Уиллу, похоже, не впечатлил мой рассказ, и я начинаю внутренне паниковать. Так хочется ей понравиться… Хочется, чтобы она считала меня интересным и крутым.
– А что ты расскажешь о себе? – Я изо всех сил стараюсь отвлечь ее от своей отстойной биографии.
Уилла проходит вперед еще немного, останавливается, всматривается куда-то в лесную чащу и глубоко вздыхает. Когда она поворачивается, в ее распахнутых глазах блестят слезы.
– Кажется, это из-за меня пропала моя лучшая подруга Джульетта.
Сразу после этих слов она закрывает лицо руками и начинает рыдать, ее плечи трясутся.
Не знаю, что делать в таких случаях. Знаю только одно: мне очень хочется ее утешить. Вспоминаю, как утешают мою сестру, когда она расстроена, и осторожно кладу руку Уилле на плечо. И медленно, давая ей возможность отстраниться, обнимаю. Она прислоняется ко мне, почти теряя сознание, и быстро обнимает за шею, уткнувшись мне в плечо.
– Извини, – плачет она.
Я отвечаю, что извиняться не за что, и пытаюсь нежно погладить ее по густым волосам – так, чтобы не запутаться пальцами.
Через минуту Уилла отстраняется, смущенно улыбаясь и вытирая глаза, хотя несколько слезинок так и повисли на ресницах. Удивительно, что после рыданий у нее ни красных пятен на лице, ни опухших покрасневших глаз. Моя сестра всегда говорит, что есть девушки, кого слезы только красят, и те, кого уродуют. Уилла явно из первых.
Мне уже не хватает тяжести ее головы на своем плече, я до сих пор чувствую тепло ее ладони.
– Ты в порядке? – спрашиваю.
Она кивает:
– Прости, просто я… все это еще очень тяжело, понимаешь? Прошли уже месяцы, и все говорят, что нужно забыть Джульетту и жить дальше. Смириться, что ее нет. Но я не могу. – Уилла хихикает, словно смеясь сама над собой. – Ты, конечно, думаешь, что я рехнулась, потому что до сих пор надеюсь, что ее найдут…
– Совсем нет, – отвечаю я, даже не задумываясь. – Я тебя прекрасно понимаю. Иногда нужно просто верить, даже если все считают тебя психом.
Я думаю о Кевине, которого по-прежнему считаю своим лучшим другом. И о папе – мне необходимо верить, что он по-настоящему любил нас. Я думаю о них, несмотря на все ужасы, которые они натворили.
– Особенно в этом случае, – добавляю я.
Наши глаза встречаются. Секунда, пока Уилла рассматривает меня, кажется такой долгой, что мне становится неловко.
– Значит, ты понимаешь, – наконец произносит она почти удивленно.
Я киваю, боясь, что она начнет расспрашивать дальше, и тогда придется рассказать о стрельбе и об отце, а это все испортит. Как обычно. Поэтому я спрашиваю сам:
– Почему ты сказала, что она пропала из-за тебя?
Уилла скрещивает руки на груди, отчего кажется еще более маленькой и хрупкой, и еле слышно произносит:
– В тот день мы поругались.
Не помню, чтобы читал об этом в маминых материалах.
– Правда?
Она кивает, прикусив нижнюю губу и внезапно встревожившись, словно ляпнула что-то не то.
– Но ты не должен рассказывать своей маме. И никому не рассказывай.
От такой просьбы мне становится не по себе.
– А если это поможет найти ее?
– Не поможет.
– Откуда ты знаешь?
Она вся сжимается и опускает взгляд. Что бы тогда ни случилось, это тревожит Уиллу, и она явно хочет поговорить об этом.
– Ты кому-нибудь рассказывала? Кто-то еще знает? – расспрашиваю я.
Она качает головой:
– Мне слишком стыдно. Это так ужасно…
Я всегда считал неправильным скрывать информацию от полицейских. Но теперь не могу рассказать им тайну Уиллы. У меня никогда не было близких друзей, кроме Кевина, – мне редко доверяют. А Уилла доверилась, и от этого я чувствую себя таким значимым. Меня ценят. Мне доверяют.
Да, мы с Уиллой только-только встретились, но иногда я думаю: а не проще ли делиться личным с незнакомыми людьми? С которыми ничем не связан и ничего от них не ждешь.
– Хорошо, обещаю ничего не рассказывать маме без твоего разрешения, согласна?
Надеюсь, что смогу сдержать обещание, хотя я готов предать доверие Уиллы ради спасения Джульетты.
Она разглядывает меня еще секунду и говорит:
– В тот день, когда Джульетта пропала, я сказала ей, что она плохая подруга.
Я жду продолжения, но Уилла молчит, и я уточняю:
– Это все?
По опыту общения с сестрой и одноклассницами я знаю, что логику женской дружбы бывает невозможно понять.
– А что случилось?
Уилла вздыхает:
– Я узнала, что она общалась в интернете с каким-то парнем и рассказывала ему обо мне – о личном. Секреты, которые я ей доверяла. Хуже того, распространяла сплетни обо мне. Рассказывала ему, какой ужасной я бываю… – При этих словах голос Уиллы дрожит, на глаза опять наворачиваются слезы. – Она сказала, что я жестокая.
Такая откровенность удивляет. Не представляю, как можно назвать Уиллу жестокой. Да, я едва знаю ее, но она кажется такой искренней, такой милой…
– А почему?
