В баре шла бойкая торговля. Бутылки имбирного пива и лимонада стремительно перелетали через прилавок. Процент от продажи напитков тоже попадал в копилку комитета. В танцевальном зале – ни в этот вечер, ни в любой другой – не подавали крепкий алкоголь. Тем, кто желал выйти, чтобы посетить соседний паб, выдавали пропуска. Многие приносили с собой в заднем кармане брюк маленькие бутылочки.
Музыканты, которые играли на сцене на протяжении сезона, приоделись, чтобы подчеркнуть особый характер вечера. Мужчины вдели в петлицы розочки, а прекрасная Хелена, вокалистка, прикрепила пышную розу к поясу фатинового платья.
На улице толпились подростки, еще не достигшие допустимого возраста, и заглядывали внутрь. Каждый раз, когда распахивалась дверь, они жадно ловили отблески царившего внутри веселья. Сквозь вентиляционные отверстия наружу поочередно просачивались отголоски песен, взрывы аплодисментов, когда вручали очередной приз, и оркестровая музыка. За лето люди привыкли к шуму танцевального зала, как привыкали к грохоту волн, налетавших на прибрежные скалы.
Иногда жители Каслбея изумленно качали головой, поражаясь исключительной дальновидности Лайонела Донелли. Он занял денег и выстроил это чудовищное сооружение, которое тут же окрестили «белым слоном», утверждая, что оно никогда не окупится. Оказывается, Лайонел, никогда в жизни не сдавший ни одного экзамена, ездил в Англию учиться строительному делу и узнал, что на свете бывают танцевальные клубы. И теперь в танцевальный зал Каслбея люди съезжались отовсюду…
Клэр вернулась на танцпол. Ей показалось, что Дэвид Пауэр направляется в ее сторону, но, прежде чем он подошел достаточно близко, ей протянул руку Джерри Дойл. Это был медленный чувственный танец. Джерри не заботился о соблюдении приличий и не стал удерживать партнершу на расстоянии вытянутой руки в течение первых тактов. Он сразу же обнял Клэр, и девушка прижалась щекой к его щеке. Они были одного роста, а Клэр надела туфли на плоской подошве.
На время этого танца в зале приглушили свет, и зеркальный шар под потолком отбрасывал на публику тысячи крошечных бликов.
«Однажды у меня была тайная любовь», – пела у микрофона девушка в длинном фатиновом платье.
В зале ей тихо подпевали случайным образом подобранные пары. Дэвид Пауэр напевал эти слова на ухо Джози, потому что Ромео добрался до Клэр О’Брайен раньше, чем он. Джеймс Нолан спел их на ухо Берни Конуэй, потому что решил, что в девушке явно что-то есть, раз ее приглашал на танец сам Джерри Дойл. Дик Диллон и Анджела ничего не пели, потому что сосредоточились на танцевальных фигурах и скольжении. Джерри не пел, потому что ему было незачем, а Клэр крепко зажмурила глаза.
Джози улыбнулась удача во время последнего танца, когда Джеймс наконец-то ее заметил и станцевал с ней под зажигательную песню «Калифорния, вот он я». И еще очень многие обрели счастье в тот вечер. Комитет заработал кучу денег, публика высоко оценила мероприятие, а все те, кто предоставил призы, были довольны рекламой.
– У меня есть автофургон, – сообщил Джерри Дойл.
Он трижды пригласил Клэр на танец, а для Джерри Дойла это почти равнялось обещанию хранить верность до гроба.
– Что? – переспросила Клэр.
– Автофургон. В моем полном распоряжении. Я за ним присматриваю. Владельцы приезжают в кемпинг только на выходные.
– Повезло тебе, – невинно заметила Клэр.
– Ну так и?
– Ну так и что?
– Пойдем туда? Ты и я?
– Сейчас? – поразилась Клэр, и ее сердце забилось быстрее.
– Конечно.
Повисла пауза. Он смотрел прямо на нее. Она должна ответить «да» или «нет». Клэр не собиралась придумывать затейливых оправданий.
– Нет, – отказалась она. – Но все равно спасибо.
Его глаза ничего не выражали. В них не было ни намека на желание ее переубедить.
– Ладно, – ответил он. – Спокойной ночи, милая.
У нее на виду Джерри подошел к Кэролайн Нолан. Клэр услышала, как он изобразил удивление, будто только сейчас заметил сестру Джеймса в танцевальном зале. Клэр наблюдала, как Кэролайн радостно улыбнулась, когда Джерри ей что-то предложил. Было слишком далеко, чтобы расслышать слова Джерри. Но когда он обнял Кэролайн за плечи и они вместе удалились, Клэр поняла, что это как-то связано с наличием фургона.
Доктор Пауэр сказал, что подбросит Анджелу до больницы, чтобы она забрала мать. Он никогда не ездил в город один и вечно подвозил кого-то по пути туда или обратно, потому что был самым добрым человеком на земле.
– Я видел, как ты лихо отплясывала с Диком Диллоном, – поддразнил он Анджелу.
– Кто бы мог подумать? Он мог бы успешно участвовать в соревнованиях по бальным танцам. Еще никто не преподносил мне таких сюрпризов.
– Дик очень славный парень. В отеле у него не было шансов выбиться в люди. Старуха-мать всегда предпочитала его брата. И Дик знатно утешал себя в течение дня.
Анджела улыбнулась тактичному способу описать заядлого пьяницу – такого же, как ее отец. Конечно, у Дика Диллона были деньги, чтобы пить с комфортом, а потом ездить на лечение в Дублин, но теперь он завязал с выпивкой.
