– Ты уверен, что он произносил именно эту фразу? – перебила его Жань Дундун.
– Уверен, – подтвердил У Вэньчао. – Помню, как мне сразу стало не по себе. Услышав слово «убивать», пусть даже с отрицанием «не», я почувствовал, будто мне самому вонзают нож в спину. В общем, я сказал, что эта миссия невыполнима. Тогда он развязал мешок, показал уложенные стопками пачки новых купюр и возразил, мол, «если есть талант, почему бы не заработать?». Мои глаза предательски заблестели – как же мне хотелось получить эти деньги! Не буду скрывать, поскольку родительской любовью я был обделен, ничего, кроме денег, мне и не требовалось. Я спросил, сколько всего в мешке. «Пятьсот тысяч», – последовал ответ. «Вы оплатите всю сумму сразу?» – поинтересовался я. «Сперва пятьдесят тысяч, а после выполнения – оставшиеся четыреста пятьдесят». Я усмехнулся и сказал: «Да кому нужны пятьдесят тысяч?» – «Сколько ты хочешь?» – спросил он. «Две трети как минимум», – ответил я. «Где ты видел такие сделки? Самое большее – сто тысяч вперед». Я помотал головой. Он снова закурил, после чего, подумав, сказал: «Тебе вроде как можно доверять, так и быть, заплачу вперед сто пятьдесят». Я снова помотал головой. Тогда он потянулся к мешку, чтобы завязать его обратно, но на полпути все-таки остановился и предложил снова: «Тогда сойдемся на двухстах, если нет, обращусь к другому». Я же на это сказал: «Если бы это мог сделать кто-то еще, вы бы не обратились ко мне. Для того чтобы все это провернуть, нужно не только хорошо знать Ся Бинцин, но еще и добиться ее доверия». Тогда он взглянул на меня снова и, улыбнувшись, подытожил: «Ты и правда башковитый. Хорошо, заплачу тебе вперед половину, но это мое последнее слово». Тогда я уже больше не испытывал судьбу: откажись я снова, эти денежки уж точно помахали бы мне ручкой. Видя, что я молчу, он воспринял это как знак согласия, вынул на стол двадцать пять пачек и попросил написать расписку, что я и сделал. Он закинул расписку в мешок и с оставшимися деньгами направился на выход. И уже на самом пороге сказал: «Остальную половину я пока подержу у себя». Вспоминая потом этот визит, я восхитился его умением вести переговоры. Боясь получить отказ, он специально принес все пятьсот тысяч, чтобы таким образом меня раздразнить, а потом уже шаг за шагом повышал сумму первого взноса…
– Что ты написал в той расписке? – снова прервала его Жань Дундун.
– Получил от Сюй Хайтао двести пятьдесят тысяч юаней за оплату проект-дизайна, – ответил У Вэньчао. – Ничего другого я решил не писать во избежание двусмысленности и недопонимания. Получив деньги, я потерял сон, будто у меня обнаружили опухоль, а я не знаю, доброкачественная она или нет. С одной стороны, мне нужны были эти деньги, чтобы оплачивать жилье, а с другой – я боялся, что не справлюсь с поставленной задачей. Я без конца прикидывал, как уговорить Ся Бинцин, и даже подобрал не меньше трех вариантов, но ни один из них не казался мне убедительным. Раз я не мог убедить себя, то как мог убедить ее?
– Можешь перечислить, что это были за варианты? – попросила Жань Дундун.
