Шон обратил внимание жены на маленькие герани, посаженные матерью в ящики на окне, и обрадовался, что они так хорошо сохранились. Он указал на дымоход, где птицы вили гнездо, и на крыльцо, которое приходилось чистить зимой от снега, чтобы под его тяжестью не треснуло стекло.
Сюя прошептала, что теперь хорошо представляет, как Шон жил раньше.
Они взялись за руки и пошли обратно к стоянке для автофургонов, снова выбрав тихую Клифф-роуд, а не шумную Черч-стрит, полную огней и веселья в разгар сезона.
Дик Диллон спустился вниз. Он подглядывал, притаившись у темного окна спальни.
– Ушли, – сообщил он.
Они услышали голоса, и Дик прокрался наверх, чтобы посмотреть. Анджела осталась на своем посту. Если они постучат, она их впустит, а Дик выйдет через черный ход. Если бы он вышел к гостям с радостным приветствием, Шон мог подумать, что весь Каслбей примет его с распростертыми объятиями. Шону следовало опираться на факты, а не делать скороспелые выводы после встречи с Диком.
– Как думаешь, зачем они приходили? – спросила Анджела.
– Мы, наверное, никогда этого не узнаем, – ответил Дик.
– Ты бы не мог остаться на ночь, Дик? – внезапно предложила она.
– Что?
– Не в постели со мной, разумеется, к этому я тебя не принуждаю. Просто остаться на ночь в доме.
– С удовольствием. И раз уж ты заговорила об этом, я нисколько не возражаю, если ты не будешь себя утруждать и готовить для меня отдельную постель.
– Мне не составит труда, Дик, – рассмеялась Анджела.
– Надеюсь, постельное белье не успело высохнуть после стирки.
– Белье сухое, на дворе середина лета. Тебя не будут искать, если ты не вернешься в отель?
– Анджела, девочка моя, им нет дела, дома я или вышел, жив или помер.
– Хватит взывать к моей жалости. У меня найдется лишняя кровать. Я сейчас застелю ее для тебя.
– К чему эти лишние хлопоты? У тебя там наверху стоит огромная кровать. Я смотрел на нее и размышлял.
– Размышляй дальше, но без меня… Дик?
– Да.
– Большое спасибо.
Анджела думала, что они пойдут в церковь на позднюю мессу, поэтому сама отправилась на утреннюю и очень удивилась, увидев среди прихожан всех четверых.
Когда Шон с детьми подошел к алтарю, чтобы получить святое причастие, Анджела закрыла глаза. Каслбей простил бы многое, но не это.
Анджела вышла из церкви перед чтением Святого Благовествования от Иоанна. Она стояла за воротами и покупала воскресную газету у Микки Мака, когда услышала, как фермер спросил у своей жены:
– Ты видела? На мессе была китаянка и два ребенка-метиса, их подвели к алтарю.
– Все знают, что в Китае полно католиков, – встрял в разговор Микки Мак.
Он не считал себя невеждой только потому, что не умел читать газеты, которые сам же продавал.
Для детей Анджела припасла много содовых булочек и кукурузные хлопья. Дик вернулся в отель. Они договорились, что он пока не будет заглядывать в коттедж. Только если Анджела об этом его попросит. Если что-то случится, она позвонит из гольф-клуба.
Анджела села читать газету. Она почти успокоилась. Шона никто не узнал.
Должно быть, у Шона и Сюи возникли какие-то дополнительные соображения, если они приходили сюда накануне вечером, но не вошли.
Анджела ждала брата со страхом, который, по счастью, утратил былую остроту. И она больше не корила себя за все совершенные ошибки. Прошлой ночью Дик заверил ее, что она вела себя в высшей степени благородно. Она уже не чувствовала себя жалкой трусихой.
Сегодня она могла посмотреть в глаза Шону и его семье.
Они явились, взволнованно щебеча, как скворцы. Завтраку предшествовали восторги, объятия и подарок для тети Анджелы.
Сюя бродила по комнате, очарованная обилием книг и безделушек.
– Шон, ты никогда не говорил, что здесь так чудесно.
– Когда я здесь жил, всего этого не было, – признался он, опечаленный тем, что Сюя похвалила обстановку, не имевшую к нему никакого отношения.
– Ты уже встретил кого-нибудь из друзей, которых можно представить Сюе? – небрежно, как бы невзначай спросила Анджела.
Шон внезапно забеспокоился:
– Нет. Пока нет.
Сюя поняла, к чему клонит Анджела, и сказала:
– Это понятно. Друзья у Шона появились благодаря его матери и тебе, Анджела. Когда он возвращался домой, покойная миссис О’Хара созывала гостей, и многие с удовольствием приходили, чтобы побеседовать со священником.
– Кажется, после школы у меня не осталось друзей.
Анджела сжала кулаки. Школьные друзья? Ее брат спятил! Маленькие мальчики, которые тридцать лет назад бегали в школу Братьев? Кто из них, во имя всего святого, мог помнить о Шоне?
– Я полагаю, ты вырос. Как и они, – осторожно намекнула она.
– Все очень изменилось, Анджела. Тебе тоже так кажется? – спросил Шон.
Это было то, что надо. Она поняла, что эта мысль, если ее осторожно развить, сыграет роль спасательного круга. Возвращаться в новый, незнакомый Каслбей не имело смысла.
