Словно бы не чувствуя боли, альбинос взялся одной рукой за торчавшее из живота древко копья и подтянулся вперёд, пока наконечник не вышел из спины. Второй рукой он нанёс смертельный удар солдату, который сжимал это копьё. Парень был настолько шокирован происходящим, что даже не попытался защититься.
Всё это произошло не более чем за пару секунд. Что было дальше, Гумель не видел, так как пришлось сосредоточиться на собственном противнике. Но увиденного хватило, чтоб заподозрить неладное. В следующий миг подозрения подтвердились – в том месте, где недавно гладий легионера разрубил предплечье альбиноса, не оказалось никаких ран. Лишь длинный ровный разрез на рясе, не более. Жрец одинаково ловко крутил клинки в обеих руках, приплясывал и лающим голосом выкрикивая непонятные слова дикой песни.
Отступать некуда, да и незачем. Лучше погибнуть с честью, чем опозорить трусостью родовое имя Гремов. Учитывая проворство альбиноса, ждать сэр Гумель тоже не стал. Как говорится, лучшая защита – нападение. Потому рванулся вперед, словно разъяренный бык на калантийской корриде. Врезал щитом так, что жрец отлетел назад как пробка, выстрелившая из винной бутылки. Если бы не теснота, альбинос кувыркался бы пару метров и шлепнулся спиной в грязь, но дикари подхватили своего кумира, не позволив упасть. Оттолкнувшись от них, словно пружина, жрец прыгнул обратно. Не побежал, а именно прыгнул, взлетев в воздух как снаряд катапульты.
- Отбивать летящие мячики я любил с самого детства, - усмехнулся сэр Гумель.
Теперь альбинос имел дело не с простым пехотинцем, а с опытным потомственным воином – рыцарем. Потому сэр Гумель снова опередил противника. Конечно, не потому, что был ловчее, ведь в скорости он явно проигрывал, но благодаря хитрости и боевому опыту.
Мощный удар шестопёра навстречу остановил полёт альбиноса. Даже в шуме сражения было слышно, как громко треснули ребра, вминаясь внутрь грудной клетки. Искореженное кривое тело жреца упало вниз, извиваясь не то в судорогах, не то пытаясь продолжить танец.
Чернокожие дикари взвыли и бросились вперёд, спеша на выручку своему белокожему господину. К счастью, сэр Гумель тоже был не один. Оруженосец его двоюродного дяди, ещё чей-то паж, полдюжины легионеров – все они схватились с рванувшими в атаку варварами.
Рассказывать о случившемся можно как о поединке благородного рыцаря и дикого колдуна. На самом же деле схватка длилась всего пару секунд, мало кто наблюдал за ней, как за дуэлью, ведь битва вокруг ни на миг не стихала и большинству сражающихся было попросту не до них.
Не тратя драгоценные мгновения попусту, сэр Гумель ещё раз шагнул вперёд. С размаху опуская ногу, обутую в тяжелый башмак доспеха, на голову раненого альбиноса.
К сожалению, в этот раз удача уже не была столь благосклонна. Несмотря на травму, несовместимую с жизнью, юркий жрец увернулся от опускающейся сверху ноги, одновременно изловчившись всадить клинок в икроножную мышцу рыцаря.
- Сокол и роза! – вместо того, чтобы завопить от боли, сэр Гумель прокричал девиз. Больно так, что невозможно терпеть, но если уж кричать, то надо делать это с достоинством.
Рыцарь видел, как прямо на глазах срастаются изломанные шестопёром кости альбиноса, как тот снова набирается сил, готовясь встать. Но аристократ не чувствовал страха, лишь досаду, что оставил меч возле трупа Куцепала. Расчленить эту тварь, разбросать куски подальше друг от друга – вот что нужно было сделать. Шестопёр в этом не поможет, а поднять чужой клинок уже не успеть – силы быстро уходили, тогда как его противник, наоборот, восстанавливался.
В следующие несколько секунд извивающийся, как белая гадюка, альбинос ужалил ещё несколько раз. Боль ушла, по телу начал разливаться холод – и тогда сэр Гумель окончательно понял, что это конец.
И всё-таки ещё один раз ему удалось достать проклятого альбиноса. Когда тот вставал, слабеющий рыцарь сумел обрушить шестопёр на голову мерзавца и снова уложил его наземь. Воспользовавшись секундной передышкой, закричал, обращаясь к солдатам:
- Отрубайте ему руки и ноги, отделяйте куски и отбрасывайте подальше! Тогда он не восстановится!
Это всё, что успел сделать благородный сэр Гумель, чей подвиг наверняка будут воспевать менестрели. Умирая, он улыбался, так как видел, что солдаты услышали приказ и последовали ему. А значит, с альбиносами будет покончено, мы выиграем сражение. Иначе и быть не может.
А имя сэра Гумеля, второго сына достославного барона Грема, войдёт в родовую хронику и, возможно, встанет в один ряд с именами наиболее прославленных предков.
Глава 51
Кевин понимал, что досконально изучить всю библиотеку у него не получится. Даже с применением методик нейрофорсирования на это понадобятся месяцы, если не годы. Потому лучшее, что можно сделать – добраться до своих, сообщить Игану и Алексу о найденном сокровище. А потом уже совместно решать, как быть дальше – направить сюда оперативную группу или даже организовать эвакуацию библиотеки в Цезариум.
