Произнося свою речь, она выставила себя самым несчастным человеком на свете, а в довершение всего припала щекой к столу и, громко всхлипывая, зарыдала. Все, кто был в ресторане, обернулись в их сторону, их взгляды напоминали прожектора, которые уставились на двух дрожащих от страха подопытных мышек. Му Дафу обуял приступ паники, он тут же надел темные очки, маску и, взяв под руку Бай Чжэнь, вышел вон.
В машине она понемногу успокоилась. Он подумал, что такой взрыв эмоций с ее стороны был не чем иным, как последствием переживаний после развода. Так уж устроен этот мир, если не взорвется один, то взорвется другой, при этом самое смешное, что именно он должен был сейчас расплачиваться за ее домыслы.
Словно разгадав его мысли, она сказала:
– Только не надо сомневаться в моей памяти, она надежна, словно мать.
Оставив ее замечание без ответа, он размышлял, куда бы лучше поехать. Он остановил машину и включил кондиционер, решив подождать, пока она успокоится. А пока он размышлял о том, что еще каких-то полмесяца назад они вместе вспоминали о том, что совершенно точно не изменяли своим половинкам. Но сейчас она говорила совсем другое, оказывается, память обслуживает потребности точно так же, как и история, которую приукрашивают в зависимости от текущих нужд.
Глава 7Сделка
52
Как и было условлено, ровно в 15:00 Хуан Цюин показалась на пороге кабинета Жань Дундун. Жань Дундун, заметив, что та пришла одна, тут же поинтересовалась, где У Вэньчао. Хуан Цюин тяжело дышала, переводя дух, словно только что преодолела несколько десятков ступеней. Жань Дундун усадила женщину и налила ей полстакана теплой воды. Когда Хуан Цюин брала стакан, Жань Дундун заметила, как сильно дрожат ее руки; казалось, эта дрожь от рук распространяется и на все тело женщины, и даже на весь кабинет. Судя по ее состоянию, Жань Дундун предположила, что У Вэньчао сбежал. Хуан Цюин, даже не пригубив воды, поставила стакан на стол и произнесла:
– Вы правда сможете смягчить ему приговор?
– Для начала нужно, чтобы он явился с повинной, – ответила Жань Дундун.
– Ведь у вас тоже есть ребенок, если бы ваша дочь совершила преступление, вы бы заставили ее явиться с повинной?
– Да, – выпалила Жань Дундун и тут же помрачнела.
Ей показалось, что Хуан Цюин прибегла к психологической атаке. Будучи матерью, Жань Дундун подобного опыта не имела, а потому не представляла, какой была бы ее реальная реакция. Да она даже думать ни о чем таком не хотела. Ведь ее дочь чиста, словно ангел, как она вообще могла бы совершить преступление?
– Почему мне кажется, что тем самым я его предам? – произнесла Хуан Цюин.
– Тут все дело в этических принципах. С этим сталкивается каждый, когда приходится сделать выбор, например, кого из утопающих родственников спасать первым. Эту же дилемму отражает эксперимент с так называемой «проблемой вагонетки»… Если рассуждать логически, то любой матери жалко выдавать своего ребенка, но тогда надо, чтобы ребенок был безупречен. Если же он все-таки совершил преступление, то его просто необходимо наказать, в противном случае он продолжит идти по кривой дорожке и зайдет так далеко, что шанса спасти его уже больше не будет. Вы ведь учитель. Если бы такой вопрос вам задали ученики, вы наверняка бы ответили так же. И это – тот ответ, который мы не вправе переиначивать. В противном случае не только вы на всю оставшуюся жизнь лишитесь покоя, но и ваш сын останется жить в вечном страхе. Здесь речь не идет о правильности выбора. Однако если сопоставить все плюсы и минусы, здравый смысл подскажет решение. И если вы это сделаете, то сразу поймете, что лучшим выбором для вашего сына будет явка с повинной.