– Они слишком наивные, даже как-то неудобно. Например, я придумал выставить Сюй Шаньчуаня в дурном свете, а для этого каждый день выкладывать на него какой-нибудь компромат, чтобы единственным желанием Ся Бинцин при встрече с ним осталось зарядить ему пощечину. После этого я планировал устроить ей прекрасное будущее, объяснив, что такая девушка, как она, достойна честного и верного мужчины. Предполагалось, что я буду устраивать для нее знакомства с самыми разными мужчинами, главными качествами которых были бы честность и верность. Работая над проектом, я исчертил все доску, пытаясь выстроить необходимые связи, но у меня ничего не получалось. Все упиралось в честность и верность претендента. Обычно обладатели таких качеств – люди скромные и простые, соответственно, они не имели шанса попасть в поле зрения Ся Бинцин. К тому же не факт, что внешне скромные и простые окажутся таковыми на самом деле, вполне возможно, что среди них обнаружатся и негодяи. Тогда я подумал, а что, если заплатить кругленькую сумму и нанять для нее какого-нибудь красавчика? Тогда хотя бы на полгода или на несколько месяцев ее внимание, а лучше сказать, эмоциональная зависимость переключилась бы с Сюй Шаньчуаня на другого. Но этот вариант крутился в моей голове лишь пару дней. Ведь мужская привлекательность не значила для Ся Бинцин ровным счетом ничего, иначе как бы она влюбилась в Сюй Шаньчуаня, который был далеко не красавцем? Ее привлекали исключительно деньги. Поэтому единственным вариантом оставалось найти для парня, который был бы красивее, моложе и богаче Сюй Шаньчуаня. И где такого сыскать? Это задача посложнее, чем откопать какого-нибудь негодяя. В наши дни обладатель хотя бы двух из перечисленных качеств не будет обременять себя женитьбой, что уж говорить, если у него полный порядок по всем трем пунктам. Так что и от этого варианта пришлось отказаться. День и ночь я прокручивал в голове разные варианты, но чем больше размышлял, тем больше отдавал себе отчет в том, что это дело мне не по зубам. Тогда же я понял, что Сюй Хайтао – настоящий мастер подставлять.
– Как, по-твоему, тебя подставил Сюй Хайтао? – спросила Жань Дундун.
– Это только догадка, никаких доказательств у меня нет.
– Все равно интересно послушать.
Он мялся, уставившись в пол.
– В чем ты все-таки его подозреваешь? – не отставала Жань Дундун.
– Мне кажется, он хотел сделать грязную работу чужими руками.
– Почему? Разве он не подчеркнул, что Ся Бинцин убивать нельзя?
– В этом и состояла его хитрость. Ведь существовал только один способ сделать так, чтобы Ся Бинцин больше никогда не докучала Сюй Шаньчуаню, – просто убить ее. Но Сюй Хайтао специально сказал, что убивать ее нельзя, и тем самым поставил меня в дурацкое положение.
– Ты попался в его ловушку?
– Я же не дурак. Даже зверь, обнаружив капкан, обходит его кружным путем.
Пока он произносил эту фразу, на его измученном лице промелькнула тень самодовольства. Жань Дундун это задело, ей показалось, что такое щегольство умом со стороны У Вэньчао было неуважением к жертве.
54
– Когда пошла третья неделя, – продолжал У Вэньчао, – я наконец-то составил один проект.
Все это время он называл содеянное проектом и, умышленно или нет, подчеркивал, что это была сделка, целью которой было замаскировать убийство. Жань Дундун это уже просекла, но пока что не озвучила, чтобы позволить ему высказаться до конца.
– Моим вдохновителем стал бывший одногруппник Лю Цин. На тот момент он работал в миграционном агентстве. Мало того что у него рост метр семьдесят восемь, так он еще и выглядит как шкаф, руки-ноги словно литые, у нас в группе никто не мог обыграть его в ристреслинге.
«Интересно, при чем тут ристреслинг, – подумала Жань Дундун. – И снова он делает акцент на физической силе».
