– Ты станешь специалистом?
– Сложно сказать. Не исключено, что я стану врачом общей практики вслед за отцом. Но не сейчас. И не в Каслбее. Что может быть глупее, чем сидеть с мамой и папой, как маленький мальчик, который вернулся из школы домой, и рассказывать, как прошел день?
– Звучит как полная чушь, – хихикнула Клэр. – Но ты можешь жениться, и тогда все будет иначе. Более нормально.
– Пока не собираюсь. К тому же когда тебе исполнится тридцать четыре, мне будет почти сорок.
– О, я не вернусь в Каслбей даже в тридцать четыре. Тебе лучше не брать меня в жены, – предупредила Клэр, чтобы избежать недоразумений. – Я просто сказала, что тогда буду готова к свадьбе. Я вовсе не хочу отказываться от места на кафедре истории.
– Думаю, с тобой будет непросто. Наверное, мне действительно стоит поискать себе другую жену.
– Кэролайн Нолан подойдет?
– Вряд ли.
– Почему нет?
– Не знаю. Моя мать думает, что она подойдет. Ее мать тоже с этим согласна. И ее брат. Наверное, поэтому.
– А что думает Кэролайн?
– Понятия не имею, – рассмеялся Дэвид. – Давай потанцуем.
Рыжеволосый доктор с акцентом жителя Корка попросил Дэвида одолжить ему прелестную девушку в желто-красном платье на один танец. Доктора звали Бар. Он сообщил, что большая часть мужского населения Корка носит ту или иную форму имени Финбарр, потому что этот святой считается покровителем города. Бар заявил, что он ординатор, который пользуется в больнице авторитетом, поэтому карьера Дэвида теперь зависит от того, будет ли Клэр милой, послушной и готовой выполнить все желания Бара. Клэр расхохоталась и уточнила, как часто подобная тактика приносит успех.
– Время от времени, – мрачно признался Бар. – Но реже, чем хотелось бы. Женщины в наши дни поумнели. У них появился разум.
Бар поинтересовался, встречается ли она с Дэвидом. Услышав отрицательный ответ, Бар заявил, что это хорошо. Просто соседская девушка из Каслбея – это мило. Клэр заметила, что соседство у них с Дэвидом весьма условное, но объяснить кому-то в Дублине, какая пропасть разделяла семьи О’Брайен и Пауэр, было невозможно. Слушатели обычно приходили к выводу, что им пересказывают историю Золушки.
Бар держал Клэр очень крепко. Он объяснил, что находится на дежурстве и пить ему нельзя, поэтому не может как следует повеселиться, но, с другой стороны, воздержание обострило его восприимчивость к женской красоте.
Клэр дипломатично высвободилась из цепких объятий, чтобы помочь Бару выбрать самых красивых девушек. Бар был раздосадован, но не нашел повода предъявить претензии к Клэр. Они обсуждали внешние данные девушек, стоявших в углу, когда Дэвид наконец-таки спас ее.
– Слава богу, – сказала Клэр, снова танцуя с Дэвидом. – Этот парень – вылитый осьминог.
– Жаль, что объятия под запретом, – посетовал Дэвид.
– Дэвид! Ты бы не полез к девушке с объятиями. Если тебе покажется, что чувства взаимны, ты будешь искусно подавать глубокомысленные знаки. Разве я не права?
– Конечно, ты права. Ты проницательна, как Господь.
Дэвид отвесил комплимент и прижал Клэр к себе, не распуская при этом рук, чтобы не уподобляться Бару Осьминогу, как теперь его начнут все называть.
По дороге домой Дэвид остановил машину. Клэр встревоженно вскинула голову.
– Все в порядке. Я не превратился в осьминога. Просто хотел поговорить. Сегодня та редкая ночь, когда я не падаю с ног от усталости. Джеймс считает, что я самый скучный друг. У меня нет свободного времени, а когда оно появляется, я тут же начинаю клевать носом.
Они болтали весело и непринужденно, как старые друзья.
– Надо куда-нибудь сходить вместе… В кино, например, или выпить кофе. Что думаешь?
В его голосе одновременно звучали энтузиазм и будничные нотки. Казалось, Дэвид не приглашает ее на свидание, не налагает на нее никаких обязательств, а просто предлагает свою дружбу.
– Конечно. Я бы с радостью, – ответила она.
– В Дублине нам никто не помешает, – добавил Дэвид.
Не было нужды упоминать, что в Каслбее им могли помешать многие. Дэвид поцеловал ее в щеку, чтобы подтвердить договоренности, и отвез обратно в общежитие. Он с тревогой наблюдал, как она взобралась по железным скобам в стене и нырнула в окно.
– Он был милым? – сонно спросила Мэри Кэтрин, когда Клэр спрыгнула с подоконника на пол.
– Очень.
– А руки распускал?
– Нет-нет. Ничего подобного.
– Но уже очень поздно. Чем вы занимались?
– Разговаривали. Просто болтали.
– Боже, да у вас все серьезно! – окончательно проснулась Мэри Кэтрин.
– Глупости! Ложись спать, я повесила твое платье, оно не сильно промокло от пота.
– Что случилось? – открыла глаза Валери.
– Клэр вернулась. Она проболтала со своим кавалером всю ночь. Они влюбились.
– Вот и прекрасно, – фыркнула Валери, снова сворачиваясь в постели калачиком.