Хуан Цюин погрузилась в молчание – похоже, она уже приняла решение, причем еще до встречи с У Вэньчао, и последние пару дней убеждала себя в его правильности. Единственной причиной, по которой она все еще колебалась, было то, что ей требовалось чье-то одобрение извне. Она вызвала У Вэньчао, который ожидал ее на подземной стоянке. Когда Шао Тяньвэй и Сяо Лу взяли его под стражу, она вдруг зарыдала в голос и бросилась вдогонку со словами: «Вэньчао, прости свою маму…» Пока полицейские с У Вэньчао шагали по коридору, плач ее все отдалялся, и когда они зашли в лифт, совсем заглох.
Жань Дундун, обессилев, опустилась на кровать, пропуская через себя все то, что только что пришлось испытать Хуан Цюин. По мере погружения в эти переживания она уже начала представлять себе, что под стражу взяли не У Вэньчао, а Хуаньюй; ее галлюцинация становилась все более явной, и как бы она ни старалась избавиться от нее, ничего не получалось. На сердце у Жань Дундун было пусто и тревожно, одна за другой, словно желая сокрушить, ее накрывали волны уныния.
Она поспешила набрать номер Му Дафу и тут же спросила:
– Ты уже рассказал Хуаньюй, что мы собираемся развестись?
– Нет, – ответил он.
– Ни в коем случае не говори, Хуаньюй еще маленькая, она этого не перенесет.
– Ты же говорила, что все ей рассказала.
– Это чтобы тебя припугнуть. Где сейчас Хуаньюй?
– В школе.
– Срочно езжай к ней, я должна связаться с ней по телефону.
– А после занятий это сделать нельзя?
– Нет, мне нужно прямо сейчас услышать ее голос.
– Хорошо, тогда я поехал, – ответил Му Дафу.
Закончив разговор, она обнаружила, что ее телефон стал скользким от пота, влажными были не только ее ладони, но еще лоб и спина. Не хватало только заболеть, только не в этот решающий момент, подумала она. Она попыталась подняться с кровати, но, встав на ноги, поняла, что совсем ослабла, ее качнуло. Обретя наконец равновесие, она осторожно вдоль стеночки добралась до ванной комнаты и встала под горячий душ.
Полчаса спустя они выехали из Синлуна. Сяо Лу был за рулем, Жань Дундун заняла место рядом, позади разместились Шао Тяньвэй и У Вэньчао. Все молчали. Жань Дундун смотрела на мелькавшие мимо деревья и далекие верхушки гор, настроение ее понемногу выправлялось. Вдруг у нее зазвонил мобильник, это был звонок от Му Дафу. Она ткнула пальцем в экран и прижала телефон к уху. Услыхав голосок Хуаньюй, она тут же почувствовала, как всю ее охватила счастливая истома.
– Мама, я соскучилась.
– Мама тоже по тебе соскучилась.
– Когда ты вернешься?
– Уже еду назад. Ты там ни с кем из ребят не поссорилась?
– Нет, у нас все хорошо.
– Как здоровье? Не болеешь?
– Полный порядок, ем хорошо, про молоко и яблоко раз в день не забываю.
– А спишь хорошо?
– Как убитая, даже в туалет по ночам не бегаю. Папа меня по утрам хвалит.
– Поправилась или похудела?
– Какая была, такая и осталась. Скорее возвращайся, мне пора на урок.
– Беги, детка. Мама приедет, сходим с тобой в парк развлечений.
– Пока.
– Пока.
После разговора с дочерью она почувствовала, как все ее напряжение разом спало, сердце успокоилось, будто пустое пространство засыпали песком, или на месте оползня установили подпорную стену, или нашли все доказательства по нераскрытому делу. Она прикрыла глаза, собираясь отдохнуть, но тут ее охватило ужасное чувство стыда – как будто рядом с ней, сытой и довольной, вдруг очутился совершенно голодный человек. Она открыла глаза и посмотрела в зеркало заднего вида – в нем она увидела трясущегося У Вэньчао, он изо всех сил закусывал губы, чтобы не разрыдаться.
– Если хочешь поплакать – поплачь, – обратилась к нему Жань Дундун, – с кем не бывает, не смущайся.
