– Дорогая, мы теперь стали родней, и, если вы не против, я хотела бы поговорить по-родственному о важных вещах.
Графиня ободряюще улыбнулась Кате и продолжила:
– Во-первых, я предлагаю перейти на «ты». Идет? – спросила она.
Конечно же, Катя согласилась. Долли тут же скрепила их уговор тёплой улыбкой и продолжила:
– Теперь поговорим о тебе. Согласись, ты – прекрасная молодая женщина и при этом целиком погружена в своё горе. Так нельзя, я пока не говорю с тобой о мужчинах, слишком рано, но у тебя есть сын, чьи права в этой жизни ты обязана отстаивать. Знает ли российское общество о рождении Павла Черкасского? Ведь всем его состоянием сейчас распоряжается этот негодяй – князь Василий.
– Но, Долли, я не могу рисковать сыном. Мне страшно…
– Дорогая моя, я всё прекрасно понимаю, но ты не должна прятаться от врага. Ты должна прийти и победить. Я сирота с двенадцати лет и смогла многого добиться: просто вовремя приняла помощь и с толком ею воспользовалась. Скажу тебе по секрету, что я тоже пишу депеши министру иностранных дел и служу здесь наравне с мужем. Но его работа – официальна, а моя ложится кирпичиками в политику империи. Я всегда побеждаю своих врагов и отступаю лишь тогда, когда мне не по силам сделать это сразу, но это – всего лишь манёвр.
Как же это у неё получалось? В графине Ливен не нашлось бы и намёка на властную мощь, она излучала только свет и очарование, но при этом была победительницей. Долли была великолепна, но в себе Катя не находила подобных талантов.
– Честно сказать, я не знаю, что мне делать, – призналась она.
– Я помогу, но только ты сама должна найти силы и решить, что станешь бороться. За сына, но и за себя тоже!
Наверное, Кате просто не хватало толчка, и слова Долли что-то в ней пробудили.
– Да, я стану бороться, – решила Катя и вдруг поняла, что у неё наконец-то появилась цель. – Спасибо тебе, ты возвращаешь меня к жизни.
– Тебя не нужно возвращать, это есть в тебе самой – и характер, и воля, просто они уснули, задавленные горем, а теперь просыпаются. Всё будет хорошо, мы обязательно победим. А пока ты поправляешься, я хочу поближе познакомиться с твоим поверенным и вашей мастерской роскошных платьев. Может, я тоже поучаствую в этом деле собственными средствами, должна же я добывать себе деньги, о которых не знает муж.
Её весёлая улыбка обратила последнюю фразу в шутку, но, засобиравшись домой, Долли ещё раз напомнила о встрече с поверенным. Катя пообещала.
– До завтра, – попрощалась она и вместо дежурной любезности вдруг призналась: – Я буду очень ждать…
Назавтра вызванный на встречу Штерн долго не мог понять, чего от него хотят дамы.
– Екатерина Павловна, зачем я понадобился её сиятельству? – в недоумении спрашивал он. – Я коммерсант и веду дела тех, кто желает преумножить капиталы. Во всём этом, скажу без ложной скромности, я – один из лучших. Но мастерская модного платья не может считаться серьёзным делом. Я помогал Луизе, пока она ухаживала за вами, теперь мадемуазель де Гримон сама справляется с делами. Два десятка бедных французских эмигранток с иголками в руках – это несерьезно.
– Пожалуйста, давайте дождёмся графиню Ливен и послушаем, что она скажет, – попросила Катя. Она и сама толком не понимала, чего хочет подруга.
Долли, как всегда полная очарования, стремительно вошла в гостиную, улыбнулась и… взяла бразды правления в свои руки.
– Доброе утро, дорогая! Как я рада тебя видеть, – сообщила она Кате и тут же обратилась к Штерну: – А это Иван Иванович? Давайте знакомиться. Я – графиня Ливен. Мне Катя много говорила о вас, и я очень хотела бы оказаться в числе ваших доверителей.
Оторопевший от такого напора, Штерн молча поклонился. Долли уселась в кресло и попросила:
– Пожалуйста, Катя, распорядись, пусть принесут чай. Разговор у нас намечается долгий, и, если мы договоримся, думаю, что выиграют все.
За чаем супруга посланника изложила свой план:
– Платья Луизы произвели фурор на моих приёмах. Все дамы наперебой задают мне вопрос, кто моя модистка, а я пока молчу, нагнетаю интерес. Понятно, что Луиза очень талантлива, а изюминка с вышивкой делает её стиль абсолютно неповторимым. Теперь остается получить с этого доход. Катя уже вложила деньги в покупку здания и его переделку под мастерскую. Я беру на себя то, что никто, кроме меня, не сделает: я могу ввести платья Луизы в моду. Вам же, Иван Иванович, будет несложно открыть магазины по продаже этих платьев и поставлять нам необходимые ткани. Главное в этом деле – так всё выстроить, чтобы мы получали хорошую прибыль. Что касается меня, я готова вложить в это дело тридцать тысяч серебром, подаренные мне императрицей-матерью при моём отъезде в Берлин. Ну, что скажете?
Иван Иванович уставился на супругу посланника, потеряв дар речи. Наконец, придя в себя, он сказал:
– Простите, сударыня, но я ещё никогда не получал такого коммерческого предложения от дамы. Я начинаю думать, а не играете ли вы на бирже?
