Возможно, Виктор Рейден и был силен, но точно далек от совершенства.
– Доброй ночи, Джосс, – Виктор вновь устремился к двери.
– Королева знает, что Джерико – твой брат? – спросила я.
Он замер, взявшись за дверную ручку, а на его щеке дрогнул мускул.
– Нет. Не знает. И не узнает.
Больше он не стал задерживаться. Он ушел, и дверь со щелчком захлопнулась за ним. Я осталась одна в роскошном номере. В компании обгоняющих одна другую мыслей.
Я сама не понимала, как возможно, что в этом огромном номере страх замкнутого пространства оказался сильнее, чем в крошечном домике в крепости. Но так и было. Я чувствовала, будто стены смыкаются вокруг меня.
Вновь подойдя к зеркалу, я села перед ним на обитое шелком кресло и взглянула на свой растрепанный вид. Прикоснулась к лицу, пробежав пальцами под золотыми глазами и дальше по щеке к подбородку.
Я не знала, что Раш рассказал королеве о содержащейся во мне магии. Он знал, что это были воспоминания лорда Баниона. Обеспокоит ли ее, что мне была доступна правда обо всем, что она сделала?
Королева Исадора видела во мне жертву, которая просила помощи.
Доверяла ли я ей? Как я могла после всего, что видела?
Возле кровати горело с полдюжины свечей, и, взяв одну, я пристально посмотрела на пламя. Прежде огню удавалось пробудить магию памяти.
Все отголоски, что я увидела, были частями мозаики, которая показывала, что пережил и стерпел лорд Банион, а еще открывала полную картину об империи и правившей ею женщине.
Я осознала, что жажду увидеть очередную ее часть.
Прошлый отголосок с Лазосом оказался первым, который я вызвала сознательно. Возможно, он был таким четким и ясным, потому что колдун сам хранил это воспоминание и дал мне доступ к нему. Но могу ли я самостоятельно вызвать одно из воспоминаний Баниона?
Я посмотрела в зеркало, в свои золотые глаза, мерцавшие в свете свечей. Сделала вдох и выдох. Успокоилась. Приняла эту странную магию внутри себя. Мой разум был открыт и готов увидеть еще одну часть головоломки.
– Покажи мне правду, – прошептала я.
Всего несколько мгновений спустя я увидела его по краям зеркала. Золотой дым возник в поле зрения, завиваясь и обволакивая комнату. Дым стал гуще и ярче, скрывая от глаз дворцовые покои и мое отражение, и, рассеявшись, открыл передо мной белую комнату без окон.
Серебряные решетки отделяли камеру. За ними, держась за прутья руками, стоял лорд Банион. Позади него виднелась нетронутая койка и унитаз.
Это была другая комната, но, казалось, Баниону было столько же лет, как и в последнем отголоске, в котором он отказался воскрешать принца Элиана и оставил эту задачу гораздо менее опытному Лазосу.
В этой странным образом изящной камере предварительного заключения все было ослепительно-белым и чистым. Кроме лица самого Баниона, которое было покрыто синяками и порезами. Он выглядел похудевшим, его щеки впали, а глаза, остекленев, смотрели на закрытую дверь, будто он мог заставить ее отвориться одной силой разума.
Когда дверь распахнулась, на миг мне показалось, что именно это он и сделал. Но внутрь вошла королева Исадора в сопровождении главнокомандующего Норриса.
– Где моя жена? – потребовал ответа Банион, ударив ладонью по серебряной перекладине.
Королева покачала головой.
– Какое нетерпение, Зарек.
– Мне нужно увидеться с ней. Прошло уже несколько недель. Ты обещала, что я смогу с ней увидеться.
– Так и было.
– Все кончено, Исси. Ты уже должна была убедиться, что то, чего ты хочешь добиться, невозможно в руках колдуна вроде Вандера Лазоса. Со смертью не следует так обращаться. Даже когда такая темная магия работает, за нее приходится платить жестокую цену.
Она шумно выдохнула.
– Ты считаешь себя таким умным, таким мудрым. Но ты не знаешь, на что я пойду, чтобы добиться своего. Любовь матери не сравнится ни с одной любовью, какую я испытывала в своей жизни. Ради Элиана я бы пошла на все.
– Я знаю, – сказал он, и голос его стал чуть мягче. – Было время, Исси, когда ты была доброй девчонкой, которая и мухи бы не обидела. Когда ты позволяла себе увлекаться магией, а не желала уничтожить ее или использовать исключительно ради своей выгоды.
– Порой я сожалею, что ты не был рядом со мной все это время, Зарек. Ты бы стал для меня таким невероятным партнером. К сожалению, мы все должны жить по правилам империи. Такова моя расплата.
– А моя расплата – бежать отсюда, и я обещаю, что больше не вернусь. Никогда больше не ступлю на порог твоего дома, если ты освободишь меня и мою семью.
– Я всегда восхищалась тобой, Зарек, возможно даже, сильнее, чем следовало. – Она подошла ближе и провела рукой по его ладони, которой он вцепился в решетку. – Отчасти я думала, что ты можешь оказаться достаточно силен, чтобы сбежать отсюда. Командир Норрис предложил морить тебя голодом, чтобы ослабить твою магию. Какой интересный эксперимент. Уверена, в противном случае ты бы не был сейчас так любезен со мной.
– Я лишь хочу увидеть свою семью. – Его голос сорвался. – Прошу, Исси. Ты обещала.