В тот же момент У Вэньчао разразился громкими рыданиями, слезы бурным потоком хлынули из его глаз, словно вода из открытого шлюза. Он держался, даже когда вернулся домой спустя десять лет, держался, когда ему пришлось попрощаться с матерью, и только сейчас наконец расплакался. Заливаясь слезами, он вопрошал: «Мама, почему ты решила меня бросить? Почему? Почему никогда не спрашивала, болен ли я, что я ел, как мне спалось…» Его плач был таким душераздирающим, что казалось, будто он пытается выплакать свою душу.
53
Добравшись до участка, Жань Дундун тут же устроила У Вэньчао допрос. Он рассказал следующее:
– В десять вечера двадцатого февраля, в субботу, когда я работал в своей студии, ко мне с туго набитым мешком явился Сюй Хайтао. До этого я видел его только издалека, когда он подъезжал ко входу в микрорайон, иногда он выходил из машины, чтобы открыть дверцу для Ся Бинцин, но общаться я с ним не общался, даже словом не перекидывался. Внешне он выглядел привлекательно, эдакий крепыш, не расставался с сигаретами. Он бросил мешок на стол, уселся, словно старый знакомый, напротив и сказал: «Я давно за тобой наблюдаю». Я испугался и спросил, зачем я ему понадобился. «Потому что ты – талантище…» – произнес он. Меня, конечно, по-всякому называли – и гением, и умным, и башковитым, но талантищем – впервые. Мне это, естественно, польстило, и я тут же потерял бдительность. Я бы с удовольствием послушал его еще, но он вдруг замолчал, словно не желал меня перехваливать. Он вынул сигарету и, наглым образом проигнорировав стоявшую на столе табличку «Не курить», закурил. Он пускал дым с таким видом, словно хозяином здесь был не я, а он. Я пару раз кашлянул, он не обратил на это никакого внимания, тогда я решил открыть окно, но он меня остановил: «Закрой поплотнее, а заодно и жалюзи опусти». Я опустил жалюзи и вернулся на место. «Как тебе удается быть таким красноречивым?» – спросил он. «Вообще-то я молчу», – заметил я. Тогда он пояснил, что имеет в виду мое общение с Ся Бинцин, на что я ответил, что лучше спросить у нее. «Меня это не волнует, просто к слову пришлось, – сказал он и сменил тему: – Превосходную вечеринку ты устроил для моего дяди. Я пока смотрел, даже прослезился». – «Где вы это видели?» – поинтересовался я. «Это тебя не касается, – сказал он. – Лучше скажи, сколько тебе заплатила Ся Бинцин». Я не ответил.
Докурив сигарету, он вдруг протянул раскрытую пятерню и произнес: «У меня к тебе деловое предложение. Хочешь поучаствовать?» Я спросил, сколько у его предложения нулей, он ответил, что пять, говоря конкретнее, речь шла о пятистах тысячах. Получить настолько крупный заказ для меня было верхом мечтаний, я едва сдерживался, чтобы не запрыгать от радости. Благо у меня уже имелся опыт переговоров, так что я как можно серьезнее спросил: мол, что за предложение? «Это то, что является твоим коньком, составление дизайн-проекта», – сказал он. Далее он пояснил: мол, требуется раз и навсегда отшить Ся Бинцин от его дяди, чтобы он ее больше никогда не видел. Я объяснил, что это очень сложно, сама она точно не согласится. Тогда он зажег еще одну сигарету и принялся стряхивать пепел на салфетку, словно выказывая недовольство тем, что у меня нет пепельницы. «Я же не могу целыми днями ходить за ней хвостом. Как сделать, чтобы она отстала от него навсегда?» – спросил я. Он лишь ответил, что если бы знал такой способ, то не отваливал бы мне такую кучу денег. Когда я попросил дать хоть какой-то намек, он сказал, что ни на что не намекает. «Вы вон какой сильный, вполне справитесь с ней сами, такой слабак, как я, вам в этом деле точно не поможет», – сказал я. «Ты что имеешь в виду?» – осведомился он. «А вы?» – задал я встречный вопрос. Тогда он постучал пальцем по своей черепушке и пояснил, что здесь нужна не сила, а мозги. «Главное – не убивать, все остальное – можно…»