Родители были в отеле. Нелли ушла к семье. Дом был пуст. Дэвид чуть не сорвал дверь с петель, с силой захлопнув ее за собой.
Он хотел посидеть в гостиной рядом с теплым камином, выпить чего-нибудь и успокоиться, но риск, что скоро вернутся родители, с которыми придется разговаривать вежливо, был слишком велик. Он плеснул себе большую порцию виски и поднялся в спальню. Там он раздвинул занавески и посмотрел на море. Много лет назад Джерри Дойл, впервые попав в эту комнату, восхищенно заявил, что она похожа на корабль. Если не смотреть по сторонам и не высовываться из окна в сад, земли было не видно.
Спальня родителей находилась рядом – в точно такой же большой комнате с эркерным окном. В комнате Дэвида вдоль окна с видом на залив тянулась банкетка. Когда он был маленьким, под ее сиденьем хранились игрушки. Дэвид проверил, на месте ли они, и обнаружил набор для игры в крикет, грифельную доску, подставку для книг, коробки с солдатиками и кубиками. Еще он нашел конструктор и коробку с надписью: «Рисунки Дэвида».
При виде старых игрушек Дэвид почувствовал досаду. С другой стороны, как должна была поступить мать? Раздать кому-то его вещи? Это все принадлежало Дэвиду, и, возможно, когда-нибудь игрушки понадобятся его детям…
Но сегодня он был готов злиться по любому поводу.
Вечер выдался очень тоскливым. Дэвид допустил бестактную ошибку в разговоре с Джози Диллон. Очевидно, Клэр не упоминала при Джози, что Джеймс Нолан время от времени встречается с Мэри Кэтрин и что их связь длится уже давно. Джози очень огорчилась. Больше всего ее расстроило, что Клэр ничего ей не сказала. Вся в слезах, она отправилась спать еще до того, как все затянули новогоднюю застольную песню «Старое доброе время». Это недоразумение ему придется как-то уладить.
Но он никак не ожидал, что испытает такой удар при виде Клэр в объятиях Джерри Дойла. Дэвид чувствовал себя совершенно разбитым, а когда недавняя картина снова встала у него перед глазами, его почти затрясло. Там, в темноте на скамейке, Джерри забрался к ней под пальто. Он обнимал, гладил и целовал ее, а на земле стояла полупустая бутылка дешевого бренди. Дэвид подошел к скамейке, потому что заметил в лучах луны знакомое пальто с капюшоном и светлые волосы. Он не сомневался, что перед ним Клэр. Он не видел Джерри, который сидел в темноте. Когда Дэвид направился в их сторону, они еще не начали целоваться. Он бы молча сбежал, если бы Бонс не рванул вперед.
У него сводило живот при мысли о том, что Джерри Дойл прижимался своим гнусным, маленьким, смуглым лицом к лицу Клэр. Этот мерзавец угостил ее бренди и пытался соблазнить. Кто мог подумать, что милая, бойкая, яркая Клэр окажется настолько глупа, что клюнет на уловку? Почему она позволила Джерри тискать себя?
Дэвиду стало так плохо, что он не смог допить виски. Он вылил остатки в умывальник и прилег на кровать.
За завтраком он был бледен, и мать спросила, не грипп ли это.
– В этом доме два врача, мама. Диагнозы будем ставить мы, – отрезал Дэвид.
Доктор Пауэр встревоженно поднял голову.
– Мама вежливо поинтересовалась, как твое здоровье, потому что беспокоится о тебе, – тихо заметил он.
– Да, ты совершенно прав. Мне очень жаль. Приношу свои извинения, мама.
– Все в порядке, – любезно ответила Молли.
По крайней мере, в этот раз сын хотя бы извинился. А ведь накануне, когда Молли отпустила безобидное замечание в адрес юной О’Брайен, он едва не вцепился ей в горло, а потом наотрез отказался просить прощения.
– Я весь день проведу в смотровой. Дэвид, не хочешь взять машину и куда-нибудь прокатиться? Это неплохой способ развеяться.
– Хорошая идея.
Дэвид сделал паузу; он понимал, что лучше предложить самому:
– Ты не хочешь составить мне компанию, мама?
К счастью, днем она играла в бридж, ей следовало подготовиться. Она выразила признательность за приглашение. Дэвид искупил свою вину перед матерью.
Люди болели даже в новогодние праздники, поэтому доктор Пауэр, шаркая, удалился в смотровую. Нелли дала Дэвиду термос с чаем и приготовила для него большой сэндвич с индейкой и щедрой порцией начинки. Дэвид не замечал, куда едет, пока не оказался у крутого скалистого берега, который раньше видел только с дороги. Он припарковался и вышел.
«Наверное, здесь веками ничего не менялось», – подумал он.
Где-то внизу раскинулось от края до края мрачное, неприветливое море, одинаково далекое зимой и летом. Дэвид продирался сквозь заросли колючего кустарника и брел по каменистым сыпучим тропам минут сорок. Кто еще потратил бы столько усилий, чтобы добраться до кромки воды, где не было даже песчаного пляжа?
Дэвид бросал в воду камешки – машинально, один за другим, спустя равные промежутки времени. Он вовсе не помешался на Клэр и не дрожал при мысли о том, что к ней прикасался Джерри. Прошлой ночью он не мог уснуть, потому что слишком много выпил, затеял глупую ссору с Джози Диллон и разволновался, представив свое вынужденное возвращение в Каслбей, где ему придется, как маленькому, жить под одной крышей с мамой, папой и медицинским халатом.
Потом он вспомнил ее лицо, яркую улыбку, плечи и волосы, ее любознательность и горячий интерес ко всему, широкий кругозор и способность высказать свое мнение по любому вопросу. Он вспомнил, как встретил ее возле библиотеки в Дублине и рассердился, узнав, зачем она спешит в общежитие: чтобы узнать, не заходил ли туда Джерри. Он вспомнил, какое облегчение испытал, обнаружив, что ее совершенно не интересует любвеобильный мистер Дойл. От ее амбициозных планов на будущее захватывало дух, но никто не сомневался, что она с отличием окончит бакалавриат и поступит в магистратуру. Тогда почему вчера ночью она вела себя как дешевая шлюха? Это выглядело именно так. Он застал ее в публичном месте, с бутылкой бренди, в компании Джерри Дойла, через которого прошла целая вереница девушек – привлекательных и не очень.
Рука, бросавшая в море камни, замерла. Дэвид выронил камень и сжал кулаки. Джерри Дойл больше никогда к ней не прикоснется. Никогда. Он будет держать свои лапы при себе. Джерри и близко не подойдет к ней, не посмеет. Прошлой ночью Клэр совершила глупость – новогоднюю глупость, которую можно простить, потому что она никогда не повторится.
Дэвид объяснит это Клэр, и она поймет. Они вместе посмеются над этим.
Но как подобрать правильные слова?
Дэвид пожалел, что не взял с собой Бонса. От одного взгляда на дурашливую морду пса ему становилось легче, но он не знал, куда направится, и собака могла стать помехой.
Что он скажет Клэр?
Умный человек не стал бы ничего говорить. Он бы отпустил легкую шутку и забыл про случай на вершине утеса.
Но Дэвид склонялся к мысли, что умным он не был. У него не получалось ни выбросить ночную сцену из головы, ни избавиться от ощущения испарины, выступавшей на затылке всякий раз, когда он вспоминал поцелуй на скамейке.
Не мог же он так сильно нуждаться в Клэр? Конечно не мог. Во всем виновата проклятая зависть: в канун Нового года, пока Дэвид скучал под песню «Дорогая, ты стареешь» в исполнении стариков и слезы Джози Диллон, Джерри вытащил счастливый билет и разыграл на глазах у Дэвида романтическую сцену.
Нет. Тут было что-то еще. Он хотел увидеть Клэр. Немедленно. Прямо сейчас.
Он хотел сказать ей, что она особенная. Хотел признаться, что мечтает не только о дружбе, и попросить дать ему шанс.
Это было в высшей степени странно, но одно Дэвид знал совершенно точно, если он вообще мог что-то знать: он любит Клэр О’Брайен.
Клэр не понимала, почему злится. Она злилась с самого утра. Винить Дэвида она не могла. Он не был груб. С учетом обстоятельств он вел себя деликатно. Его голос не сочился сарказмом, как в тот раз, когда он разразился тирадой в адрес Джерри, назвав его дешевой пустышкой.
Но Клэр жалела, что Дэвид пришел на вершину утеса. Она позволила Джерри поцеловать себя пару раз, но не ожидала, что за этим что-то последует. Скамейка стояла у всех на виду, к тому же Клэр просто не собиралась позволять себе ничего лишнего.
Ей давно казалось, что дружба с Дэвидом может вот-вот перейти на новый уровень. Клэр никогда не признавалась в этом подругам. Она твердила, что роман с Дэвидом неуместен, а девушки в ответ отпускали шутки о силах правопорядка, которые привлечет миссис Пауэр, и давали советы, где их следует разместить. Но Клэр подозревала, что в шутках была доля правды.
Она ловила себя на мысли, что разговаривает с Дэвидом так, как больше ни с кем не могла. Они не просто обсуждали сплетни или строили планы на будущее. Клэр спрашивала, что он думает о разных вещах. Беседовать с ним никогда не надоедало. А еще у нее сложилось впечатление, что Дэвид восхищается ею. Но он никогда не прикасался к ней и не пытался поцеловать. Клэр могла только теряться в догадках, размышляя над тем, что же он чувствует. Ей хотелось быть ближе к нему, но она не смела торопить события, потому что понятия не имела, что у него на душе.
Он ведь мог поклоняться ей как кумиру, уважая за усердие и упорство. Это может быть просто поклонение герою. В детстве она стояла за прилавком в старом хлопковом платье, а Дэвид и Джеймс Нолан, словно боги, с важным видом расхаживали по Каслбею. Теперь она стала им ровней. Дэвид искал общения с ней, и больше ни с кем.
Как же не вовремя она вышла к утесу! Почему не осталась дома? Или почему сразу не вернулась домой? Почему не сказала «нет» Джерри Дойлу? Зачем глупый пес выследил их, как ищейка, и привел к скамейке хозяина?
Теперь она никогда не узнает, что чувствовал к ней Дэвид Пауэр, если он вообще что-то чувствовал. Вчера ее шанс растворился во мраке на вершине утеса. Чертов Джерри Дойл, в пекло его!
В первый день Нового года мало кто заходил в лавку. Это был церковный праздник, и жители Каслбея отправились на раннюю мессу. В церкви Клэр не искала глазами Дэвида. Ей показалось, что она заметила его отца, но ей не хотелось встречаться ни с кем из Пауэров. Потом Клэр поспешила домой по тихой холодной улице.