В принципе он уже был готов отправиться в путь, но помешала неожиданная болезнь Мишека. Кевин пробовал доступные мануальные средства и даже вводил больному очередную дозу личных репарацитов, ослабляя этим собственный организм. Однако все усилия не приносили результатов – Мишек никак не желал идти на поправку. Поначалу вроде бы начинал выздоравливать, но на следующий день после процедур ему снова становилось хуже.
Кевин даже начал подозревать Заху, ведь тот постоянно навещал Мишека, приносил ему пищу и даже пробовал на пациенте собственные лекарственные средства. Однако зачем отшельнику вытворять подобное? Во-первых, если бы он действительно замышлял что-то недоброе, то наверняка пытался бы провернуть это с лордом Изумрудным, а не с его слугой, безобидным крестьянином. Во-вторых, зачем спасать путников, кормить и поить, проявлять гостеприимство, посвящать в тайны древней библиотеки, чтоб потом банально травить.
Поскольку состояние Мишека не улучшалось и не ухудшалось, оставаясь стабильно плохим, Кевин вынужден был оставаться в стенах зиккурата – ждал и надеялся, что парень всё-таки выкарабкается. Откровенно говоря, в данной ситуации кодекс искателей требует плюнуть на судьбу аборигена и заняться более важными делами. Пора уходить – уходи, не поддавайся сентиментальным порывам и привязанностям. Однако Кевин решил иначе, оправдав собственную слабость тем, что Мишек не просто абориген, а уникальный объект для изучения. Не менее интересный, чем спящий малыш, которого они таскают с собой всё это время. Потому решил ждать столько, сколько понадобится. Ведь болезнь не может длиться вечно – рано или поздно наступит выздоровление или…
Ну вот если «или», тогда и придётся уходить, забрав ребёнка, а пока…
Большую часть времени Кевин проводил в библиотеке. Любопытно, что, когда он читал, Заха всегда крутился рядом – не оставлял древние письмена без присмотра, словно бы ревнуя. Впрочем, старика можно понять – десятки лет одиночества и такой кладезь знаний рядом, настоящее чудо. Как тут не превратиться в слегка безумного библиотекаря, охраняющего свои бесценные сокровища. Хорошо, что вообще показал это хранилище, поделился секретом.
Каждый визит в библиотеку приносил новые удивительные знания. Любая табличка могла сулить настоящий научный прорыв. Информация о древнейшей истории Персефоны – давно сгинувших цивилизациях, об удивительных артефактах, о подземных богах и магической силе, меняющей облик планеты. Легенды и мифы переплетались с реальностью. Порой информация передавалась настолько детально и скрупулезно, что не возникало сомнений в её правдивости. С каждым днём вера в существование богов и магии росла и становилась сильнее. Недавний опыт в плену у мерзкого чудовища-телепата оказался лишь первой каплей в море нахлынувшей информации. Непросто отринуть общественные стереотипы, в которых воспитывался, осознать недостатки собственного образования, считавшегося лучшим из возможных. Однако то, что происходило на Персефоне, невозможно объяснить иначе. Неважно, какой термин придумают учёные, чтоб избежать употребления слова «магия», но сам факт наличия неизвестной науке волшебной силы уже достаточно очевиден. И дело не только в артефактах, как полагали раньше искатели и великие умы на орбитальной станции. Скорее даже наоборот – большинство артефактов блокируют магию, исходящую из-под планетарной коры. Кто-то или что-то излучает эту энергию, влияя на жизнь на поверхности. Почему бы не назвать их богами, по крайней мере до тех пор, пока не удастся познакомиться поближе.
- Хм… Серые пустоши – не просто ядовитая пустыня, а место выхода на поверхность одного из так называемых подземных богов? – поразился Кевин, откладывая очередную табличку. – Наши группы никогда даже не пробовали их исследовать. Не из-за особой опасности, а потому, что орбитальный дрон не обнаружил там признаков артефактов. Теперь-то понятно, почему. Были бы там артефакты – не было бы самих пустошей…
- Нельзя сказать, что древнее существо вышло на поверхность. Это не совсем правильно, - возразил Заха. – Если бы тёмный бог решил выйти, земля бы разверзлась, произошли бы невероятной силы землетрясения и катастрофы. Не знаю, смог ли бы уцелеть даже этот город, хоть он и находится под защитой одного из величайших артефактов.
- Разве я неправильно понял текст таблички?
- В основном правильно, но есть нюансы. Один из подземных богов, которого южане называют Нгархом, действительно имеет доступ к поверхности, но никогда в истории он ещё не выбирался наружу самолично. Речь идёт о посеве – личинках, спорах – называй, как нравится, суть примерно похожа. Божественный паразит заражает зверя или человека, превращая его в частичку себя. Но пожирающее пленников существо, от котором ты рассказывал, — это лишь дитя, мелкое чудовище по сравнению с родителем. Они наверняка связаны единым сознанием, но физически всё-таки являются отдельными организмами.
Прежде чем Кевин успел что-нибудь ответить или спросить, Заха вдруг сменил тон с менторского на шутливый: