– Я не буду ничего говорить, если вы не против, – заявила Клэр.
– Конечно мы против, черт возьми! – возмутилась Валери. – Что за чушь? Мы рассказывали тебе о каждом вздохе и стоне.
– Это нечестно с твоей стороны. Ты же никогда не была скрытной. Я не могу это понять, – расстроилась Мэри Кэтрин.
– Но мне нечего рассказывать. Ради всего святого, не было никаких особых вздохов и стонов, их вообще было гораздо меньше, чем с Иэном той ночью в машине. Теперь вы довольны? Таких подробностей вам достаточно?
– Нет, недостаточно. Как это произошло? Он признался, что любит тебя, и заиграли тысячи скрипок? Я должна знать, – сказала Валери.
Она сидела на кровати, скрестив ноги, как портной в старину.
Клэр заметила, что Валери выглядит очень юной. Они все были молоды, никому из них не исполнилось двадцати. Она слишком молода, чтобы испытывать чувства, которые ее захватили. На нее словно снизошло озарение.
– Я слишком молода, – глупо сказала она.
– Молода для чего? Боже, Клэр, хватит драматизировать, это очень раздражает. Он думает, ты слишком молода для него, или что?
– Нет, с ним как раз все нормально. Он старый, ему двадцать пять. Его жизнь почти закончилась. С точки зрения учебы – я об этом.
– Ну что за тягомотина, – пожаловалась Валери.
– Я же говорила, что ничего интересного не произошло, – обиженно напомнила Клэр.
– Это может пройти. Серьезно. Если ты знакома с парнем всю свою жизнь и впервые обратила на него внимание десять дней назад, это обязательно пройдет.
– Нет, не пройдет. Вам придется терпеть эту тягомотину. Я не знаю, как лучше объяснить. Если я попытаюсь, вас стошнит.
– Что ж, попробуй, – уныло предложила Валери.
– У меня ощущение, будто я что-то искала – какую-то вещь, которую потеряла давным-давно. И наконец нашла. Я словно вернулась домой, только это гораздо приятнее, чем возвращение домой. Это то, что люди должны чувствовать, когда возвращаются домой.
– Звучит немного слащаво, – заметила Валери, стараясь быть объективной.
– Наверное, так и есть.
– С тобой когда-нибудь снова будет весело, как думаешь? – поинтересовалась Мэри Кэтрин.
– Я очень надеюсь, что будет. Но вы же понимаете, о чем я. Нет смысла говорить об этом. Приходится использовать эти ужасные слова, от которых тошнит. – Клэр переводила взгляд с одной подруги на другую.
– Тяжелое время нас ожидает, – вздохнула Валери. – Как-нибудь, болтая о сексе или о том, кого мы хотим закадрить на вечеринке, мы припомним тебе твое чувство возвращения домой из-за любви к соседскому парню.
– Будьте любезны вбить себе в голову, что он не соседский парень! Называйте его как угодно, но он не был моим соседом.
Дэвид жаждал узнать о ней все до мельчайших подробностей. Он признался, что раньше завидовал О’Брайенам, когда они детьми собирали ежевику в банки из-под джема или пытались поймать мелкую рыбешку в те же банки, привязав к ним веревочки. В их лавке зимой и летом бегали и кричали дети, а в его большом доме царила тишина и было слышно, как тикают часы в холле.
Клэр расписала в красках, как ее третировала Крисси. Вдвоем с Дэвидом ей как-то удалось мысленно превратить Крисси в героиню комиксов. Ее жестокие выходки, попытки посильнее дернуть Клэр за волосы и убедить младшую сестру в том, что она ненормальная, больше не имели значения.
Дэвид рассказал об отце и о том, как тот изо всех сил старался не принуждать Дэвида к занятиям общей практикой, хотя сам действительно нуждался в помощи сына. Уже с завтрашнего дня. Дэвид признался, что мать иногда сводит его с ума. Она порой вела себя как ребенок. Много лет назад, разговаривая с сыном как мужчина с мужчиной, отец попросил его быть снисходительным к матери. По словам отца, Молли отказалась от развлечений и ярких городских огней ради того, чтобы выйти замуж за сельского врача и жить с ним в захолустье. Дэвида очень раздражало, что отец считал себя в долгу перед матерью. В конце концов, это был ее выбор. Правда, потом с ней приключилась история с выкидышами и рождением мертвых детей, так что время от времени приходилось прощать ее за разные мелкие глупости.
Молли каждый год приезжала в Дублин, чтобы провести несколько дней в обществе Ноланов. Дэвиду приходилось сидеть с матерью в холле таких отелей, как «Шелбурн», «Хиберниан» или «Грэшем», за послеобеденным чаем, и он всегда стыдился ее манер. Слишком разодетая, Молли во весь голос спрашивала, кто остальные люди вокруг, а когда Дэвид в ответ шипел, что не знает, потому что ведет жизнь затворника, она заливалась нарочитым, неестественным смехом. Клэр с сочувствием отнеслась к причудам Молли. Наверное, миссис Пауэр хотела почувствовать себя важной персоной хотя бы на пару дней, чтобы потом вернуться домой и вспоминать, как мистер такой-то с ней поздоровался, а мистер такой-то обратил на нее пристальное внимание. Миссис Пауэр действительно вела себя по-детски, а отец Дэвида ей потакал. Некоторые люди всегда требуют особого отношения к себе.
Спустя время Клэр открыла Дэвиду правду о Томми. Она вовсе не собиралась этого делать. Дэвиду не следовало знать грустную тайну ее семьи. Клэр казалось, что разглашение стыдливого секрета в пылу любви граничит с предательством по отношению к домашним. Подобную откровенность можно было посчитать проявлением легкомыслия. А вдруг Дэвид и сам не хотел ничего знать о непутевом брате Клэр? Но когда Дэвид честно посвятил ее в подробности собственной жизни, она внезапно рассказала ему обо всем. Она говорила быстро и бесстрастно. Дэвид потянулся через стол и крепко сжал ее руки. Он расстроился, но не был шокирован. Если Томми вырос придурком и связался с подобной публикой, возможно, тюрьма – самое безопасное место для него. К тому же там его не избивали ни другие заключенные, ни надзиратели, ведь Томми был славным, покладистым парнем.
– Когда-нибудь мы с тобой поедем в Лондон… и навестим его, – великодушно предложил Дэвид. – Он поймет, что не отрезан от мира.
Пойти на свидание с Томми? В тюрьму? В день, отведенный для посещений? Клэр потрясенно кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Дэвид погладил ее по щеке:
– По-моему, ты не понимаешь, как сильно я тебя люблю. Ты – часть моей души. Ради тебя я сделаю все, что угодно. Я буду счастлив встретиться с Томми, если ты этому обрадуешься и тебе станет легче. Я готов отправиться в Лондон сегодня вечером на почтовом судне.
Клэр закрыла глаза и поднесла его руку к своему лицу:
– Я тебя не заслуживаю. Я ограниченная и однобокая. Я вечно зациклена на себе. Почему ты так сильно меня любишь?
– Понятия не имею. Просто люблю. Заполняю пустоты, которые у меня образовались. Я больше ни в чем не сомневаюсь. Я хочу быть с тобой и чтобы тебе было хорошо.
Они сидели друг напротив друга в маленьком кафе. Клэр смотрела на усталое от недостатка сна лицо Дэвида, расстегнутый ворот его рубашки и широкую улыбку, озарявшую все вокруг.
– Ты похож на игрока, который сорвал куш на скачках, – восхищенно заметила Клэр.
– Кажется, ты подкидываешь мне реплики. Поэтому я скажу, что сорвал куш, когда покорил тебя, – сказал он.
На выходе из кафе Дэвид спросил, знает ли о Томми кто-нибудь еще.
– Анджела. Это она настояла, чтобы я писала ему каждую неделю. И Джерри Дойл, – ответила Клэр.
Он нахмурился:
– Почему Джерри?
Дэвид старался, чтобы его голос звучал непринужденно, но Клэр понимала: он раздосадован тем, что Джерри узнал семейную тайну раньше его.
– Это было очень давно. Джерри собирался в Лондон, и мама попросила его разыскать Томми. Мне пришлось объяснить ему, что произошло. Не могла же я допустить, чтобы он сбился с ног, все выяснил, а потом не знал, что говорить маме. Было проще сразу сказать ему правду. Само собой, он держал язык за зубами.
– Само собой.
– Почему ты занимаешься в постели? – возмутилась Валери.
– Потому что сегодня я ничего не успела сделать. Я провела два часа с Дэвидом, вернулась в библиотеку и написала ему письмо. На это ушел еще один час. Потом я целый час мечтала о том, как было бы здорово поехать с Дэвидом в Лондон. Еще около получаса я потратила, пытаясь придумать, как объяснить отцу Дэвида, почему его сын не сможет вернуться в Каслбей, пока не отработает по крайней мере три года в больницах Дублина. После этого я пошла в парикмахерскую, где днем делают недорогую укладку. Затем я отправилась в больницу со своей новой прической, выпила с Дэвидом чашку чая в столовой и отдала ему письмо. Вечером я вернулась домой. Вот работа, проделанная мной сегодня, и тот объем усилий, который приложила стипендиатка Мюррея, чтобы получить диплом с отличием.
Валери не ожидала встретить такой энергичный отпор и замахала руками:
– Хорошо, хорошо.
– Ничего хорошего. Я не ожидала, что так получится.
Клэр выглядела печальной.
– Господи, ты всего лишь немного развлеклась. Клэр О’Брайен провела один день со своим парнем. Ты не тратишь время на глупости, как я, когда, как овца, строю глазки придурку, которому даже неинтересно, жива ли я. Или как Мэри Кэтрин, когда она встречается с Джеймсом. У тебя есть что-то настоящее – то, чего мы все хотим. Поэтому хватит ныть.
– Я понимаю, что мое нытье очень утомляет…
– Так и есть, – сердито признала Валери.
– Если бы ты знала, как я злюсь из-за того, что ничего не сделала сегодня. Если бы ты только знала.
– Я об этом уже узнала. Ради бога, встань с постели, оденься, сядь за стол и поработай нормально. Хватит валяться в кровати и пытаться читать с лампой на полу. Занимайся по-человечески. Я буду спать. Не обращай на меня внимания.
– Перестань корчить из себя трагическую актрису, – посоветовала Клэр.
Валери рассмеялась в ответ на колкость и заметила, что профессора Клэр О’Брайен не мешает поставить на место, чтобы она не отзывалась о своей учебе как о каком-то священнодействии. Клэр невольно улыбнулась. Она вылезла из постели и оделась, чтобы не замерзнуть.