– Обязательно надевать? – спросила она.
– Обязательно, – ответил доктор Мо.
Жань Дундун, немного помедлив, послушалась. Му Дафу встал позади нее и дважды намеренно кашлянул, чтобы обозначить свое место.
– Падайте, – скомандовал доктор Мо.
Жань Дундун вдруг сняла повязку и спросила:
– А у вас на полу нет осколков?
Она как следует огляделась, словно осматривала место преступления. Не обнаружив ничего подозрительного, она надела повязку снова.
– Падайте, – вновь приказал доктор Мо.
Жань Дундун сделала несколько попыток упасть, но безуспешно.
– Ну, падай же, – пытался подбодрить ее Му Дафу, переживая за жену.
Жань Дундун, не снимая повязки, повернулась на голос.
– Продолжаем, – распорядился доктор Мо.
Жань Дундун пыталась отклоняться назад, но всякий раз, когда между ее спиной и полом образовывался угол в семьдесят градусов, ее левая нога автоматически подавалась назад и она тотчас возвращалась в исходное положение.
– Ок, – произнес доктор Мо, – с балансом у вас все в порядке.
– Правда? – отозвалась Жань Дундун, снимая повязку. Ей было как-то неловко.
Доктор Мо попросил Му Дафу покинуть кабинет, после чего обратился к Жань Дундун:
– Вам все еще кажется, что я должен выписать Му Дафу лекарство?
– Конечно. Почему бы не выписать?
– А почему вы ему не доверяете?
– Откуда вы знаете?
– Это показал только что проведенный тест. Вы не могли упасть, потому что боялись, что он вас не поймает.
Она вздрогнула – чего она не ожидала, так это угодить в такую простейшую ловушку, но отрицать сам факт она не посмела и, будучи разоблаченной, даже разозлилась.
– Кто, в конце концов, ваш пациент – он или я? Вы с ним заранее договорились, чтобы провести этот тест? Оказывается, вы вступили в сговор, чтобы одурачить меня…
Она нервно расхаживала по кабинету, распалялась все сильнее, словно наконец-то нашла убийцу.
– Разобраться в себе гораздо сложнее, чем в других, – произнес доктор Мо. – Без зеркала вы бы никогда не смогли рассмотреть свой зад.
– Это омерзительно! – выкрикнула она, с силой ударив по столу.
Поняв, что вышла из себя, она замерла на месте и, немного постояв, медленно присела. Прошло минуты две, прежде чем она заговорила вновь:
– Простите, я не должна вести себя как на работе.
– Расслабьтесь, вам нужно отдохнуть, заняться спортом, но все это не заменит доверия.
– Что я могу с этим поделать? Если бы я доверилась Сюй Шаньчуаню, то не узнала бы, что он изнасиловал Ся Бинцин, если бы доверилась У Вэньчао, то не узнала бы о его сделке с Лю Цином. Если я начну доверять всем подряд, то не смогу работать.
– Я понимаю, тут не только ваша вина. Сперва все эти люди зародили в вас недоверие, соответственно, вы перестали доверять окружающим. Но, как бы то ни было, вы не можете подозревать собственного мужа. Как говорится, борода остается бородой, а брови – бровями, и спутать их невозможно.
– И что прикажете делать? Пока я не найду преступника, я не смогу расслабиться.
– Вы будете счастливой, только если научитесь доверять.
«Даже лжи?» – подумала она и усмехнулась. А доктор Мо в это время подумал: «Она насмехается, насмехается над истиной и жизнью».
68
В девять вечера Жань Дундун вместе с Хуаньюй вошла в детскую. Хуаньюй легла в кровать, Жань Дундун хорошенько ее укрыла и велела засыпать, Хуаньюй закрыла глаза. Глядя на длинные ресницы и румяное личико дочери, Жань Дундун не удержалась и поцеловала ее в лобик, пожелав спокойной ночи. Хуаньюй хитренько открыла глаза и через секунду закрыла их снова, также пожелав маме спокойной ночи. «Спи уже», – произнесла Жань Дундун. Хуаньюй послушно засопела, притворяясь, что заснула. Не прошло и трех минут, как они и правда погрузилась в сон. Жань Дундун позавидовала тому, что можно так быстро уснуть, превратив притворство в самую что ни есть правду.
Выйдя из детской, она уселась на диван в гостиной и полчаса провела в телефоне. Потом она спросила Му Дафу, не желает ли он перекусить перед сном. Му Дафу отказался, мысленно удивляясь: с чего вдруг в ней проснулась такая обходительность? Она же подумала о том, что быть обходительной женой просто, но быть при этом неподдельной – сложнее сложного. Размышляя об этом, она поднялась с дивана и направилась в ванную комнату, где простояла под душем больше двадцати минут. Вытершись насухо и надев пижаму, она прошла в спальню и принялась ухаживать за кожей. Пока она наносила крем, то мысленно рассуждала: «Я принимаю душ все дольше и дольше, раньше управлялась за пять минут, потом – за десять, а теперь мне требуется почти полчаса».
