– Я тебе честно во всем призналась, честнее и быть не может, – сказала она.
Дэвид ворчал, пока они шли к общежитию: почему три девушки и один мужчина? Это какой-то супермен?
– Это Джерри Дойл, – просто ответила Клэр, как будто это все объясняло.
Дэвид испытал резкий прилив раздражения. Джерри – дешевка, а его тактика примитивна. В детстве Дэвид думал, что Джерри – хорошая компания, с ним можно было почувствовать привкус опасности, он был отчаянным сорвиголовой. Теперь Дэвид изменил свое мнение. Джерри – скользкий тип. Его присутствие утомляло.
– Я думал, ты переросла это увлечение, – высокомерно заявил он.
Клэр удивилась. Обычно Дэвид Пауэр так не разговаривал.
– Никто не может забыть Джерри, – сказала она.
То же самое говорила Кэролайн Нолан. Дэвид ощутил вспышку гнева.
– Что в нем такого замечательного? Ему нет равных в постели?
– Понятия не имею, – невозмутимо ответила Клэр.
– В чем тогда дело? – скривился Дэвид. – Он ведь не блещет интеллектом. Или Джерри – грубый алмаз с тонкой душой поэта?
Клэр никогда не видела его таким.
– Почему ты злишься?
– Я не злюсь. Я просто разочарован тем, что ты купилась на эту дешевку. Ты всегда была другой. Зачем, черт возьми, вести себя так предсказуемо? Мчаться на встречу, стоило Джерри поманить мизинцем. Дойл – пустышка, дрянной человек. Ты заслуживаешь лучшего.
Клэр перестала обращать внимание на толпы людей, снующих по улице. Она не замечала прохожих, которым пришлось сойти с тротуара, чтобы обогнуть молодую пару в разгаре ссоры.
– Подавись своим разочарованием, Дэвид Пауэр. Не надо сочинять, что ты расстроен. Убирайся прочь со своими оскорблениями и насмешками. Это ты дешевка, а не я. Я проработала здесь целый день, и теперь я закончила. Я возвращаюсь к подругам, и, если Джерри окажется рядом, он нас развеселит и рассмешит. Он не скажет, что мы предсказуемы. Он будет мил и обходителен. Тебе этого не понять даже за тысячу лет. Джерри хорошо относится к людям. Ему приятно их видеть. Он улыбается, задает вопросы и умеет слушать. Ему нравятся люди. Я рада, что он приезжает в Дублин сегодня вечером, и Валери рада, и Мэри Кэтрин тоже.
– Я не имел в виду…
– Уходи и оставь меня в покое. Я устала.
– Я тоже устал. Я на дежурстве уже не знаю сколько времени. У меня глаза от усталости перекосило.
– Да, – коротко ответила она. – Это я вижу.
– Можно мне все-таки пойти с тобой? Если он там…
– Нет, нельзя. Я никуда не пойду с вами двумя, зная, что ты называл Джерри дешевкой и… Как ты сказал? Пустышкой. Я не буду сидеть с вами в пабе, помня, что ты насмехался над его невежеством и интеллектом. Сам ищи себе компанию на этот вечер. И кто бы это ни был, я ей сочувствую.
Клэр развернулась. Дэвид наблюдал за ней, пока она решительно пересекала Стивенс-Грин.
Спустя неделю Клэр получила письмо от Дэвида.
Люди часто шутят, что медики неграмотны, и я теперь понимаю почему. Я так давно ничего не писал, кроме ответов на экзаменационные вопросы, отчетов о пациентах и конспектов, что не знаю, с чего начать. Я хочу сказать, что, когда мы встретились на днях, я был в очень плохом настроении и мне очень жаль, что я на тебе отыгрался. Приношу свои извинения. У тебя своя жизнь, ты верна другу. Я вел себя по-хамски. Я не знаю, зачем наговорил гадостей про Джерри Дойла. Скрепя сердце я вынужден списать это на банальную, неприглядную ревность. Я всегда завидовал естественному обаянию Джерри и его успеху у женщин. И в тот вечер я особенно завидовал ему, потому что на свидание с тобой шел он, а не я. Мне трудно об этом говорить, и я уверен, что не слишком гладко изъясняюсь, но хочу, чтобы ты знала: я очень сожалею о случившемся. На Хеллоуин в больнице устраивают танцы. Я бы хотел тебя пригласить…
Клэр прислала в ответ открытку. Дэвид приехал за ней в хостел на машине Джеймса Нолана. Клэр надела то же желто-красное платье, в котором Мэри Кэтрин была на танцах с Джеймсом.
– Платье и машина те же, только состав участников изменился, – заметила Мэри Кэтрин, выглядывая в окно.
– У них в Каслбее что, разводят красавцев? – поинтересовалась Валери, наблюдая, как Дэвид в темном пальто и белом шелковом шарфе усаживает Клэр в машину.
Сотрудники больницы украсили общежитие фонариками, вырезав из репы забавные рожицы со свечами внутри. Они расклеили повсюду изображения ведьм и прикрыли лампы красной и черной бумагой. С потолка свисали яблоки, подвешенные на веревочке, а еще яблоки плавали в тазиках с водой, откуда их требовалось достать зубами без помощи рук. Все расхаживали в мокрой одежде, потому что слишком усердно старались поймать яблоко, хотя результат был не важен, превыше всего ценилось веселье. За музыку отвечала энергичная медсестра с гипсовой повязкой на ноге. В ее распоряжении был огромный выбор пластинок. Она должна была проигрывать подряд три пластинки, объявляя после каждой третьей: «Всем большое спасибо, танец окончен».
