Кевин просто дёрнул его на себя, провёл бросок и, прижав тонкое горло коленом к полу, лишил альбиноса сознания. Каждый искатель изучал рукопашный бой (шагнувший далеко вперёд за последние столетия, надо заметить), а Кевин в этой дисциплине был лучшим на курсе.
Дым от разорвавшейся чудо-боеголовки рассеивался. Неудачливый деревенский террорист, оглушенный, ползал на четвереньках вокруг своей рогатки. Вроде бы пытался вставить ещё один снаряд и снова выстрелить.
«Вот ведь упорный! – удивился Кевин, - настоящий фанатик».
- Уходим! – крикнул он по-имперски, не пытаясь больше заговорить на унилингве.
Мужик словно бы не слышал. Бормотал невнятно, тряс головой, ошеломленно водил глазами из стороны в сторону.
Но бросать его Кевину не хотелось. Слишком уж необычный экземпляр, стоило познакомиться поближе.
- Прикинешься моим пленником, попробуем выбраться, - озвучил Кевин пришедшую в голову идею.
Содрал с распластавшегося на полу альбиноса безразмерный плащ с капюшоном и набросил на себя.
«Неплохо, а теперь слегка поработаем с давлением и пигментацией. Для пущей правдоподобности». Минута ушла на то, чтобы выбелить кожу и поработать с цветом глаз. Поддерживать такие изменения дольше пары часов опасно для здоровья, но этого времени должно хватить. Полной копией альбиноса Кевин, конечно, не стал – другая комплекция, много мелких отличий. Однако, учитывая воцарившуюся вокруг неразбериху, шансы на успех задуманного все-таки имелись.
А упрямому мужику удалось выстрелить ещё раз. Второй шарик не произвел такого эффекта, как первый. Не было хлопка, шума, дыма и гари. Но разбираться в том, как теперь себя чувствует чудовище, желания не возникало. Главное, что селянин, наконец-то отложил оружие и поглядел на Кевина. В первый миг испугался (работает, значит, маскировка!), но потом перевел взгляд вниз, на бездыханное тело настоящего альбиноса – понял, что к чему, успокоился.
- Пошли! – Кевин откинул полог шатра и осторожно выглянул наружу.
Повезло – во вражеском лагере царил хаос. Некоторые охранники попадали на землю, корчились и ползали в грязи, держась руками за головы. Другие бессмысленно суетились, бегали и кричали.
Но самое главное, что оставшиеся в живых пленники воспользовались ситуацией. Внизу, у подножия платформы, кипел настоящий бой. Пока еще не скормленные чудовищу имперцы сумели завладеть оружием и яростно сражались со своими недавними мучителями – по крайней мере с теми из них, кто не свалился с головной болью.
К сожалению, силы были не равны. Немногочисленные пленники не имели шансов и вряд ли смогут продержаться долго. Однако они предпочли умереть с оружием в руках, а не отправиться на прокорм чудовищу. Достойный выбор.
Помочь им Кевин не мог. Более того, лорд Изумрудный теперь выглядел так, что любой из его подданных с радостью разрубил бы белую рожу. Потому уходить нужно в противоположную от схватки сторону.
Кевин обернулся, чтобы в очередной раз поторопить замешкавшегося крестьянина.
Причиной задержки стал ребёнок. Мужик не бросил новорожденного, а пытался поудобней устроить у себя за пазухой. Возможно, это не ворованный малыш, использованный для прикрытия, а сын или дочь этого террориста? Ну точно фанатик, раз на такое решился, ведь шансов уцелеть у них практически не было.
Кевин печально хмыкнул, понимая, что ребенок может стать обузой, но не стал мешать – чувства мужика понятны.
- Готов? Хорошо, выдвигаемся!
Глава 27
Несмотря на то, что бесчисленная орда южан уползла на север, немало вражеских шаек всё ещё шныряло по округе. Одни грабили имущество, другие охотились за рабами, третьи просто отстали от основных сил и не слишком спешили их догонять.
Пробираясь лесом к Штырякам, по пути отряд заглянул в Заречье.
К ужасу местных мужиков, вернувшихся проведать родные хаты, деревня оказалась совершенно опустевшей.
Ничего не сожжено и не разрушено, ни одного трупа, никаких следов пролитой крови. Просто четыре десятка оставленных жильцами пустых дворов. Да, некоторые уходили ранее с беженцами, как и сами мужики, но где все остальные?
Пархим, бывший здесь мельником, вместе с другими зареченскими, заходили в каждый двор, осматривали по порядку дом за домом.
Лишь в одном из них нашлась полуживая старуха, настолько дряхлая, что без посторонней помощи не смогла подняться с топчана. Да и пахло от неё так, что находиться рядом смог бы не каждый.
- Даже скотину забрали… - пробормотал Пархим. – И собак убитых не видно. Получается, их тоже с собой увели…
- Может все-таки сами ушли? – предположил Шнырь.
- Куда б они ушли, когда дикари уже дорогу перекрыли, - покачал головой Пархим. – Раз даже мы не сумели проскочить, что говорить про толпу народа со свиньями, коровами да курами.
- А телеги на месте, - заметил Шмель. – Значит, скотина своим ходом шла, не впрягали.
- Тогда может не по дороге? Может бежали в лес, а скотину с собой на прокорм забрали, - снова предположил Шнырь.