В одиннадцать она заставила себя лечь в постель и потушила ночник. После звонкого щелчка все погрузилось в тишину, сумятица в ее голове улеглась, подобно отливу. Однако не прошло и нескольких секунд, как она поняла, что спокойствие было мнимым: хотя на поверхности царили тишь да гладь, она чувствовала, как в ее мозгу настойчиво пробивается какая-то сила, которая в любой момент может спровоцировать огромную волну. «Интересно, появился ли какой-то сдвиг в деле „Большая яма“?» – мелькнуло у нее, и тут же, словно гася сигарету, она пресекла эти раздумья: не надо углубляться в том направлении, иначе бессонницы не миновать. Однако чем больше она старалась уйти от этой мысли, тем упорнее та пробивалась наружу, словно придавленная каменной плитой трава. Какое-то время спустя мысль устала сопротивляться и отступила. Жань Дундун порадовало, что она еще способна контролировать свои мысли. Тут в ее голове промелькнул доктор Мо, и, словно занимаясь самовнушением, она повторила его слова: «Вы будете счастливой, только если научитесь доверять».
«Но мне не нужен гипноз… А может, и нужен. Если говорить о доверии, то сперва хорошо бы поверить в то, что я могу избавиться от бессонницы и заснуть прямо сейчас, через три минуты, как это делает Хуаньюй. Интересно, могу ли я три минуты вообще ни о чем не думать? Могу ли я полностью очистить свой разум?» Тут же в ее голове всплыл чистый лист бумаги, он появился так же неожиданно, как перышко перед героем фильма «Форрест Гамп». Стоп, хотя это перышко украшало общую картину, но его появление в фильме всякий раз сопровождалось многословным повествованием Форреста Гампа. Перышко улетело, и перед глазами снова возник белый лист бумаги, который превратился в бескрайний снежный пейзаж. Вдруг на его фоне послышались слова из песни: «Выпал ли снег в твоих краях?» Кто это? Шао Тяньвэй? «Даже не смей вспоминать о Шао Тяньвэе, иначе снова придется думать о работе. Отключись, отключись, точно так же, как ты отключаешься от Wi-Fi. Интересно, Му Дафу все еще сидит за компьютером?» Тут же она услышала стук клавиатуры. «Может, позвать его в спальню? Если я начну ему доверять, станут ли наши чувства такими же, как прежде? Некоторые считают, что отношения между Китаем и США уже никогда не станут прежними, а как насчет нас? Кто его знает, лучше вообще про это не думать, считай, что вход туда запрещен, иначе голова разбухнет от всех этих дум. Лучше подумать о чем-то приятном, например о сочиненном тобой Чжэн Чжидо. Какая ерунда, к чему этот самообман?..»
Бай Чжэнь, Хун Аньгэ, Лин Фан, родители, свекор со свекровью, одногруппники… Все эти люди мельтешили перед ней непрерывным потоком, который ей никак не удавалось остановить. Стараясь прервать эту круговерть, в какой-то момент она даже ущипнула себя за бедро, это тотчас ее отрезвило. Тогда она принялась отбиваться от навязчивых мыслей с удвоенной силой – едва они появлялись, как она била по ним наотмашь, словно в руках у нее была мухобойка. Она била по ним все сильнее, мухобойка в ее руках становилась все тяжелее.
От всего этого Жань Дундун так утомилась, что на ее груди, словно от тяжелой физической нагрузки, выступила испарина. Она принялась обтираться платком, представляя, что по ней скользит чья-то незнакомая рука, в какой-то момент ей показалось, что кто-то ласкает все ее тело, отчего по ней прокатилась волна невыразимого удовольствия. «Прекрати, немедленно останови эти непристойные фантазии». С этими мыслями она на удивление справилась, как и со многими другими…
Когда она проснулась, ей показалось, что она заснула только что, но часы уже показывали шесть. Она даже засомневалась, правильно ли они идут, однако бодрое расположение духа подсказывало, что она и впрямь проспала до самого рассвета. Она безуспешно мечтала сделать это все последние годы, и наконец-таки ей это удалось. В честь такого случая она как следует потянулась, словно празднуя победу. По-прежнему отгоняя от себя разные мысли, она быстренько встала, умылась, почистила зубы и пошла на кухню, стараясь чем-то себя занять, чтобы не думать ни о чем лишнем.
На кухню заглянул Му Дафу и вызвался помочь, но она отправила его работать над статьей. Он прошелся по кабинету в полном непонимании – о чем она говорит? Да в такую рань не то что статью, вообще ничего не напишешь. Биологические часы подсказывали ему, что пора идти готовить завтрак, но поскольку его от этого дела отстранили, он не знал, чем себя занять, его словно связали по рукам и ногам, поэтому он не нашел ничего лучшего, как просто бродить туда-сюда по гостиной. «Может, еще вздремнешь?» – обратилась она к нему. Но как тут уснуть? Тогда он направился к детской. «Не буди ее так рано, пусть еще полчасика поспит», – предупредила Жань Дундун. Тоже правильно, обычно он будил Хуаньюй только полседьмого.
Он вернулся в кабинет и уселся на стул, пытаясь о чем-то поразмышлять, но его уши заполонил исходящий из кухни шум, где жарилась яичница, жужжал тостер, помешивалась каша, очищались фрукты, разливалось по стаканам молоко. Все эти звуки были абсолютно знакомы, только теперь он слышал их с некоторого расстояния, а не так, как раньше, когда производил их сам. Еле-еле дотянув до половины седьмого, он наконец явился на кухню, где всех уже ждал горячий завтрак. Толкнув дверь в детскую, он увидел, что Хуаньюй приведена в полную боевую готовность, Жань Дундун даже ее причесала.