– Пока нет, но, может, с вами на пару и поиграю, – лукаво отозвалась графиня и взяла быка за рога: – Ну что, Иван Иванович, берете меня в дело?
– Конечно, ваше сиятельство, это большая честь для меня.
Долли засмеялась и предупредила:
– Я рада, но только с одним условием: когда мой муж обратится к вам с предложением, чтобы вы стали нашим поверенным и вели финансы нашей семьи, не говорите ему, что я тоже в деле. Самостоятельность женщины в глазах её мужа имеет определённые границы.
– А разве его сиятельство хочет меня нанять? – изумился Штерн.
– Уже хочет, я так расписала ему ваши таланты, что ему тоже захотелось стать вашим доверителем.
– Конечно, ваше сиятельство, всё будет так, как вы хотите.
Вот уже и Штерн попал под всеобъемлющее обаяние графини Ливен. Кто бы сомневался, что так и будет…
– Ну, что ж, дело начато, осталось победить, – отпустив поверенного, изрекла графиня Ливен. Катя не сомневалась, что рядом с Долли это лишь вопрос времени.
Долли весело и элегантно руководила всеми. Штерн по её указке открыл контору в порту и теперь то завозил ткани, то отправлял на континент платья. Готовые наряды, выставленные на продажу в новом магазине на Бонд-стрит, разлетались как горячие пирожки, а частные заказы выполнялись безукоризненно и приносили в кассу хорошие деньги. Долли настояла, что нельзя почивать на лаврах, а следует развивать успех и продавать также шляпки, бельё, веера и меха. Платья от мадемуазель де Гримон прорывали морскую блокаду и появлялись в лучших магазинах Европы.
Штерн, уверовавший в деловую хватку графини Ливен, предложил той и впрямь попробовать себя в игре на бирже, и Долли потихоньку от мужа стала приумножать своё личное богатство. Катя искренне ею восхищалась и стремилась всё время быть рядом. Долли научила её вновь улыбаться и радоваться жизни, и только по ночам, оставаясь одна в сумраке своей спальни, Катя плакала, и тогда её спасали только мысли о сыне.
Глава тридцатаяВеликая княгиня
В день, когда её сыну исполнился год, Катя сняла траур и впервые приехала на приём в «литературный» салон Долли. Графине Ливен хватило нескольких дней, чтобы приучить гостей к присутствию своей подруги, а уже через месяц все считали, что прекрасная, как солнечный день, графиня Бельская всегда была самым лучшим украшением салона.
Катя и сама удивлялась, как быстро привыкла к новой роли и, самое главное, насколько эта роль ей нравилась. Конечно, со стороны могло показаться, что графиня Бельская нуждается во всеобщем одобрении и в восторге поклонников, самым преданным из которых оставался Сергей Курский, но дело было в другом. Катю окрылил успех: всё у неё получалось, и она знала ответы на все вопросы. Жизнь бросила ей вызов, и Катя справилась. Она просто научилась жить, и это оказалось так здорово!
Лондонская зима уже сменилась весной четырнадцатого года, когда Долли попросила помочь найти дом, достойный того, чтобы в нём проживала великая княгиня.
– Екатерина Павловна (любимая сестра нашего государя) решила предварить его поездку в Англию, – сообщила графиня Ливен. – Императрица-мать написала мне, что не хочет, чтобы визит её дочери посчитали официальным, и можно ставить сто к одному, что Екатерина Павловна захочет прямо противоположного. Сколько себя помню, так было всегда. Так что придётся нам пройти по лезвию ножа, чтобы не обидеть ни ту, ни другую августейшую особу.
– Рядом с моим есть очень хороший дом, но он всегда закрыт. Штерн утверждает, что этот особняк принадлежит герцогу Гленоргу, а тот обычно живёт в своём имении, – вспомнила Катя и предложила: – Я могу договориться с прислугой, и мы, если хочешь, посмотрим дом.
– Прекрасно! Давай завтра утром и поглядим, – решила Долли.
Договориться с прислугой не составило труда, и подруги отправились смотреть соседний особняк. В стене, разделявшей усадьбы, имелась небольшая калитка, и они прошли через сад. Участок герцога оказался больше, чем у Кати, и, несмотря на огромные размеры дома, прилегающий сад был большим и тенистым. Кроме розария дамы обнаружили и тисовую аллею, и маленький пруд с золотыми рыбками, и мраморную беседку с ведущим в неё кружевным мостиком. Ну и сам дом, к счастью, не обманул ожиданий.
– Надо же, я даже не могу поверить, что мы в Лондоне – это просто рай! – воскликнула Долли. – Давай пошлём Штерна на переговоры и, если хозяин согласится, снимем дом для великой княгини.
– А какая она, Екатерина Павловна? – устав бороться с любопытством, спросила Катя.
Выражая высшую степень восхищения, Долли закатила глаза и объявила:
– Като – единственная в семье, кто унаследовал характер от бабки Екатерины, недаром что тёзка. Эта девушка отказала Наполеону – побрезговала стать женой императора, а замуж вышла за нищего немецкого принца и заставила брата сделать того генерал-губернатором Тверского края. Все думали, что она чудит, а Като устроила для себя отдельную столицу. А причина в том, что она всегда должна быть первой. Поэты, писатели, историки – все съехались в Тверь. Ну и в делах благотворительности дочка наступает на пятки своей матушке.