– Я не влюбилась. Я бы все равно не смогла, даже если бы захотела. Хватит вам!
– Почему? Он на самом деле твой брат, с которым тебя давным-давно разлучили?
– Потому что его мать выставит вокруг их большого дома на утесе полицейский кордон, если заподозрит, что кто-то из торгашей О’Брайен заглядывается на ее сына. Вот почему.
Клэр залезла в постель и натянула простыню до самого подбородка. Мэри Кэтрин так разволновалась, что ей не спалось.
– Ты не можешь позволить такой ерунде стоять у тебя на пути! Ты же не хочешь сказать мне, что…
– До завтра я вообще не хочу ничего говорить. Спокойной ночи, Мэри Кэтрин.
Письмо Неда было коротким. Томми уволился из овощной лавки мистера Кэрролла в пятницу. Отказался от недельного заработка. Его взяли на другую работу, и он считал нечестным брать плату за последнюю неделю. Кэрроллы позвонили отцу Флинну, но никто не смог отыскать Томми. А в среду его обнаружила полиция. В угнанной машине, которая разбилась, уходя от полицейской погони. Машину преследовали, потому что она покинула место вооруженного ограбления. Томми отделался вывихом плеча, сломанной челюстью и девятилетним тюремным сроком. Нед спрашивал, следует ли поставить родителей в известность, или этот обман продлится вечно.
Бедный, глупый, бестолковый Томми. Клэр не могла думать о нем как о плохом и опасном Томми, который связался с бандой головорезов и участвовал в насилии. Она едва помнила Томми, но старший брат казался ей таким же милым, как Нед во время приезда домой прошлым летом.
Она расскажет родителям. Но не в письме. Только ради этого она в Каслбей не поедет. Она расскажет, когда вернется домой на Рождество.
Было трудно выбрать момент для начала. Они никак не могли собраться все вместе. Мама похудела и выглядела усталой, но хлопотливо сновала туда-сюда: от плиты к столу, из кухни в магазин, из магазина в кладовку. Папа вечно с чем-то возился, а Джим с Беном входили в одну дверь и выходили из другой.
В первый же вечер после семейного чаепития Клэр подумала, что все наконец оказались в одной комнате.
– У меня плохие новости о Томми, – громко сказала она, чтобы привлечь их внимание. – Он не ранен, не болен – ничего такого. Но это плохие новости.
Все вокруг замерли. Она определенно заставила их прислушаться.
– Пожалуйста, сядьте, и я расскажу, – попросила Клэр.
– Хватит изображать из себя судью и присяжных. Что стряслось? Если хочешь что-то сказать, говори, – рассердился отец.
– Я хотела рассказать вам об этом с самого начала. Джим, лучше повесить табличку на дверь.
– Ради бога, неужели это надолго? – забеспокоился Том О’Брайен.
– Томми… Томми…
На глаза матери навернулись слезы.
Один за другим они уселись за стол, и Клэр больше не могла ходить вокруг да около.
– Я получила письмо от Неда. Томми в тюрьме. Его осудили на… надолго.
– Сколько он там пробудет? – Голос мамы почти не дрогнул.
Она не спросила, что Томми сделал и почему попал в тюрьму; ее интересовал только срок.
– Это тяжело, мама. Очень долго. Девять лет.
Клэр уставилась на стол. Смотреть на потрясенные лица было невыносимо. Двадцать секунд назад все думали, что Томми живет обычной жизнью. Теперь на них свалилось все разом. Ей следовало признаться давным-давно.
– Не может быть, – не поверила Агнес. – Ты же не можешь говорить про годы!
Клэр рассказала о том, что сделал Томми. И о том, чем он занимался раньше. Возникло ощущение, будто речь идет о чужом брате. Она взглянула матери в лицо и убедилась, что для нее это определенно звучит как история о чужом сыне.
Пока она говорила, вошел Джерри Дойл.
Мама плакала. Папа, запрокинув голову, уверял, что ничуть не удивлен. Джим и Бен с круглыми глазами невольно восхищались смелостью брата, вступившего в банду, и цепенели от ужаса в ожидании позора, который падет на семью.
– Я не подумал, что надпись «закрыто» адресована мне, – улыбнулся Джерри из-за кухонной двери.
– Сегодня ее повесили для тебя тоже.
Клэр одарила Джерри натянутой улыбкой, и, к ее облегчению, он все понял.
– Конечно. Я только за сигаретами. Возьму одну пачку и побегу. Деньги занесу завтра. Хорошо?
Он исчез. На голову Клэр посыпались обвинения. Как она посмела строить из себя Господа Бога и скрывать от них правду? Во что, по их мнению, они с Недом играли, нагородив столько лжи? Кто поверит, что она рассказала все без утайки? И кто был этот никому не знакомый священник, который в курсе всех их дел? А невеста Неда об этом знает? Она тоже замешана в обмане?
Клэр держалась. Понемногу становилось легче. Чем больше они узнавали, тем меньше страха испытывали. Клэр искренне сожалела, что не призналась давным-давно. Она надеялась, что Томми просто вляпался в неприятную историю. Она не хотела навсегда опорочить брата в глазах семьи.
Мама спросила, знает ли об этом кто-нибудь еще в Каслбее. Клэр посмотрела ей прямо в глаза и ответила, что никто не знает. Она решила, что может доверять Анджеле и Джерри. До сих пор они держали язык за зубами; у них не было причин заговаривать об этом.