– Что я такого сказал? – взмолился Бар, обращаясь к пустой комнате.
Было холодно и сыро. Дэвид прождал автобус целую вечность, а потом еще столько же ехал на нем до Ратмайнса. Он все еще пылал от ярости. «Безотказная девушка. Безотказная…» Клэр. Как он посмел?
Дэвид поднимался по лестнице. Он устал и был очень взвинчен. Клэр сидела за импровизированным столом, который они соорудили из досок и строительных кирпичей. На руках у нее были митенки. Она выглядела так мило, что Дэвид невольно залюбовался ею. А еще у нее был утомленный вид и круги под глазами.
– Господи, ты дома? Уже так поздно?
Дэвид обрадовался, когда она назвала их комнату домом, но испытал легкое разочарование, узнав, что Клэр не ждала его и не беспокоилась.
– Много успела сегодня сделать?
– Слава богу, я снова могу заниматься. Я совсем забыла про время и про все остальное. Мужчина внизу кричал, что продает керосин, я сбегала и купила немного.
Клэр с гордостью посмотрела на раскаленную маленькую печку.
– Теперь здесь мило и уютно, – сказал Дэвид. – Что будем есть?
Клэр опешила:
– У нас ничего нет. Я хотела выйти что-нибудь купить.
– Должно же быть хоть что-то. Хотя бы гренки.
– Нет. Ничего нет.
Она открыла маленький шкаф.
– Смотри, прямо как в буфете у старушки Хаббард[17]. Пусто. Пойдем купим жареной картошки, – предложила Клэр, увидев, как Дэвид расстроен.
– Я только вошел, – буркнул он. – Я устал как собака.
Клэр встала и потянулась за пальто:
– Побудь дома, я схожу принесу картошки.
– Тогда я останусь здесь совсем один, – проворчал он.
Клэр испуганно на него посмотрела. Он никогда раньше так не разговаривал.
– Милая, прости. Я дико устал и едва соображаю, что говорю.
– За что ты просишь прощения? – участливо спросила она. – Отдохни десять минут. Я вернусь, и мы устроим пир.
Клэр наотрез отказалась выпускать его на улицу. Она сняла с него ботинки и подложила ему под спину две подушки. Она отказалась от денег, сказав, что ей хватит. Сегодня она угощает. Она спустилась по лестнице, и его охватило чувство вины.
Разве так следует возвращаться домой? Кричать с порога, как сварливый муж: «Где мой чай?» Это путь в никуда. Они оба так уставали, что едва могли говорить. Ни лишних денег, ни минимальных удобств. Будь у них побольше средств, Клэр могла бы жить в квартире рядом с больницей, в доме без вонючей плиты, грязи, велосипедов и запаха мочи в общем холле.
Ему не сиделось. Он встал, подошел к столу и посмотрел на страницы, исписанные крупным, твердым почерком. Забавно, что Клэр пользовалась старомодным вечным пером и чернилами, а не шариковой ручкой, как все остальные.
В последнее время она углубилась в историю экономики. Эта неделя была посвящена трудам Джона Мейнарда Кейнса… Клэр делала заметки в библиотеке, а дома пыталась упорядочить добытые сведения и представить их в виде схемы. Она была очень смышленой и любознательной. Дэвид вспомнил, что в школе тоже испытывал желание учиться. Как и Джеймс Нолан. Взрослый Джеймс выглядел таким апатичным, что распознать, чувствует ли он хоть что-нибудь, было решительно невозможно. А Дэвид так устал от привычки спать, прислушиваясь, не зовут ли его к больному в палату, что считал жажду познания роскошью.
На столе лежало письмо в коричневом деловом конверте. Дэвид удивился, что отправитель указал адрес их общей квартиры. Никто не знал, где они с Клэр живут. Самым неприятным было то, что в графе адресата значилось имя Клэр О’Брайен, а ведь они заверили домовладельца, что женаты. Судя по почтовому штемпелю, письмо пришло из Каслбея.
Дэвид никогда в жизни не читал чужих писем. В этот раз он нашел себе оправдание. Он хотел знать. Если он спросит прямо, Клэр ответит и все объяснит, но он за вечер уже успел вспылить и найти к чему придраться, поэтому не доверял себе. Он просто глянет одним глазком, это поможет избежать лишних разговоров. Он вытащил короткое письмо из конверта. На листе красовался логотип «Фотоателье Дойла», а внизу стояла подпись: «С любовью, Джерри».
Клэр купила им по порции шоколадного мороженого на десерт. Продавец предположил, что они настоящие супермены, раз едят мороженое в такую погоду. Она развернула пакет с жареной картошкой и нашла тарелки. Во время еды они всегда ставили на стол ужасный пластиковый цветок в горшке и шутили, что это цветочная композиция. У них был томатный соус, соль и уксус из магазина. Клэр радостно щебетала о преимуществах жизни в спальном районе, где в любое время дня и ночи можно раздобыть еду.
Дэвид молчал.
– Господи, ты и правда устал. Может быть, тебе стоит провести пару ночей в больнице, а не тащиться сюда?
– Может быть, – ответил он.
– Что-то случилось?
– Нет.
– Тебя что-то беспокоит?
– Письмо, – указал он на стол.
– Какое письмо?
Она встала.
На столе лежало два письма: одно из них – от ее матери на адрес Дамского читального зала Университетского колледжа. Клэр сказала дома, что, если писать туда, письма доходят быстрее.
– Вот это? – Она взяла в руки коричневый конверт.
– Да.
– Если ты его прочел, из-за чего беспокоиться?
Ее голос прозвучал холодно.
– Я не читал. Клянусь тебе. Но я знаю, от кого оно. Мне интересно, почему ты дала ему наш адрес и сказала, что живешь здесь. Это наш секрет. Предполагается, что мы – муж и жена. Какого черта ты впутываешь во все Джерри Дойла? Только не повторяй то, что звучит всякий раз, когда всплывает его имя: если рассказать Джерри, то это не в счет; Джерри и так все знает; все любят Джерри. По-моему, это отвратительно.
Клэр вынула из конверта письмо и прочла вслух:
– «Дорогая Клэр! Я выполнил твою просьбу и чертовски надеюсь, что почтовая служба ничего не потеряет, иначе меня обвинят в воровстве. Здесь вовсю кипит жизнь: Крисси вот-вот подарит тебе племянника или племянницу, Фиона выходит замуж за Фрэнка Конуэя, Джози встречается с достойным мужчиной постарше. Думаю, ты и так знаешь подробности. Из старой гвардии остались только мы с тобой. Когда все получишь, пришли открытку или весточку, чтобы я был спокоен. С любовью, Джерри».
Она прочла письмо до конца, хотя он пытался протестовать, заявляя, что не желает ничего слышать. Она бросила письмо на кровать, достала из выдвижного ящика сберегательную книжку и швырнула ее вслед за письмом.
– Я попросила Джерри забрать сберегательную книжку из моей комнаты в Каслбее и прислать мне. Я не хотела, чтобы мама спрашивала, зачем мне понадобились деньги. А они мне понадобились, ты – мнительная, узколобая свинья! Потому что теперь, когда я живу здесь, я должна покупать то, чего не покупала, пока жила в общежитии: молоко, хлеб, чай, сахар, суп в пакетах и стиральный порошок. А еще я плачу часть аренды за жилье. На это нужны деньги, а у меня не осталось ни пенни. Я еще должна Валери три фунта. Поэтому, чтобы не выглядеть содержанкой или иждивенкой, чтобы не чувствовать себя нищей Клэр О’Брайен, связавшейся с богатым Дэвидом Пауэром, я попросила прислать мне сберегательную книжку.
Ее глаза пылали яростью.
– Я попросила Джерри прислать все сюда, потому что не хотела, чтобы такая ценная вещь, как сберегательная книжка, на которой лежат шестьдесят три фунта – эти деньги я копила три года, – потерялась в колледже или в общежитии. Джерри Дойлу наплевать, где я живу – здесь или на вершине Дублинских гор! Поэтому я дала ему этот адрес. И я не собиралась говорить ему, что притворяюсь твоей женой, поэтому письмо адресовано мне. А хозяин комнаты верит в то, что мы женаты, не больше, чем в то, что не берет с нас лишнего.
Пока Клэр говорила, ей на лицо упали волосы. Она взяла свою тарелку с картошкой и грубо ссыпала ее содержимое в тарелку Дэвида.
– У меня пропал аппетит. Я готова на что угодно, лишь бы не ужинать с таким подлецом, как ты.
– Прости… Пожалуйста! – взмолился он.
– Нет. Я ухожу. И не вернусь до завтра, пока ты не уйдешь.
Она схватила свои записи, положила их в спортивную сумку и вытащила ночную рубашку из-под подушки.
– Клэр, на улице дождь…
– Я уже выходила под дождь, чтобы принести тебе ужин, разве нет? Чтобы ты успел устроить обыск и выдвинуть обвинения. Пошел к черту!
Она бежала быстрее, чем он, и запрыгнула в последний автобус в сторону центра.
Клэр вышла и, оглядываясь по сторонам, проскользнула на задний двор общежития. Она взобралась по скобам на стене, молясь о том, чтобы Валери и Мэри Кэтрин не было на месте. Но этим вечером никто не отвечал на ее молитвы.
Подруги читали журналы и слушали Криса Барбера на маленьком портативном проигрывателе. Когда разъяренная и промокшая Клэр влезла в окно, они покатились со смеху. Они хохотали, когда просили одну из самых юных и робких обитательниц общежития принести для них чай. Они заливались смехом, пока искали большое банное полотенце и готовили для Клэр ванну в большой и обшарпанной ванной комнате в конце коридора.
Они поняли, что одного чая окажется мало, поэтому достали из ящика стола бутылку бренди. Клэр тоже рассмеялась. Она вытерла волосы и вкратце рассказала им свою историю, потягивая чай с капелькой бренди. А потом она легла на третью кровать и уснула.
Валери и Мэри Кэтрин сражались, как две тигрицы, чтобы к ним не подселили третью соседку. Они напомнили монахиням, что Клэр заплатила за место в общежитии до Пасхи, и великодушно предположили, что сестры во Христе не пойдут на обман и не будут взимать двойную арендную плату, так ведь? Мэри Кэтрин втайне была уверена, что Клэр вернется: американка чувствовала, что роман с Дэвидом не продвинется дальше первой базы[18]. Но когда Клэр с улыбкой устроилась на своей старой кровати, Мэри Кэтрин деликатно промолчала. Как и Валери.
– Мне правда жаль. Я выгляжу полной идиоткой, – призналась Клэр.
– Ерунда, сейчас ты выглядишь намного милее, – сказала Валери. – Теперь мы точно знаем, что ты нормальная и больше не проповедуешь мир и покой настоящей любви. От этого всех тошнило.