– Конечно. Я всегда выполняю свои обещания. – Она махнула рукой командиру Норрису. Он подошел к двери, открыл ее и впустил Элеанор, прекрасную жену Баниона. На руках она держала их ребенка.
Элеанор заплакала и, подойдя к решетке, сжала руку мужа.
– О господи, Зарек! Что они с тобой сделали?
– Все хорошо, любимая. Я чувствую себя лучше, чем выгляжу, честное слово. – Он просунул руку между перекладинами и погладил ребенка по щеке. – Мои ангелы, вы обе. Мне так жаль, что это случилось.
Королева шагнула вперед.
– Твой муж очень упрямый человек, Элеанор.
– Мне об этом прекрасно известно, – тихо согласилась она. – Но он хороший человек.
– Ты такая милая молодая женщина. Честно говоря, я думаю, что ты могла бы найти себе мужа гораздо лучше. – Королева усмехнулась и посмотрела на младенца. – Можно мне ее подержать? Я так давно не держала на руках столь милое дитя.
Элеанор замешкалась и встревоженно переглянулась с мужем, но потом неохотно отдала королеве ребенка.
– Какая красавица, вся в мать, – сказала королева. – Я всегда хотела иметь больше детей, но, к сожалению, этому не суждено было сбыться. Мой дорогой Элиан – единственный мой ребенок.
В том, как она держала младенца, не было ни капли жестокости. Несколько мгновений она баюкала ребенка на руках, напевая ему нежную мелодию.
Затем посмотрела на Баниона и его жену, на их сплетенные сквозь решетку руки.
– Видишь, Зарек? Даже невзирая на то, как сильно ты меня разочаровал, сколько горя и страдания мне принес, я захотела, чтобы ты увидел свою прекрасную жену и ребенка в последний раз.
В глазах Баниона остался только леденящий ужас.
– Исси… нет, – начал он.
Королева кивнула Норрису, и тот без колебаний шагнул вперед и оттащил Элеанор от решетки, от ее мужа. Вскричав, она потянулась к Баниону, но борьба ее была недолгой.
Я даже не заметила нож в руках Норриса, пока он не полоснул им по горлу Элеанор. Он отпустил ее, и женщина упала на колени. Банион прокричал ее имя, а его жена, стремительно истекла кровью и умерла на безупречно белом полу камеры.
Я стояла среди этого ужаса, лишившись дара речи от потрясения. Хотя меня никто бы не услышал, даже если бы я тоже закричала.
Королева поудобнее взяла расплакавшегося младенца и хладнокровно взглянула на сцену убийства.
– Ты сам сделал такой выбор, Зарек, – сказала она. – Ты отказался воскресить нашего сына. Для тебя это было бы легкой задачей. В глубине души я не сомневаюсь, что ты самый могущественный колдун в империи. А теперь твои жена и дочь заплатят за эту ошибку. Вполне справедливо.
– Я убью тебя, – прорычал Банион. – И буду смотреть, как ты умираешь за все, что сделала.
Малышка начала рыдать во все горло. А пока она металась, мотая головой из стороны в сторону, я увидела то, чего не замечала раньше. Пятно.
Маленькое родимое пятно в форме сердца на шее с левой стороны.
В точности как у меня.
Я прикоснулась к своей родинке, провела пальцами по отметине, которая всегда была у меня и которую я когда-то подумывала удалить.
Это было то же самое родимое пятно. В том же месте, той же формы.
– Это невозможно, – прошептала я.
– Прощай, Зарек, – сказала королева и, развернувшись, вышла из камеры вместе с ребенком.
Со мной.
Я не могла пошевелиться, не могла думать, я едва могла дышать.
Банион, дрожа, посмотрел на Норриса.
– Не убивай мою дочь. Пожалуйста, я тебя умоляю.
– Я поступлю так, как пожелает королева, – ответил Норрис. – Не волнуйся, тебе недолго горевать. Очень скоро ты встретишь смерть.
Банион вцепился в прутья решетки и затряс их, будто мог раздвинуть и задушить стоявшего перед ним убийцу.
– Я уничтожу тебя за это, – пообещал он.
– Какая свирепость, – дразнил Норрис. – Жаль, что сейчас у тебя самого сил не больше, чем у младенца. В противном случае я бы, может, и забеспокоился. Но я умею управляться с такими, как ты, колдун. Без еды и воды нет и магии.
– Спрячь свою семью, – процедил Банион. – Спрячь от меня всех, кого любишь, потому что, клянусь своей душой, я сожгу весь твой мир дотла за то, что ты сделал.
Наконец я увидела, как в глазах главнокомандующего промелькнул страх.
Но затем он перешагнул через тело Элеанор и вышел из камеры, не сказав больше ни слова.
Оставшись один, Банион целую минуту смотрел на закрытую дверь в жуткой тишине. Затем запрокинул голову, открыл рот и издал леденящий душу рев боли и горя.
По его рукам побежал огонь и, струясь по полу, вмиг охватил стены. Дверь сорвало с петель. Вспыхнуло адское пламя, и колдун, выйдя из оплавившейся камеры, ступил прямо в огонь.
Налетел золотой дым и развеял мрачный отголосок прошлого, возвращая меня в дворцовые покои. К зеркалу, в отражении которого была светловолосая девушка с родинкой в форме сердца на шее и золотыми глазами.