Дэвид пользовался у дам большим успехом и был нарасхват. Когда объявили белый танец, к нему устремилась целая толпа медсестер, которые чуть не сбили Клэр с ног. Было забавно слышать, как Дэвида называют доктором Пауэром. Клэр каждый раз невольно искала глазами Пауэра-старшего.
Пауэр-младший познакомил ее с сотрудниками больницы, интернами и даже ординаторами.
– А кто сегодня присматривает за больными? – спросила Клэр.
Треть больничного персонала находилась на дежурстве. Дежурные не притрагивались к алкоголю, так как вызов мог поступить в любой момент.
– С ними следует быть начеку, – предупредил бородатый врач. – Пить им нельзя, поэтому у них другие цели.
– Мне дорога моя добродетель, так что я лучше останусь с пьянчугами, – рассмеялась Клэр.
Было видно, что Дэвид ею гордится. Он предстал перед Клэр в новом свете. В своем мире он был раскованным и веселым. Клэр никогда не думала, что с Дэвидом Пауэром можно шутить и смеяться. На ее памяти Дэвид всегда был скорее серьезен: когда в детстве жил с родителями и когда гулял с Бонсом зимой по пляжу.
Конечно, когда летом в Каслбей приезжали Ноланы, Дэвид был весел, бодр и много смеялся, пока Клэр торчала за прилавком магазина…
– О чем ты думаешь? – спросил он, танцуя с ней.
– О тебе, – честно призналась Клэр.
– Хорошо. Это были светлые, приятные мысли?
– Пожалуй, да. Я думала о том, что тебе здесь хорошо. Ты выглядишь счастливым.
– Я о тебе думаю точно так же. В Каслбее я тебе не слишком нравился, – поддразнил ее Дэвид.
– Я тебе завидовала. У тебя было больше свободы. Ты мог развлекаться в свое удовольствие.
Дэвид улыбнулся:
– А я завидовал всем вам. В лавке родителей ты, твои сестра и братья могли приходить и уходить когда угодно, никто не сидел и не ждал вас, не ловил каждое слово…
– Никто не бывает доволен тем, что имеет. Я же тебе рассказывала. Помнишь?
– Помню. Приятно, что и ты помнишь об этом. Я тогда подумал, что, если такие мысли приходят в голову, это очень грустно.
Дэвид улыбнулся, желая ее подбодрить. Клэр улыбнулась в ответ, в этот миг зазвучала быстрая музыка, и желто-красное платье Мэри Кэтрин закружилось под энергичную песню «На берегу реки». Настала очередь девушек приглашать кавалеров, но Дэвид и Клэр этого не заметили. Несколько медсестер поспешно ретировались.
Ужин был великолепен. К праздничному столу подали традиционное для Дня Всех Святых угощение – колканнон из картофельного пюре с мелко нарезанным луком и кудрявой капустой, там были спрятаны кольца и монеты в три пенса. Рядом стояли тарелки с сосисками и сладкими румяными булочками. В тесто булочек тоже добавили кольца, чтобы радостные восклицания при мысли о скорой свадьбе раздавались почаще.
Клэр досталось кольцо, которое она едва не проглотила.
– Господи, до чего же страшно! – ужаснулась Клэр.
– Да уж, ты чуть не подавилась, – заметил Дэвид.
– Нет, не поэтому. Я испугалась, что через год выйду замуж.
Они захватили бокалы с красным вином и присели у окна в уголке большой комнаты, сбежав от толпы, шумевшей где-то поодаль.
– Это что – конец света? – удивился Дэвид.
– Да. Конец всем моим планам.
Клэр расписала ему свое будущее: магистратура, степень доктора философии в Оксфорде или Кембридже, поездка в Соединенные Штаты и, наконец, должность профессора истории. Ей показалось, что Дэвид улыбается в глубине души.
– У меня получится. У меня правда получится. Я многого достигла и смогу добраться хоть до Луны.
– Я знаю, – мягко согласился Дэвид.
– Нет, не знаешь, Дэвид. Ты действительно не понимаешь. Ты вырос рядом со мной, но не представляешь, как трудно было попасть сюда. Я не хочу вдаваться в подробности, но, видишь ли, когда я говорю, что хочу быть профессором истории, это не то же самое, что сказать, будто я стану кинозвездой или папой римским. В десять лет я мечтала с отличием окончить университет. Кто бы тогда поверил, что я смогу?
– Ты меня недооцениваешь. Я все прекрасно понимаю. Это ты ничего обо мне не знаешь. Как думаешь, о какой карьере я мечтаю? Ну-ка, расскажи. Давай.
Клэр помолчала.
– Наверное, ты вернешься домой и будешь работать врачом вместе с отцом, – предположила она.
– Вот видишь, ты ничего не знаешь. Я не скоро вернусь в Каслбей. Если вообще вернусь. Работа врачом в маленьком прибрежном поселке… Свое будущее нужно выбирать самому. Никто не должен решать за тебя.
– Но все думают…
– Когда ты была маленькой и училась при монастыре, все думали, что ты бросишь школу и выйдешь замуж за соседского парня. Как Крисси. Но ты этого не сделала.
– Это не одно и то же. Если ты не хотел быть врачом, зачем ты им стал?
– Я хочу быть врачом. Но я им еще не стал. Впереди годы практики как минимум в четырех или пяти больницах, обучение у специалистов, знакомство с новыми методами… Быть врачом – это гораздо больше, чем цокать языком, говорить «ах ты, бедняжка» и знать, когда вызвать «скорую».