Она расстроенно разводит руками:
– Не знаю. Не могу вспомнить, чем это заслужила. Она была моей лучшей подругой – я была ближе с ней, чем с Мэнди.
– Но как ты узнала?
Уилла слегка вздрагивает и отводит глаза.
– Видела кое-что из их переписки.
Я снова понимаю: она что-то скрывает. Но ни на чем не настаиваю. Неудивительно, что Уилла не хочет признаться в чтении личных сообщений подруги.
Обдумываю новую информацию и ее ценность для расследования. Это не какой-то мелкий пустяк – это важно. Это может иметь значение.
– Прости, Уилла, но, я думаю, тебе нужно рассказать копам.
На ее лице появляется ужас, она хватает мою руку и стискивает ее.
– Я не могу.
– Почему?
– Разве не понятно? Если они узнают, что мы тогда поссорились, то могут начать подозревать меня.
Я смеюсь при мысли, что Уилла окажется подозреваемой.
– Ну, это вряд ли.
Уилла как будто обижена моим ответом, и я понимаю: она всерьез считает, что ее могут в чем-то заподозрить. Но, как последний идиот, не придаю значения ее тревоге.
– А вот ты сам рискнул бы? Признался бы в чем-нибудь таком, что может тебя разоблачить?
Я тут же холодею, вспомнив, что скрыл от копов кое-какие подробности насчет стрельбы – испугался за себя. Но здесь совсем другое дело. В Уилле нет ни капли жестокости, а я – сын серийного убийцы. Конечно, никто ее не заподозрит. Не то что меня.
– Ты не станешь из-за этого подозреваемой, – убеждаю я ее. – Копы займутся кем-нибудь другим – например, парнем, с которым Джульетта переписывалась…
– Поэтому я рассказала им про машину, которая остановилась, когда мы шли обратно в город. Парень в ней и должен быть тем самым парнем, с которым она переписывалась, так? Значит, копы уже знают и ищут его. Если я расскажу о нашей ссоре в тот день, это ничем не поможет.
Наверное, в ее словах есть логика. И все-таки мне это не нравится.
– Ты знаешь что-то еще об этом парне? Что поможет копам найти его?
Уилла грустно качает головой:
– Нет, к сожалению… Я думала, мы с Джульеттой лучшие подруги, но от лучшей подруги не бывает секретов. Иногда я думаю, что потеряла ее не когда она уехала на машине с тем парнем, а гораздо раньше, когда у нее появились секреты от меня.
Она говорит с такой грустью, что у меня начинает болеть в груди.
– Мне жаль, – сочувствую я.
У Уиллы такие огромные глаза и такое растерянное выражение лица, когда она смотрит на меня снизу вверх… В этот момент она кажется совсем маленькой и беспомощной, и мне очень хочется обнять ее и защитить.
– Ты же не считаешь, что я ужасная? – спрашивает она.
Меня так и подмывает расхохотаться от нелепости вопроса, но я сдерживаюсь, боясь, что она неправильно поймет. И просто честно отвечаю:
– Ни в коем случае.
– Почему ты так уверен?
Надо постараться объяснить ей так, чтобы обойтись без лишних подробностей о своем прошлом:
– По-моему, несправедливо судить человека строго по отдельным поступкам.
«Как моего отца», – хочу добавить, но молчу. Он был монстром. Но он был моим отцом, он любил меня. Одно другому не мешает.
Уилла долго смотрит на меня и наконец улыбается. Ее улыбка – как солнце, которое пробивается из-за туч после бури.
– А знаешь, ты мне нравишься, Коннор Проктор из Ноксвилла, Теннесси, у которого сестра Ланни и отец-пилот.
От ее слов у меня кружится голова.
– А знаешь, ты мне тоже нравишься, Уилла Девлин из Гардении, Северная Каролина, о которой я почти ничего не знаю.
– Ну, что ж… – Она берет меня за руку, чтобы идти дальше. – Давай это исправим?
Я возвращаюсь в мотель через два с лишним часа после долгого блуждания по лесу с Уиллой. Когда мы прощаемся на парковке, я раздумываю, не поцеловать ли ее. Но прежде чем я успеваю сделать первый шаг, Уилла касается губами моей щеки.
Она делает это так нежно, легко и быстро, что я еле успеваю почувствовать. Затем отстраняется с нервным смешком, улыбается, машет рукой, молча поворачивается и бежит к шоссе – так, что подол платья опасно задирается вокруг бедер.
Я хочу окликнуть Уиллу и спросить, когда увижу ее снова. У меня нет ни ее номера, ни другого способа связаться. Когда она выбегает с парковки, я понимаю, что могу больше никогда ее не увидеть, и откуда-то из глубин живота поднимается паника.
Едва не бросаюсь за ней, но боюсь показаться слишком назойливым. Я не знаю, что нужно делать и чего Уилла ждет от меня, – просто стою как вкопанный и смотрю ей вслед.
Но точно знаю одно: я очень сильно хочу снова ее увидеть. И должен найти способ, как это сделать.
Когда я захожу в номер, Ви сидит перед телевизором на неубранной кровати, прислонившись спиной к изголовью, и переключает пультом каналы.
– Ты где был? – спрашивает она, не глядя на меня.
– Так, прогулялся.
К счастью, Ви не лезет с расспросами. Вряд ли я захочу рассказывать, как провел утро с Уиллой.
– Мэнди заходила, – сообщает она.