– Сударыня, позвольте задержать вас на несколько минут, – попросил он. – Я сейчас заменяю посланника в Лондоне, и мой долг – оказывать помощь всем нашим соотечественникам. Позвольте представиться. Князь Сергей Курский! А вы – графиня Бельская?
Катя посмотрела на собеседника. Она никогда не отдавала себе отчёта, что первый взгляд в её огромные светлые глаза всегда производил на мужчин неизгладимое впечатление. Князь Сергей не стал исключением: он потерял дар речи и поэтому не заметил, что красавица замешкалась с ответом. Катя не знала, какой титул ей назвать, потом решила, что раз в Англии её дом и деньги записаны на графиню Бельскую, то лучше так и представляться.
– Да, я – Екатерина Павловна Бельская, – подтвердила она и улыбнулась дипломату. – Благодарю вас, князь, за внимание, но мне пока ничего не нужно.
– Сударыня, для меня будет честью оказаться вам полезным, – галантно ответил Курский. Выйдя из оцепенения, он открыл перед Катей дверь храма. – Вы можете всегда найти меня в нашем посольстве.
Катя ещё раз поблагодарила и уехала домой, сразу выбросив эту встречу из головы, а поражённый в самое сердце Курский больше ни о чём не мог думать, как только о прекрасном лице юной мадонны с огромными светлыми глазами. С тех пор князь Сергей ежедневно приходил в храм в надежде поздороваться с прекрасной графиней, открыть ей дверь, справиться о её здоровье. Постепенно Катя привыкла видеть Курского в церкви, ей и в голову не приходило, что христианское смирение этого красавца связано с возможностью её видеть. Не замечала Катя и всех остальных воздыхателей, но какой может быть спрос с женщины, если она готовится к родам?
До родов оставалось две-три недели, и Катя старалась уже как можно меньше выходить из дома. Она перестала ездить в церковь и молилась теперь в домашней часовне.
Сегодня Катя пришла сюда рано – беспокойство не давало ей спать. Чего она боялась? Родов? Наверное… Чего просила? Встречи с мужем… Катя ещё стояла у икон, когда в дверь постучала горничная и попросила хозяйку выйти к гостю из России.
– Алексей! Он приехал! – обрадовалась Катя и бросилась к гостиной. У окна стоял Штерн. Её разочарование оказалось столь заметным, что поверенный лишь виновато развёл руками. Пришлось Кате сглаживать неловкость. Она усадила Штерна за стол и велела принести чай.
Иван Иванович начал рассказ о делах, случившихся в Бельцах. С ужасом узнала Катя о преступниках, умертвивших её родных. Поняв, что, выбросив разбившиеся от тряски бутылки и корзинки с провизией, чудом избежала смерти, она перекрестилась. Истина открылась, но не все преступники были наказаны. Раз мадам Леже исчезла, не понеся наказания, Катя не могла быть спокойной ни за свою жизнь, ни за жизнь ребёнка. Похоже, что и Штерн думал так же. Поверенный отводил глаза и выглядел даже виноватым.
– Иван Иванович, что случилось? Я же вижу, что вы чего-то недоговариваете. Скажите правду, – попросила Катя.
Штерн помолчал, но потом собрался с мужеством и произнёс:
– Екатерина Павловна, ваш супруг погиб под Москвой.
Катя побледнела, вскочила – и потеряла сознание, а следом начались схватки.
Шли вторые сутки с тех пор, как начались схватки. Луиза, Марта и приглашённый Штерном лучший акушер Лондона уже начали терять надежду. Катя приходила в себя, но тут же снова впадала в забытьё. Доктор вышел в гостиную к совершенно растерявшемуся поверенному.
– Состояние графини таково, что она не может помогать природе, и чтобы спасти дитя, нам необходимо сделать кесарево сечение. Кто из родных может дать на это согласие? – осведомился Грин.
– У графини больше нет родных, но я – её доверенное лицо и, наверное, это решение следует принять мне, – признал Штерн и сам спросил доктора: – Если Екатерина Павловна придёт в себя, сможет ли она родить обычным путём?
– Да, несомненно: дама молода, плод лежит правильно, и, если она сумеет помочь нам, ребёнок должен родиться довольно быстро.
– Тогда давайте ещё подождём и будем молиться, чтобы графиня пришла в себя, – решил Штерн и умоляюще поглядел на доктора. – Когда наступит критический час, вы мне скажете?
Доктор кивнул и вышел…
– Милая, проснись. – Голос матери проник в затуманенный мозг Кати. – Помоги нашему внуку появиться на свет. Ему уже пора родиться.
– А разве я сплю? – удивилась Катя. – Что со мной?
– Спаси нашего внука, будь сильной! – голос матери уже не просил, а требовал. – Мы всегда гордились тобой, не подведи нас сейчас.
Катя открыла глаза и, закричав от немыслимой боли, выгнулась дугой.
– Ну, наконец-то, – обрадовалась Луиза, – тужьтесь, миледи, помогите малышу.
– Давайте, моя девочка, помогайте младенцу. Старайтесь! – попросила Марта. Она прижала Катю к себе и пригнула ей голову так, что подбородок упёрся в грудь – Ну же!
Волна судорог прошла по Катиному телу, и вдруг… В наступившей тишине раздался крик ребёнка, и повеселевший доктор высоко поднял младенца.