Анджела вздохнула:
– Я иногда вспоминаю старые времена: на улицах почти никого и всего пара-тройка семей на пляже… Мы здоровались с каждым прохожим.
Сюя ей подыграла:
– Шон заметил вчера вечером, что поселок слишком изменился, стал большим и… Как ты его назвал?
– Аляповатым. Ведь правда? Честно говоря, Анджела, Каслбей становится похож на английские городки – милые, но очень шумные и полные туристов.
– Что тут поделаешь? – воскликнула Анджела. – Я подумываю о том, чтобы самой уехать отсюда. Найти школу побольше и работу получше. Не знаю, почему я до сих пор здесь. Наверное, меня не отпускают корни. Как и тебя.
– Если уедешь, ты всегда сможешь вернуться. Повидаться с людьми. Здесь твои друзья, а у Шона их немного, – спокойно заметила Сюя.
– Я бы не сказал, что… – встрял Шон, не желавший выглядеть одиноким.
– Нет, Шон, ты, конечно, знаком со многими. Но Сюя права. Это мамины друзья, а не наши с тобой. Лучшие из наших разъехались. Так происходит во многих маленьких городках.
– Лучшие разъехались, – повторил Шон за сестрой. – Ты права, Анджела. Совершенно права.
Из сада прибежали дети. На улице очень жарко, можно пойти искупаться? Разумеется, можно. Не хочет ли тетя составить им компанию? Анджела ответила вежливым отказом, но обещала быть дома сегодня вечером. Она накупила мяса и готова устроить большой семейный ужин.
– А на пляже найдется тихий, безлюдный уголок… гм… для пикника? – поинтересовалась Сюя.
Анджела объяснила ей, как пройти туда, где Шону О’Харе меньше всего грозило разоблачение.
– Анджела, мы тут подумали, что было бы неплохо осмотреть окрестности, раз уж мы забрались так далеко.
Это должно было случиться. У нее перехватило дыхание.
– Идея хорошая. Размышляете об однодневных поездках?
– Нет. Хотим поездить по Ирландии, показать детям места, которые им запомнятся. Чтобы им было чем заполнить свои памятные альбомы для вырезок и о чем писать школьные сочинения.
– А я хочу увидеть Дублин. Мне обещали показать Дублин, – напомнила Сюя.
– Это было бы здорово. Но вы же оплатили аренду фургона.
– За этими фургонами люди выстраиваются в очереди, так что нам даже согласились вернуть остаток, что очень порядочно со стороны владельцев.
– Но вы же вернетесь в Каслбей? Перед тем как уехать из Ирландии?
– Нет. В этом нет смысла. Зачем возвращаться тем же путем?
– Понятно. Да, конечно, ты прав.
– Мы решили завтра отправиться в путь. Владельцы после обеда сдадут наш фургон новым жильцам, – сообщила Сюя.
Анджела ничего не сказала. Ее сердце было слишком переполнено.
Шон принял ее молчание за разочарование.
– Пожалуйста, не думай, что мы тебя бросаем. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за прием. Это просто… просто…
– Я понимаю тебя. Многое сильно изменилось.
– А кое-что не изменилось вообще.
– Автобус уходит рано утром. Мы должны встать очень рано… – сказала Сюя.
– У меня есть друг – ты его, наверное, не помнишь – Дик Диллон. Он подбросит вас до города, вы можете начать оттуда…
– А он не будет против?
– Нет. Я поговорю с ним сегодня вечером.
– Анджела… есть только одна проблема… с этим Диллоном.
– Какая?
– Ты не скажешь ему, кто я такой? Видишь ли, я бы предпочел, чтобы люди думали…
– Я не скажу ему, кто ты. Я же оставила за тобой право решать: кому и что говорить, помнишь?
Она спустилась с ними по Клифф-роуд и у скамейки с видом на море поцеловала их на прощание. Они направились к стоянке для автофургонов. Анджела заверила их, что Дик Диллон заедет за ними в удобное для всех время, примерно в десять часов.
Вернувшись домой, Анджела опустилась на колени и, заливаясь слезами, возблагодарила Господа – того, кого недавно считала жестокосердным.
Дни обернулись рутиной, которая завораживала и словно усыпляла. Они вставали рано. На участке пляжа перед садовым домиком обычно никого не было, поэтому они спускались по ступенькам к морю, чтобы поплавать в утренние часы. Бонс об этом знал, и хотя пес так постарел, что не мог сам подняться обратно по лестнице, он всегда сбегал с ними вниз. Никто не видел, как вырос живот Клэр, кроме Дэвида, любовно гладившего его, когда они входили в море.
Они ели на завтрак свои любимые сэндвичи – с беконом и помидорами. Дэвид присоединялся к отцу, а Клэр спускалась по Клифф-роуд к своему старому дому. Она пила на кухне чай и делала необходимые покупки. Потом возвращалась по Клифф-роуд обратно в домик, по пути наблюдая за семьями, готовыми провести на пляже весь день. Так проходило утро. Днем Клэр занималась. Дэвид старался выкроить время, чтобы наведаться в домик хотя бы дважды в течение дня. Вечером он возвращался. Они редко заглядывали в отель и почти не появлялись на публике, за исключением вечеров, когда комитет устраивал танцы. Тихими мирными вечерами они любовались закатом из собственного окна, поражаясь красотой картины, превосходившей всякую меру. Время от времени они красили стены в комнатах на втором этаже, потому что задача Бампера Бирна сводилась к тому, чтобы худо-бедно приспособит