- Такой оравой в лесу не скроешься. Да и тропу вытопчут… Разве что по ручью пойти, надо бы проверить там следы…
- Осень наступает, а они в лес? С детьми и стариками? – засомневался Шмель. – А почему тогда теплые вещи оставили? Погляди, вон висят тулупы, ватные одеяла сложены, не тронуты. Нет, не похоже это на уход по доброй воле…
Сомнения рассеялись, когда к размышляющим мужикам подошел сотник Кабай.
- В общем, мы с Томшей присмотрелись к следам в округе. Никаких хитростей, все ушли по дороге к штыряковскому мосту, а потом дальше на тракт.
- Сами?
- То-то и оно, что не сами. Среди нашенских натоптано много чужих следов. Большие такие ножищи, в полтора размера. Босиком или с чудными подошвами, плетеными.
- И не холодно же им, а ещё южане…
- Ага, ты об их здоровье побеспокойся, словно больше не о чем думать.
- В общем, понятное дело, что народ увели в рабство или на прокорм, - мрачно подытожил Кабай.
- На прокорм?! – хором выдохнуло несколько мужиков, выпучив глаза от страха и изумления.
Кабай отвернулся, ничего не ответив. Вместо него начал объяснять Томша:
- Вы не слыхали раньше, что южане людей едят?
- Ээээ…
- Не хочу вас пугать раньше времени, - невозмутимо продолжал Томша. – Возможно, сожрут только скот, а людей сделают рабами. Но то, что дахейцы, мунгоны и прочие черномордые питаются человечиной – факт. Поверьте опыту порубежника.
- Так вот почему вещей не брали… - прохрипел Пархим. Потом вздернулся, лицо пошло красными пятнами. – Нужно догнать сволочей, отбить наших!
Кабай глянул на него, прищурившись одним глазом, хмыкнул.
- Для того и сколотили отряд, - Томша ободряюще потрепал Пархима по плечу, - чтоб своих не давать в обиду, вызволять пленных, и повсюду…
- …бить врага! – закончил за него Шнырь.
- Да, верно. Но не просто бить, а исподтишка. Пока не накопим достаточно сил, чтоб ударить по-настоящему, нужно прятаться, сохранять осторожность. Так что держись, Пархим. Своих не бросим, но и бежать вперёд, сломя голову, нельзя. Так ты никому не поможешь.
- Ладно, хватит базарить, - прервал Кабай. – Раз хотите спешить, то пора выдвигаться.
- На ночь глядя? – удивился кто-то. – В лесу-то совсем темно, впору глаза на ветке оставить.
- Ночь – лучшее время для партизана. Привыкай. А к рассвету как раз в Штыряках будем. Глянем, остался ли там кто или всё так же, как здесь.
- А с бабкой больной что делать?
- А что ты хочешь с ней делать? Жениться? Или с собой на плечах потащишь? Ничего не делать, пусть лежит. Это не худшая смерть – хотя бы в собственной кровати помрёт.
Глава 28
Место для наблюдения выбирал Шмель. Хоть он был не единственным штыряковцем в отряде, но уже обладал каким-никаким авторитетом среди мужиков, да и сотник его выделял среди прочих.
А место действительно было хорошее – возвышавшееся на лесистом пригорке развесистое дерево с густой кроной. Не одинокое у всех на виду, конечно же, а одно из многих. Притом стоящее так, чтоб другие деревья не заслоняли обзор, а гуща темно-зеленой листвы, с вкраплениями осенней желтизны, надежно укрывала разведчика.
На широких и толстых сучьях разместилось трое – Кабай, Томша и сам Шмель. Остальные прятались внизу в траве. Вряд ли могли что-то разглядеть, просто ожидали, что скажет начальство. Потому Шмель с высокомерным удовольствием иногда поплевывал вниз, строя из себя одного из командиров.
Деревня впереди действительно развернулась как на ладони. Видны были и хаты, и центральная площадь, и новое сооружение из валунов, на том месте, где раньше стояла имперская молельня.
Время выбрали самое правильное – предрассветные сумерки, пока солнце не взошло, а небо окрашивал мягкий голубой свет Лима. Казалось бы, входи в деревню и делай, что хочешь – все будут дрыхнуть. Даже если внутри окажутся какие-то враги, в такое время их можно брать тепленькими, беззащитными.
Однако Кабай потому и стал сотником порубежных пластунов, что никогда не лез в драку без разведки. Вот и сейчас интуиция и навыки его не подвели. Словно бы чуял неладное. Только устроились на дереве, принялись обозревать окрестности, высматривая что-нибудь подозрительное, как началось…
По грунтовке, ведущей от имперского большака, в деревню трусцой вбежал отряд высоких чернокожих воинов. Наши так не смогут – выдохлись бы и попадали без сил, а этим хоть бы что, не устают, прям как имперские скороходы.
Вместе с ними был тощий дядька в черном балахоне, он-то и раздавал указания крупным, но выносливым и ловким дикарям. Не кричал, а лишь повелительно размахивал руками, напоминая машущего крыльями ворона. В широких рукавах черного плаща мелькали белые, словно дворянские перчатки, ладони.
Из крайней хаты, уже год как пустующей, высыпало навстречу непрошенным гостям ещё трое таких же черномордых. Похоже, живут там – вроде как гарнизон. Вот и ладненько, что вскрылись – теперь знаем, в каком доме их можно будет навестить.