– Правило номер один: не покидать мотель, – наставляю Коннора и Ви. – Хорошо?
И смотрю им прямо в глаза, чтобы убедиться: они поняли.
Ви валится обратно на кровать.
– Да-да… – И театрально вздыхает. – По-моему, придется отменить ту большую вечеринку в лесу, на которую мы собирались.
Коннор замахивается на нее с притворным возмущением:
– Ви! Как ты могла проболтаться!
Она перекатывается на живот, подпирая подбородок руками.
– Правда, миз Пи, у нас все будет нормально. Я позабочусь, чтобы Коннор ни во что не вляпался.
Она протягивает руку взъерошить ему волосы, сын уворачивается.
Я не уточняю, что больше волнуюсь за Ви, чем за Коннора.
– Хочу, чтобы вы оба были в порядке.
– Мы будем паиньками, обещаю.
Я вздыхаю.
– Так я на вас надеюсь, да?
И наклоняюсь обнять их по очереди. Кажется, они не в восторге.
– Спокойной ночи.
– Миз Пи? – окликает меня Ви уже на полпути к двери. – Пришлешь сообщение, когда поедешь назад из полиции? Не важно, даже если совсем поздно.
Я прищуриваюсь. Раньше Ви никогда не просила так делать, и это подозрительно.
Прежде чем я успеваю спросить зачем, она смущенно пожимает плечами.
– В этих маленьких городках мне всегда так тревожно. Они напоминают о доме.
Я вспоминаю место, где выросла Ви: Вулфхантер-Ривер – с виду красивое, изнутри гнилое.
– Со мной ничего не случится, – успокаиваю ее.
– Понимаю, но ты сама всегда говоришь: хорошо, если кто-то знает, где ты и куда идешь. На всякий случай – вдруг понадобится позвать на помощь…
Я невольно улыбаюсь. По крайней мере, кое-что из того, чему я учила Ви, она усвоила.
– Конечно, – отвечаю я.
Она улыбается в ответ.
– Закройте за мной, – добавляю я на прощание. Выйдя за дверь, останавливаюсь и жду, чтобы услышать лязг цепочки. Убедившись, что дети заперлись, сажусь в машину и еду в участок.
Как я и думала, шеф Паркс заставляет себя ждать. Меня сразу проводят в небольшое помещение для допросов и обещают, что Паркс будет с минуты на минуту. Но я знаю, что это не так. Комната похожа на все остальные комнаты для допросов, в которых я бывала: голые стены, простой металлический стол, два неудобных стула, камера в углу, дверь, которая запирается снаружи.
Устраиваюсь поудобнее, насколько это возможно, и играю сама с собой в угадайку: через сколько времени кто-нибудь заглянет сюда? Выделяю час, но ошибаюсь. Только через два с половиной часа молодой офицер просовывает голову и спрашивает, не нужно ли мне чего-нибудь.
– Да, конечно, я хотела бы дать показания и уйти, – отвечаю ему, улыбаясь как можно приветливее. Это требует немалых усилий, учитывая, что уже поздно и в каком я раздражении из-за того, что застряла здесь. У офицера по крайней мере хватает такта изобразить огорчение:
– Простите за ожидание, мэм. Шеф Паркс постарается встретиться с вами как можно быстрее. Может, кофе или воды?
Прошу и того и другого. Проходит больше получаса, прежде чем мне все приносят. Кофе еле теплый и по вкусу напоминает вчерашнее пойло, но все-таки кофе. И это главное. Еще через сорок пять минут я достаю телефон – снова проверить, где дети, и убедиться, что с ними все нормально. И тут раздается входящий звонок.
Смотрю на экран и хмурюсь: Майк Люстиг, приятель Сэма из ФБР. Не представляю, зачем ему звонить мне, да еще так поздно. Сердце замирает, когда я отвечаю:
– Привет, Майк, у тебя все хорошо?
– Гвен, извини за поздний звонок. Я звонил Сэму, но он не берет трубку.
– Он в Стиллхаус-Лейке. У нас в доме кое-что произошло, и Сэм как раз этим занимается. А зачем он тебе? Что случилось?
Майк мнется, и мне становится тревожно.
– Послушай, Майк, ты ведь звонишь так поздно не затем, чтобы просто потрепаться. Так что случилось?
Он вздыхает:
– Я по поводу Коннора. Я пообещал Сэму присмотреть за расследованием стрельбы в школе. Там кое-что обнаружили, и вам с Сэмом нужно это знать…
21Коннор
Мы с Ви стоим на обочине. Взятые напрокат «шустросипеды» валяются в траве. Она хотела ехать автостопом, но я отказался садиться в машину неизвестно с кем. Всю дорогу Ви ныла, но я ответил, что на велике лучше и быстрее, чем пешком, а она в ответ показала мне средний палец.
Две колеи пересекают дорогу и упираются в стену деревьев перед нами. Похоже на старую заросшую лесовозную просеку, которой не пользовались десятилетиями. Но, судя по примятой траве, тут недавно проехали несколько машин. Солнце уже село. Небо еще чуть-чуть светлое, но быстро темнеет.
