмеялся Клюев.
— Опять ты прав! — сказали подводники и стали наперебой угощать Егорку шоколадом.
Фордик сразу учуял сладкое, но страх перед свирепым зверем приковывал его к молу.
— Не робей, Фордик! — позвал собачку Клюев. — Иди-ка сюда, А ты, Егорка, не смей больше обижать Фордика! Чуешь? У нас, брат, как живут? Один за всех, все за одного. Ешьте вместе, а деритесь порознь. Иван Кузьмич, иди-ка и ты сюда, глупая голова!
Фордик пересилил страх. Он подошёл к Егорке и лизнул его в нос. Медвежонок презрительно фыркнул, но собачонки не тронул. Тогда Фордик выбрал самый маленький кусочек шоколада и стал вежливо есть.
Увидел козёл эту печальную для него картину, зашипел и пошёл гордой походкой прочь.
Между Прочим, бегавший на камбуз за скрипкой, встретил козла и крикнул ему:
— Пойдём танцевать, Ваня?
Козёл даже не обернулся. Он залез под старую шлюпку и стал думать, как бы отомстить ненавистному медвежонку.
А на молу Клюев уж играл на своей двухрядке с колокольчиками и Между Прочим вторил весёлой музыке на своей скрипке.
Фордик крутился на задних лапках и тявкал. Этот лай прямо-таки разъедал козлиное сердце.
Долго ещё играли и смеялись на молу подводники. Когда же в клубе зажглись яркие огни, Клюев кончил играть и сказал друзьям:
— А знаете вы, товарищи, что такое «тайна трёх»? Гадайте — не разгадаете, а придёт время — сами узнаете. Товарищ кок, забирай Егорку и следуй за мной!
И они трое пошли в клуб: Клюев, Между Прочим и Егорка.
Сачков и Бачков
Солнце всходило и заходило. Вечно напоминая о себе, не успокаиваясь ни на минуту, шумело море.
Даже тогда, когда на море лежал полный штиль и вода казалась густо политой маслом, море нет-нет да и ударяло волной о камни, смеясь и предостерегая:
«Берегитесь! Я море, я глубокое…»
Но каждый день, не боясь ничего, выходили в море на боевое учение подводные корабли.
Далеко в море подводники стреляли из орудий и зенитных пулемётов. Разбежавшись по морю, с полного хода ныряли под воду.
Лишь белые зайчики пены играли над тем местом, где только что плыл большой корабль, полный людей.
А из-под воды уже мчались в цель смертоносные торпеды.
Как в петле, метался корабль, но не избежать ему было гибели.
Или ложилась подводная лодка на грунт, и командир приказывал:
— Лодка получила пробоину! Надеть спасательные костюмы!
Подводники быстро надевали спасательные костюмы. Они были из чёрной прорезиненной материи и плотно облегали тело.
Костюм кончался на голове островерхим капюшоном, на котором блестели два больших круглых стеклянных глаза.
К поясу костюма были подвешены два баллончика с кислородом для дыхания. Выдыхаемый воздух выходил под капюшон и, скапливаясь там, держал подводников на воде, как поплавок.
С любой глубины поднимались подводники в своих костюмах. Рыбы в страхе шарахались от чёрных теней, отчётливо видимых в чистой воде моря.
Лодка всплывала, и подводники снова выходили на её палубу.
Может случиться и так, что лодка запутается в сетях, поставленных врагом. Тогда опять выйдут на верхнюю палубу спокойные люди в чёрных островерхих костюмах и освободят свой родной корабль, и он снова пойдёт громить врага.
Можно и по морскому дну ходить в этих костюмах, а это так чудесно и забавно, что и в сказке лучше не рассказывают.
Много лежит на дне моря богатств, много там запрятано таинственного…
Как всегда успешно выполнив задание командования, подводные корабли возвращались на базу. Весело погрохатывали дизеля.
Ещё издали узнавал Егорка завывающий голос сирены «Тигра» и бежал со всех ног на мол.
Смело и осторожно приставал «Тигр» к базе. Отдраивались люки. Обветренные, загорелые подводники один за другим сходили на берег с одеялами и подушками, с книгами, патефонами, с ящиками шахмат.
— Ну, здорово, Егорушка! — смеялся Клюев. — Море привет тебе прислало, и кланяются тебе три дельфина, дюжина крабов, старая камбала и скользкая медуза!
От радости медвежонок мотал головой и туда-сюда двигал хвостишком. Да и как тут не радоваться! После каждого похода подводники совали ему в пасть столько всего самого вкусного, что медвежонок начал уже толстеть и шерсть у него так и лоснилась.
Каждый вечер после похода Клюев брал свою двухрядку и запирался в комнате клуба вместе с Егоркой и Между Прочим.
«Тайна трёх» оставалась неразгаданной. Всех подводников разбирало страшное любопытство.
Не раз они хитро заводили разговор про тайну с доверчивым Между Прочим, но кок молчал, как выпотрошенная рыба у него на камбузе…
Служили на «Тигре» два молодых краснофлотца — Сачков и Бачков, Сачков делал всё так, чтобы поработать поменьше, а поспать побольше. Спать он очень любил и однажды заснул даже во время приборки, опершись руками на швабру.
Бачков делал всё так, чтобы поработать поменьше, а поесть послаще и побольше. Поесть Бачков очень любил. У него была интересная ложка. В неё входило сразу пол-литра или полкило. Бывало, черпанёт Бачков своей интересной ложкой два раза — и в тарелке уже показывается донышко.
Вот на таких особых интересах Сачков с Бачковым и подружились. Всюду они ходили вместе и любили разговаривать о том, кто больше всех может съесть и кто больше всех может проспать.
Не раз беседовали с ними командир корабля и товарищи. И в стенной газете «Перископ» на двух приятелей появлялись едкие карикатуры.
После этого Сачков и Бачков обещали исправиться, некоторое время держались, а потом начиналось всё сначала.
Если бы не Сачков и Бачков, «Тигр» стал бы лучшей лодкой в подводном флоте: он метче всех стрелял, быстрее всех погружался, больше всех прочитал книг и всех остальных обыгрывал в футбол.