Валери ушла на ланч, для которого шесть человек собирались приготовить карри. Это звучало ужасно, но Клэр была бы не против составить подруге компанию. Она не решалась беспокоить Эмер и Кевина. Частые визиты могли натолкнуть на мысль, что она их использует. Клэр стыдилась приходить к ним домой, хотя они даже не подозревали о причине. Мэри Кэтрин обедала у Ноланов вместе с Дэвидом. Возможно, ей следовало ответить согласием, когда Дэвид наивно предложил раздобыть для нее приглашение с помощью Джеймса. Обед мог стать тяжким испытанием. Остальные гости могли разделить гнев и презрение миссис Пауэр, а Клэр очень сомневалась, что Джеймс или Кэролайн окажут ей поддержку. Однако слоняться без дела и ждать было не менее тяжким испытанием.
Это походило на роман с женатым мужчиной – как у той вечно удрученной девушки из общежития в прошлом году, которая влюбилась в преподавателя и по выходным подумывала о самоубийстве.
«Не глупи, – громко сказала Клэр сама себе. – Ни о каком сравнении и речи быть не может. У нас с ним общая квартира. Он вернется. Ради бога, он встречается с матерью, а не с женой. Почему мне так холодно? Откуда это гадкое чувство обреченности?»
На подъездной дорожке перед домом Ноланов стояло пять машин: мистера Нолана, его жены, Кэролайн и Джеймса. Дэвид не знал, кому принадлежала последняя. Он легко взбежал по ступенькам. Дверь открыла Брида. Она взяла его пальто и отнесла в комнату для завтраков, где уже висело множество других пальто.
Дэвид поднялся по лестнице в гостиную на втором этаже. Его мать стояла у камина, облокотившись о каминную полку.
«Обилие косметики, вычурный наряд, слишком много оборок на воротнике и манжетах», – подумал Дэвид.
Он не успел посмотреть, кто еще находился в комнате, потому что Молли испустила приветственный вопль:
– Блудный сын! Отрезанный ломоть!
Лучше бы она этого не делала. Ее слова вызвали переполох. Ему следовало тихо войти и поздороваться с родителями Джеймса. Но теперь, поскольку она привлекла к нему всеобщее внимание, он был вынужден подойти сразу к ней.
– Чудесно выглядишь, мама.
Он поцеловал Молли в щеку.
– О, ты еще худший льстец, чем твой отец, – сказала она глупость высоким голосом, который он ненавидел.
Дэвид осмотрелся вокруг. Миссис Нолан выглядела, как обычно, рассеянной и немного взволнованной. Он в очередной раз удивился, почему мать не замечает, что Шейла Нолан чудна`я или, скорее, чокнутая, если выражаться точнее.
– Рад быть у вас в гостях, миссис Нолан, – почтительно произнес он.
– О! Дэвид.
Она посмотрела на него так, словно никогда раньше его не видела, но выучила его имя, чтобы он почувствовал себя желанным гостем.
– Как хорошо, что ты пришел навестить нас. Твоя мать тоже здесь.
Шейла Нолан обвела гостиную потерянным взглядом.
– Да-да, я видел ее, – кивнул Дэвид.
Ему показалось, что он загнан в ловушку; миссис Нолан всегда умудрялась внушать окружающим чувство затравленности.
– Мне сказали, ты любишь шерри. Ты предпочитаешь сладкое или сухое?
Женщина пристально посмотрела ему в глаза, словно ожидала ответа на вопрос, в чем состоит смысл жизни.
– Сухое было бы очень кстати, миссис Нолан, – ответил Дэвид.
Он терпеть не мог шерри любого сорта и обратил внимание, что Джеймсу удалось достать джин с тоником. Но было слишком поздно – бокал с шерри оказался у него в руке. Кэролайн разговаривала с Мэри Кэтрин у окна. Два священника беседовали с мистером Ноланом. Один из них выглядел знакомым, хотя Дэвид никогда раньше его не встречал. Вошла Брида, неся блюдо с сырной соломкой и кусочками сельдерея с сырной начинкой.
Голоса матери и миссис Нолан, которые пытались втянуть его в лукавый диалог, отступили на задний план, и Дэвиду захотелось очутиться рядом с Клэр в их маленькой комнатке с банкой томатного супа на столе – за много миль от этой жарко натопленной комнаты и пустой болтовни. Он машинально отвечал на вопросы: да, работа довольно тяжелая, нет, он незнаком с этим специалистом, но, конечно, знает его по имени; как мило со стороны Ноланов, что они c ним переговорят. Он расспросил мать о доме, об отце, а также о том, как поживает Бонс после ужасного инцидента с краской. Молли Пауэр сказала, что Бонс никогда не был красавцем, а теперь и вовсе был способен напугать любого. Пролитая краска затвердела и слиплась, поэтому с пса срезали очень много шерсти. Бонс выглядел очень странно, но, конечно, не подозревал, что выглядит иначе. Даже в старости он по-прежнему носился кругами с радостным лаем. Молли пожаловалась, что Бонса теперь не взять с собой на прогулку, потому что объяснять всем прохожим, что стряслось с собакой, было долго, а вспоминать, как его нашли на кухонном полу лапами кверху в луже красной краски, – невыносимо.
– Ты приедешь до Пасхи, чтобы повидаться с ним? И с нами, разумеется, – спросила она.
– Вряд ли… кстати, насчет Пасхи… – начал Дэвид, но Шейла Нолан захлопала в ладоши, сообщая, что обед готов.
Они перешли в другую натопленную комнату, где на столе, накрытом на девять персон, стояли две откупоренные бутылки вина, а на разделочном столике лежал огромный кусок говядины.
– Вот это жизнь, – задумчиво произнесла Молли Пауэр, когда они вошли в комнату с тяжелой темной мебелью и плотными шторами.
В ее голосе звучала зависть к тем, кто мог собрать людей за изысканным столом вдали от Каслбея.
Дэвид отвлекся от мыслей о грязноватой комнате менее чем в двух милях отсюда и заставил себя проникнуться симпатией к матери. Папа всегда говорил, что для счастья Молли нужно совсем немного. И это было правдой, мать наслаждалась эффектным обедом, который Шейла Нолан устроила в ее честь. Дэвид не хотел быть с матерью грубым и не собирался портить ей обед. Расскажет о Пасхе потом.
Он сидел между Кэролайн и священником. Девушка находилась в отличной форме, обладая изрядным запасом чужих секретов и желанием пошептаться.
– Как думаешь, Джеймс серьезно относится к этой янки? Давай, ну же, он должен был тебе сказать. Я не верю, что он способен сохранить это в тайне. Парни обо всем друг другу рассказывают. Я знаю, что это так.
– Ты ошибаешься, Кэролайн, мужчины слишком нежны и деликатны, чтобы делиться переживаниями. Была бы у нас сила женщин, которые легко вытаскивают свои чувства на всеобщее обозрение, чтобы проветрить их, изучить и стереть с них пыль…
Она рассмеялась:
– Думаешь, между ними что-то было, если ты понимаешь, что я имею в виду? Когда-то Джеймса интересовало, есть ли у нее деньги, а теперь он сгорает от любви.
Они посмотрели на Мэри Кэтрин, которая отбивалась от расспросов миссис Пауэр под враждебным взглядом миссис Нолан.
– Почему ты сама у нее не спросишь? Она тебе все расскажет, как это принято у женщин.
– Нет, она похожа на закрытую банку сардин. Я не доберусь даже до первой базы, говоря ее языком.
– Как насчет твоих романов? Ты любимица коллегии адвокатов?
– Ты спрашиваешь меня для того, чтобы разбить мне сердце. Ты же знаешь, я и думать не желаю о другом мужчине, – ответила Кэролайн, шутливо взмахнув ресницами.
– Разве у скромного деревенского жителя вроде меня есть шанс оказаться рядом с такой утонченной девушкой, как ты? – улыбнулся Дэвид.
Ему всегда нравилась Кэролайн. Конечно, она нравилась ему, когда он был совсем маленьким, их отношения развивались поэтапно. С ней было так легко разговаривать, она вечно шутила и ни к чему не относилась слишком серьезно. Дэвид вздрогнул, вспомнив, что его мать всегда считала их подходящей парой, и с некоторой тревогой заметил, что миссис Пауэр и миссис Нолан с нежностью на них поглядывают.
Кэролайн об этом не подозревала.
– Я никогда всерьез не пыталась завоевать тебя, Дэвид, я ненавижу неудачи. Я чувствую, что с тобой не следует торопиться. Нужно подождать, пока ты не созреешь и не рухнешь в мои объятия, как спелая слива. Может быть, это случится, когда ты расстанешься с какой-нибудь другой женщиной.
Она откинула назад копну темных волос и рассмеялась. Клэр как-то сказала, что у Кэролайн Нолан слишком много крепких, белых, ровных зубов. Это признак больших денег и воспитания. Богатые люди не портят липкими сладостями зубы своим детям и регулярно водят их к стоматологу.
Кэролайн действительно имела на редкость здоровый и ухоженный вид. К тому же она выглядела очень привлекательно. На ней был джемпер лимонного цвета, зелено-золотистая юбка в клетку и большое янтарное ожерелье. Она сказала, что, должно быть, сошла с ума, если поверила монахиням, которые утверждали, что ученая степень – это решение. Это не решение, это задача: что ты потом будешь делать со своим дипломом? К счастью, теперь она бросила скучную секретарскую работу, ее пристроили ученицей солиситора в контору отца, где ей следовало оказаться много лет назад, пока она не состарилась и не поседела.
Она повернулась, чтобы передать тяжелую миску с овощами, и Дэвид обнаружил, что беседует с обладателем маленьких глаз-бусинок.
– Я где-то видел ваше лицо, отец. Вашу фотографию не печатали в газете или где-нибудь еще?
– Надеюсь, что нет. У меня и так плохие отношения с архиепископом. Нет, я не думаю, что встречал вас раньше, – я знаю, что вы из Каслбея. Ваша мать рассказывала мне о вас.
– Я вовсе не так гениален, как она думает, – предупредил Дэвид.
– Она вовсе не выставляла вас гением, – заверил священник.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо.
– Но у нас есть общий друг. Анджела О’Хара. Мы с ней познакомились на свадьбе в Риме. О, это было, должно быть, лет восемь назад. Довольно давно. Но мы все смогли остаться большими друзьями. Поженилась пара по фамилии Куинн…
Дэвид вспомнил, почему священник был ему знаком. Это был отец Флинн, чье круглое лицо сияло на свадебной фотографии в спальне Кевина и Эмер Куинн. Дэвид долго разглядывал снимок, пока Клэр спала в его объятиях на большой кровати, принадлежавшей Кевину и Эмер.
Мать Дэвида совершенно не нравилась Мэри Кэтрин. Она думал