– Мальчик, – объявил врач, показывая новорождённого Луизе и Марте, – смотрите, какой он большой и красивый.
– Его зовут Павел, запомните, – прошептала Катя и вновь потеряла сознание.
В мир пришла новая жизнь…
Глава двадцать шестаяНепростое дело
Война перевернула жизнь Щеглова. Теперь он занимался самым важным для страны делом – кормил войска. Казна закупала хлеб для армии, а где его ещё можно было взять, кроме как в незатронутых боями южных губерниях России? Помещики продавали урожай, оставив себе лишь неприкосновенный запас, всё остальное выгребалось подчистую, и, хотя цену на зерно определили до смешного низкой, за время своих непрерывных путешествий по губернии поручик не слышал ни одной жалобы.
К счастью, хлебная эпопея заканчивалась – Щеглов добрался уже до самого южного уезда. Сегодня обоз собирали в Троицком – имении барона Тальзита. Этот с виду мягкий и деликатный немолодой человек с проницательными карими глазами оказался уездным предводителем дворянства. Он очень помог Щеглову, да и, судя по количеству подвод в обозе, своё зерно отдал чуть ли не полностью.
– Вы на сев-то оставили, Александр Николаевич? – на всякий случай спросил Щеглов.
– Мужикам всё, чтобы перезимовать, роздано, ну и без семян не останусь, – не стал вдаваться в подробности Тальзит и поспешил сменить тему: – Раз я последний в нашем уезде…
– А как же Ратманово? – удивился Щеглов. – Я от вас собирался туда ехать.
Барон лишь вздохнул:
– Не с кем там теперь разговаривать…
– А что, разве управляющий князя Алексея куда-нибудь уехал?
– Нет там теперь ни управляющего, ни хозяев. Как пришло известие о смерти Алексея, так всё и рухнуло, – объяснил Тальзит. – Крестницы мои исчезли вместе со старой графиней, ну а новый хозяин – князь Василий – здесь не задержался: в Петербург укатил. Уже месяц как я не могу ни от кого ничего добиться. Знаю лишь, что следом за Василием управляющий вещички собрал и убыл в неизвестном направлении. Да я его не виню, с таким хозяином разве можно ужиться?!
Известие ошеломило Щеглова. Вспомнилось красивое лицо Алексея Черкасского. Когда же они виделись в последний раз? А ведь чуть ли не год прошёл! Это было в земельной управе, тогда Алексей с недоумением рассматривал белый конверт, который он достал из портфеля. И вот теперь князя нет в живых. Понятно, конечно, что идёт война, но, когда она забирает твоих знакомых, становится жутко. Даже не верилось! А юная жена Черкасского, она-то знает? А его сёстры? Что будет теперь с ними? Стало страшно. Ведь Щеглов ничего не забыл. Весной, когда Василий Черкасский целую неделю просидел в ресторане гостиницы, поручик успел хорошо к нему присмотреться. Этот человек оказался злобным, как собака. Хватало сущей ерунды вроде померещившегося его пьяному воображению косого взгляда или непочтительного слова полового, чтобы князь Василий потерял самообладание. Старший Черкасский не объяснялся и даже не скандалил, он сразу бил. Вид крови, текущей из разбитого носа полового, мгновенно улучшал князю настроение. И что же – теперь бедные сёстры и юная вдова Алексея попадут во власть этого безумца?
– А где живёт супруга погибшего? – спросил поручик у Тальзита.
– Если бы я знал! Впрочем, она в Ратманове и не жила, а вот куда уехали княжны – для меня загадка. Две из них – Долли и младшенькая, Ольга, – мои крестницы. Не могу представить, что могло случиться, чтобы они, уезжая, не попрощались со мной. Тёмное это дело.
– А что слуги говорят? Дворовые ведь наверняка никуда не делись?
– Молчат все, как воды в рот набрали. Я подозреваю, что и батюшка из ратмановской церкви, и старый дворецкий Иван Фёдорович не так невинны, как кажутся, но они утверждают, что ничего не знают.
– Действительно, странно… – протянул Щеглов, и прошлая обида на генерал-губернатора и поверенного Штерна вновь поднялась из глубин памяти.
Как же! Светлейший князь может быть виновен лишь в том, что запутался в долгах и попал в железные руки авантюристки-процентщицы, а то, что этот самый князь получает удовольствие при виде крови, в расчёт не принималось. Щеглов тогда пытался достучаться до разума начальника, но всё оказалось напрасно. Ромодановскому не хотелось лишних забот. Дело сделали – преступника поймали, а тот дал показания на своих подельников. Вот и славно! Ну, а потом и впрямь стало не до расследования – началась война. Если бы не разговор с Тальзитом, то уставший Щеглов и не вспомнил бы о своём первом задании на губернской службе.
Поручик задумался. Солнце стояло высоко, значит, сейчас чуть больше полудня, можно успеть заскочить в соседнее имение, а потом догнать обоз по дороге.
– Может, съездим в Ратманово? – предложил Щеглов барону.
Тальзит с сомнением окинул взглядом вытянувшийся поперёк двора обоз. Ещё с десяток подвод стояли под погрузкой. Барон в нерешительности потёр лоб. Было видно, что он хочет поехать со Щегловым, но боится за дело. Наконец Тальзит сделал выбор: