Внутри царил уют. Ни антиквариата, ни старых вещей, хорошая мебель и приятные ковры, объемные композиции из цветов и зелени на подоконниках, столах и полках. Милая горничная с жидкой прической и широкой улыбкой проводила отца Флинна в гостиную, а сама отправилась за хозяйкой. Молли обрадовалась повторной встрече. Она была польщена тем, что священник пришел ее навестить.
Отцу Флинну очень понравился отец Дэвида: прямодушный, приветливый мужчина, который опекал пациентов, руководствуясь старыми добрыми обычаями.
«Вероятно, он выполняет за отца О’Двайера большую часть его работы», – с сожалением подумал отец Флинн.
Пропуская стаканчик за беседой с этим большим теплым человеком, священник восхитился великолепным видом на море и произнес несколько сочувственных слов в адрес немолодого шального пса, наполовину выбритого, наполовину измазанного в красной краске. Отец Флинн рассказал мистеру Пауэру о своей работе с выходцами из Ирландии, которые эмигрировали в Англию, остановился на светлых моментах, а также намекнул на неутешительный вывод: среди эмигрантов преобладали люди слабые и наименее подготовленные к жизни на чужбине.
Доктор Пауэр описал гостю достоинства и недостатки Каслбея. Здесь никто не умирал от одиночества, как в крупном английском городе, но жители отличались суровым нравом, граничившим с нетерпимостью. За свою почти сорокалетнюю практику доктор повидал немало вопиющих случаев, когда семьи не могли вынести так называемого позора или бесчестья. Он был уверен, что отец Флинн хорошо понимает, о чем речь. Никто не пытался искоренить юношескую любовь и подростковую страсть, а потом люди отказывались мужественно принять закономерные последствия.
По словам Пэдди, он был счастлив, что пережил годы борьбы с туберкулезом, в итоге увенчавшейся успехом. Когда он только приступал к практике, люди скрывали случаи туберкулеза в семье. Болезнь отрицали, пятно на легком считалось позором, который в будущем помешает другим членам семьи заключить удачный брак.
Отец Флинн сообщил, что имел удовольствие познакомиться в Дублине с сыном доктора Пауэра, прекрасным мальчиком. Он поинтересовался у отца планами Дэвида.
Доктор Пауэр точно не знал. Если мальчик решит работать в родном поселке, то чем скорее он вернется, тем лучше. Он ведь захочет найти себе жену, было бы разумнее обосноваться в Каслбее и выбрать невесту здесь, а не вступать в отношения с девушкой из крупного города, где кипит жизнь, чтобы потом умолять несчастную ехать с ним в захолустье. В словах Пэдди сквозила легкая грусть, которая, по мнению отца Флинна, перекликалась с судьбой самого доктора.
– Вы полагаете, он уже встретил ту, кто ему подходит? – поинтересовался отец Флинн.
– Черт возьми, я этого боюсь. Он слишком хорошо проводит время с медсестрами у себя в больнице, – со смехом ответил доктор Пауэр.
Отец Флинн поговорил об этом с Анджелой.
– Вы похожи на жуткую старую сплетницу, – поддразнила она священника.
– Точно. Поэтому я хороший исповедник. Мне никогда не бывает скучно, а еще мне нравится вмешиваться в чужую жизнь.
– Вы вмешиваетесь в дела Дэвида Пауэра и Клэр О’Брайен? – уточнила Анджела.
– Их судьба меня беспокоит, и я знаю только самую малость, – сказал он. – Не знаю почему, но в них чувствуется какая-то обреченность. Это слово все время приходит мне на ум.
– Может быть, это первая любовь, и ничего больше.
– Может, и так, – с сомнением повторил отец Флинн. – Но мне следует сделать над собой усилие и перестать играть в Господа. Лучше расскажи, ты позволишь брату приехать и устроить в поселке переполох?
– Я обещала ему еще в Риме. Я дала слово. Откупилась от него много лет назад. Я не могу сейчас к этому возвращаться. Шон как ребенок. Нельзя отказаться от обещания, данного ребенку.
– Дети порой совершают опасные поступки. Иногда обещания лучше не выполнять.
– Разве Шону опасно возвращаться домой? Он мечтает об этом всем сердцем. Ни у вас, ни у меня детей нет. Мы не знаем, что чувствует отец, который хочет привезти детей к себе на родину. Мы оба считаем, что это блажь. А если Шон вкладывает в это особенный смысл? Вероятно, он должен совершить задуманное. Я переживу это, если придется.
Воцарилось молчание.
Отец Флинн допил чай, с восхищением оглядел уставленную книгами комнату и заговорил совершенно другим голосом, давая понять, что переключился на новую тему:
– Этот Дик Диллон, брат владельца отеля, надо полагать, производит прекрасное впечатление. В целом весьма приятный человек. Очень культурный. Думаю, он тот, на кого всегда можно положиться в трудную минуту.
– Не сомневаюсь, что ваша оценка верна, отец Флинн. Какая жалость, что вы преодолели себя и перестали играть в Господа! Вы упускаете такой случай проявить себя.
Перед отъездом из Каслбея отец Флинн решил купить несколько открыток с местными видами: не аляповатых и кричащих, которые лежали на каждом углу, а красивых, черно-белых, с тщательно выстроенной композицией – вроде тех, что присылала Анджела. Он спросил Джози Диллон, где они продаются.
– Мы их давным-давно распродали. Раньше я их вывешивала, чтобы порадовать Джерри Дойла, фотографа, который их снял. Но гости предпочитали цветные, и Джерри больше не привозил новых работ. Вы можете зайти в фотоателье Дойла и спросить. У них большая яркая вывеска, вы не пройдете мимо.
Джози Диллон не ошиблась: пройти мимо вывески было невозможно.
Отца Флинна встретил невысокий темноволосый парень, симпатичный, с приятной улыбкой:
– Преподобный отец? Чем могу вам помочь?
– Прекрасное ателье, – с восхищением огляделся отец Флинн. – Не думал, что в Каслбее есть такое шикарное заведение.
– Надеюсь, моя мать, сестра и отец, упокой Господь его душу, вас не услышат. Они тоже считают, что для Каслбея заведение слишком шикарно.
– Простите, я не предприниматель и ничего в этом не смыслю. У меня очень скромная просьба. Я хотел узнать о тех красивых черно-белых уличных снимках. Они были очень хороши. Я сохранил все открытки, которые мне присылали отсюда.
Джерри покраснел от удовольствия:
– Приятно слышать, и в чем проблема?
– Их нет в магазинах.
– Я решил не утруждать себя. Подождите, я поищу.
Он поглядел в ящиках и позвал ассистента. Найти снимки оказалось непросто.
– Видите, я тоже никудышный предприниматель, – ухмыльнулся Джерри.
– Если поиски доставляют вам столько хлопот… – начал отец Флинн.
– Нет уж. Теперь это дело чести.
Джерри наконец-то нашел снимки:
– Вот они.
– Можно мне, пожалуйста… э-э, дюжину разных?
Отец Флинн хотел купить три открытки, но после стольких усилий посчитал себя не вправе ограничиться подобным пустяком.
Джерри взял стопку открыток и протянул их священнику:
– Здесь больше дюжины. Никто их раньше не хвалил. Пусть они будут у вас. Это подарок.
– Очень любезно с вашей стороны… мистер Дойл, – смущенно поблагодарил отец Флинн.
– Вовсе нет. Вы будете рассылать их епископам и священникам и рекомендовать им меня для съемки памятных мероприятий по случаю интронизации и рукоположения.
– Вы очень хороший фотограф. Я с радостью постараюсь найти вам заказы, но уверен, что моя помощь вряд ли нужна.
Отец Флинн снова оглядел большую конторку, ковер на полу, фотографии в рамках на стене. Ателье напоминало крупную городскую студию. Отец Флинн заметил на стене фотографию Клэр. Снимок сделали несколько лет назад, но девушку было легко узнать.
– Это Клэр? – спросил отец Флинн.
– Вы знакомы? – обрадовался Джерри. – Она тогда выиграла премию Мюррея – стипендию в Университетский колледж Дублина. Меня наняли, чтобы сфотографировать победителя. Я не верил, что выберут Клэр. Не питал особых надежд. К счастью, у нее получилось.
– Конечно, она очень много работает. Я познакомился с ней у друзей в Дублине.
Взгляд Джерри, прикованный к фотографии, заставил священника насторожиться.
– Она ни на кого не похожа, – сказал Джерри. – По крайней мере, в Каслбее уж точно. Сомневаюсь, что она вообще родом отсюда. Наверное, ее подменили в детстве. Как и меня. – Он рассмеялся, чтобы обратить свои слова в шутку. – Поэтому я женюсь на ней. Когда она будет готова и выбросит из головы всю эту учебу.
– Хотите привезти ее обратно сюда?
В голосе отца Флинна звучало вежливое сомнение, но внутри он ощутил легкую дрожь беспокойства.
– Нет, – ответил Джерри. – Клэр давно переросла Каслбей. Как только я приведу дела в порядок, я тоже оставлю Каслбей позади.
– Расскажите мне о Джерри Дойле, фотографе, – обратился отец Флинн к Дику Диллону.
– Всю жизнь был бедовым парнем. Но женщины не потерпят ни одного дурного слова о нем. Даже благоразумная Анджела О’Хара требует уважительного к нему отношения.
Дик Диллон фыркнул, и отец Флинн поежился на солнце.
Иногда работа в больнице заканчивалась около десяти вечера, и сотрудники шли пропустить пару стаканчиков до закрытия пабов. Но Дэвид никогда не присоединялся к компании. В такие дни он выбегал из больницы и мчался к автобусной остановке.
– Не понимаю, почему это место называется общежитием, – заметил как-то один из врачей. – Ты, например, здесь почти не живешь.
Дэвид ухмыльнулся:
– Я понятия не имел, что придется так часто дежурить. Думал, здесь будет гораздо вольготнее.
– Нет, наверное, дело не в этом. Ты заранее знал, что окажешься взаперти. Ты просто не надеялся встретить такую безотказную девушку.
Рыжеволосый ординатор улыбнулся собственной прозорливости.
Лицо Дэвида Пауэра окаменело.
– Прошу прощения?
– Это всего лишь шутка…
– Мне ни капли не смешно.
– Правда? Что ж, мне очень жаль. Я ведь ничего о тебе не знаю. Совсем ничего.
– Вот именно, ты ничего не знаешь и не имеешь права что-либо предполагать. Точка.
Швырнув халат на спинку стула в комнате отдыха, Дэвид вышел из общежития, белый от гнева.