– Но вот с ораторским талантом, – продолжал У Вэньчао, – у него имелись проблемы. Стоило ему заволноваться, как он тут же начинал заикаться, это при том, что выглядел Лю Цин очень солидно. После окончания университета он куда только ни пытался устраиваться, но после собеседования неизменно оставался ни с чем, а все потому, что, отвечая на вопросы, постоянно стопорился, многократно повторяя один и тот же слог. Удивительно, что в кругу знакомых ему людей язык у него работал превосходно и слова из него лились свободным потоком – трепался он так, что любой позавидует, но вот стоило ему заговорить с кем-то незнакомым или попасть в неприятную ситуацию, как язык его тут же деревенел, и он, словно зажеванная кассета, топтался на месте. Он пробовал исправить ситуацию, приходя на собеседование повторно, но поскольку обстановка и собеседник менялись, дефект возвращался. В результате ему приходилось сидеть на шее у родителей, выслушивая язвительные насмешки отца. Отец у него работал в городской библиотеке, перечитал кучу книг, причем по разным областям, голос у него был тихим, но словом своим мог так ранить, что мало не покажется. Лю Цин частенько называл это тайным оружием отца. Заметив, к примеру, что Лю Цин играет в компьютерные игры, отец говорил: «Ничего страшного, старики в свое время тоже играли, у них на кону была страна, а у тебя – будущее». Глядя, как Лю Цин валяется на диване, отец замечал: «Сохранять дело предков куда сложнее, чем его основывать. Я эту квартиру купил, а ты ее сохраняешь». Глядя на беспорядок в комнате сына, он опять же комментировал: «Для того чтобы завтра было чисто, нужно, чтобы сегодня было грязно. Для того чтобы завтра проявилось усердие, сегодня нужно полениться. Именно в этом и заключается диалектический материализм». Глядя, как Лю Цин то и дело просит у матери деньги на свидания, он говорил: «По-настоящему умный вместо того, чтобы тратить свои деньги, лучше потратит чужие, прямо как управляющий, что берет ссуды». Сытый по горло упреками отца, Лю Цин как-то раз возьми и тоже предъяви претензию: мол, другим отцы в поиске работы помогают, а мой только насмехается. Не желая мириться с такой оплеухой, отец Лю Цина на следующий же день притащил из библиотеки четыре мотивирующие книги. Сперва Лю Цин и прикасаться к ним не собирался, но стоило ему возразить, как отец подкладывал еще четыре книги, требуя, чтобы он их не только прочел, но еще и поделился мыслями о прочитанном. Стопки книг росли все выше и выше, прогибая под собой стол. Глядя на них, он уже больше не предъявлял никаких претензий, поскольку понимал, что за словесное недержание придется расплачиваться чтением всех этих талмудов, а это все равно что торговля в убыток: даже беглый просмотр названий глав и подзаголовков для него был равносилен банкротству. Тогда он взял пример с матери и практически перестал разговаривать. Матери никогда не удавалось переговорить мужа, вскоре после свадьбы она выработала в себе привычку «четырех не»: не высказывать мнение, не выражать позицию, не спорить и не общаться. Пять лет тому назад она ушла с предприятия и теперь, закончив дела по дому, все свободное время проводила в парке, танцуя в свое удовольствие. Постоянно клянчить деньги у матери Лю Цину было неудобно, поэтому он обращался к двоюродной сестре. Та прекрасно понимала, что одалживать ему деньги – это все равно что одалживать тигру свинью: просил он каждый раз всего по сто-двести юаней, но так часто, что у нее пропало всякое желание ему помогать. Тогда она устроила его в миграционное агентство, в котором работала сама. Зарплаты как таковой это агентство не выплачивало, ему полагались лишь отчисления после выполнения конкретных услуг. Работа агента предполагала постоянное общение с клиентами, так что для Лю Цина это было равносильно попаданию в ад. К счастью, он этого не испугался и вместо того, чтобы больше трепать языком, больше делал, таким образом, вместо бесконечных уговоров клиента он предоставлял ему время для обдумывания. И хотя большинство клиентов предпочитали общаться с разговорчивыми агентами, находились и такие, которые предпочитали того, кто говорит мало и выглядит честным. Поэтому он вел дела либо таких клиентов, либо кого-то из знакомых. В итоге, пускай с большим трудом, но ему удавалось заработать кое-что на еду и повседневные нужды. Он часто приходил ко мне пообщаться или выпить кофе, но денег у меня никогда не занимал. Самое страшное для него было потерять лицо, он предпочитал оставаться безработным, но только не принять от меня предложение о работе, хотя я от всего сердца приглашал его поработать у меня. Чем больше он старался умолчать о своих проблемах, тем больше я понимал, что от моей помощи он откажется. Из-за того, что я устроился лучше, чем он, между нами всегда существовал незримый барьер. Причиной такого зазнайства с его стороны, во-первых, было то, что выглядел он гораздо симпатичнее меня, а во-вторых, то, что в студенческие годы он пережил настоящую любовную драму. Самую красивую девушку в нашей группе звали Бу Чжилань, к