После танцев Дик проводил Анджелу домой, она приготовила чай и бутерброды с беконом, и они проговорили до поздней ночи.
– Ему очень нужна крепкая рука и поддержка, Анджела, – сообщил доктор Пауэр.
– Неужели я буду это слышать всю оставшуюся жизнь?
– Может быть. Ты еще услышишь, что тебе повезло. Дик – неплохая добыча, к тому же он образумился и оставил разгульную жизнь позади. Именно это ты и услышишь.
– Но ведь муж не добыча, за которой охотятся? По-моему, пара образуется, когда два человека понимают, что их тянет друг к другу больше, чем к кому-нибудь еще. Это не охота.
– Так и должно быть, – подтвердил доктор Пауэр, прокладывая путь сквозь стадо.
Коров без всякого энтузиазма гнал по дороге мальчик.
– А как насчет вас? – спросила Анджела.
Она чувствовала, что лезет не в свое дело, но доктор Пауэр всегда мог отшутиться, если бы не захотел отвечать.
– Я познакомился с Молли на танцах в Дублине в свой двадцать пятый день рождения. На ней было красное платье. Она откинула голову назад и рассмеялась, а я подумал, что было бы хорошо, если бы она вот так смеялась над моими шутками. Так это и случилось. Я неутомимо за ней ухаживал. Никто из нас не был добычей.
– Она по-прежнему смеется над вашими шутками?
– Как правило, да. Иногда зимой здесь бывает тихо и скучновато, и я бы хотел, чтобы у Молли было больше знакомых, которые могли бы ее развлечь. Или чтобы у нас было больше детей. Если в семье только один ребенок, вы слишком много о нем думаете. Я расспрашиваю его о занятиях медициной, а Молли вечно беспокоится из-за его еды, промокшей одежды и того, чем он занимается в Дублине. Будь у нас полдюжины детей, мы бы вели себя иначе.
– Но Дэвид – толковый парень. И умный как черт.
– Это да. Но как удачно мы отклонились от обсуждения твоих отношений с Диком Диллоном.
– Он старик, у которого на уме воспоминания о пьянстве, а иногда – о старом добром вальсе.
– Дик старше тебя самое большее лет на десять. Он прекрасный человек, и он одинок. Анджела, девочка моя, не сбрасывай его со счетов слишком быстро.
Пэдди говорил серьезно, и она решила больше не шутить.
– Странно, что Фиона Дойл отправилась в Лондон на курсы фотографии в самый разгар сезона.
– Время неподходящее, но, наверное, она уехала, как только представилась такая возможность.
Доктор Пауэр смотрел на дорогу прямо перед собой и на маленькие белые домики, нарушавшие монотонные ряды изгородей. Работать сельским врачом, который знал, чем живет и дышит каждый местный житель, было непросто. Пэдди слишком хорошо понимал, как не вовремя Фионе Дойл пришлось отправиться в Лондон.
Когда Клэр встала в половине седьмого, над морем висела дымка. Впереди ее ждал еще один жаркий день. Настоящее пекло. Что ж, они этого хотели: восемьдесят жарких дней с небольшим дождем по ночам, на радость фермерам. Клэр убрала мусор, который скопился на углу магазина, где они освободили место, чтобы после танцев люди могли постоять, перехватить сэндвич с ветчиной, съесть шоколадное печенье, выпить лимонада или апельсиновой газировки. Идея себя оправдала: больше податься было некуда, кроме фургона, который торговал чипсами. Но убирать по утрам мусор было утомительно. Клэр поставила бутылки, подлежащие возврату, в ящик, а остальные выбросила в мусорное ведро. Она открыла двери, чтобы впустить в лавку свежий воздух, и обвела глазами улицу. Жители белых и разноцветных домов еще крепко спали. Лучше всего Каслбей выглядел ранним летним утром: он казался чистым, как засахаренный миндаль. Почтовое отделение миссис Конуэй, выкрашенное в розовой цвет, и лимонно-зеленые стены магазина мисс О’Флаэрти смотрелись как нельзя кстати.
Клэр вернулась в лавку, чтобы вскипятить чайник. Скоро встанет мать, а следом спустится и отец. Он начнет перетаскивать коробки, беспокоясь о запасах товара, а потом внезапно вспомнит о необходимости сделать перерыв и побриться, перед тем как в лавку заявятся туристы из кемпинга, чтобы купить продукты для завтрака.
Чайник уже закипал, когда на кухне появилась Агнес. Она потянулась за рабочим халатом, висевшим на кухонной двери, и Клэр с удивлением заметила, как мать похудела и какой у нее усталый вид.
– Может быть, отдохнешь сегодня? Я сама здесь управлюсь.
– Отдохну? Сегодня? В день, когда будет больше всего работы? Ты с ума сошла? – сказала Агнес.
– Просто ты выглядишь очень усталой, только и всего.
– Конечно, я выгляжу усталой, и Томми Крейг в своем пабе выглядит усталым, и молодая миссис Диллон тоже. Господи, Клэр, мы все выглядим усталыми в разгар сезона!
– Тише-тише, я не хотела тебя обидеть, мама. Я предложила тебе отдохнуть еще пару часов, вот и все.
– Спасибо, – смягчилась Агнес, – со мной все будет в порядке, как только я выпью чашку чая. Люди обычно сами на себя не похожи, пока не выпьют чая.