– Что задумался? – Ви толкает меня локтем в бок. – Давай, пошли, пока светло.
От волнения у меня разболелся живот.
– Ты же знаешь: мама убьет нас, если узнает.
Ви закатывает глаза:
– Не узнает, обещаю. Поверь мне.
От одной мысли верить Ви хоть в чем-нибудь я смеюсь. Да, она очень верная и преданная, но у нее семь пятниц на неделе.
– Я никогда раньше не убегал втихаря.
– Да ну? По тебе и не скажешь.
Ви подталкивает меня вперед, я упираюсь:
– Я серьезно.
Внутри меня идет борьба: интуиция подсказывает, что это плохая идея, но в то же время так хочется снова увидеть Уиллу…
– Ты же знаешь, что Ланни все время убегает тайком, а? В этом нет ничего особенного.
– Особенно когда она стала практически свидетельницей убийства – и ее саму чуть не убили.
Это тоже одна из причин, по которой нас прогнали из Стиллхаус-Лейка. Ви сманила Ланни на вечеринку у озера и бросила там, как только они добрались. В конце концов Ланни наткнулась на тело девушки, которой проломили голову камнем, и догадалась, что это дело рук одного из парней Бельдена. Не то чтобы Бельдены сильно жаловали нас и раньше, но после этого стало еще хуже.
– Боишься, тебя сегодня вечером убьют?
Ви просто дразнится, но все равно трудно смотреть вглубь леса и не представлять, какие ужасы происходят там, в темноте.
– Пошли, – настаивает Ви. – Я сто раз была на вечеринках в лесу. Поверь, они почти всегда полный отстой.
– Тогда зачем нам туда? – спрашиваю я.
Она поднимает бровь:
– Ты хочешь снова увидеть Уиллу или нет?
Я краснею. Ви поймала меня на крючок и прекрасно это знает. Она углубляется в лес, предоставив мне выбор: следовать за ней или возвращаться в мотель одному. Хотя мама точно убьет меня за то, что я сбежал тайком, она разозлится еще сильнее, если узнает, что я бросил Ви на произвол судьбы.
– Чудесно, – ворчу я и плетусь следом.
Остатки света быстро гаснут среди деревьев, и мы достаем мобильники и включаем на них фонарики. От этого я еще острее чувствую, как вокруг сгущается темнота. Через несколько минут впереди видна наша цель. Сквозь деревья пробиваются свет и тванги[26] и басы музыки кантри.
Вскоре мы выходим на поляну, и вот перед нами Угрюмая хибара во всей красе. Настоящая помойка.
– Я ждал чего-то более потрясного, – признаюсь я Ви, присвистнув.
Она похлопывает меня по плечу:
– Вся жизнь в двух словах.
Поляна окружена машинами. На всех куча дополнительных фар спереди и сверху, чтобы освещать местность. У двух дверцы нараспашку, оттуда гремит музыка. Но мелодии разные, так что получается своеобразная дуэль кантри-баллад. Рядом кучкуется молодежь, в основном вокруг холодильников с пивом и льдом.
Может, когда-то на поляне и было на что посмотреть, но те времена давно прошли. Угрюмая хибара – высокий дом в форме большой коробки с покосившимся крыльцом и прогнившими колоннами вдоль фасада. Кое-где еще цепляются за жизнь ставни на выбитых окнах, но большинство давно отвалилось.
За некоторыми окнами заметно движение: у кого-то хватило смелости – или глупости, чтобы рискнуть зайти внутрь. Все это не слишком впечатляюще, и я чувствую разочарование, пока чьи-то прохладные ладони не накрывают мне глаза.
Я паникую. Первая реакция – применить уроки самообороны, которые мама буквально вдалбливала в нас. Ударить локтем в солнечное сплетение, схватить за запястья и вывернуть руки, ударить коленом в нос. Потом врезать по колену, чтобы вывести противника из строя, развернуться и убежать.
Но моего уха касаются мягкие губы, и я слышу шепот:
– Угадай – кто?
Я понимаю, что это Уилла. Но все еще чувствую прилив адреналина, а мозг наполнен воспоминаниями, как меня когда-то похищали.
Поток воспоминаний не прекращается. Я едва замечаю, как Уилла смеется и, взяв меня за руку, тянет мимо машин куда-то за деревья. Я весь вспотел, холодные капли стекают по спине. Теперь, когда в мозгу распахнулась дверца, сезон охоты открыт, и мучительные воспоминания с ревом ломятся в голову.
Мысленно я вижу Кевина. Вижу пистолет. Слышу звук выстрела.
Мой психотерапевт научил, что делать в таких случаях, и теперь я изо всех сил пытаюсь вспомнить, что же именно, одновременно борясь с кошмарами, заполняющими мысли.
Шесть вещей. Точно.
Перечислить шесть вещей, которые вижу.
Пытаюсь сосредоточиться. Темно, почти ничего не видно. Но рядом лицо Уиллы. Ее волосы. Ее глаза и рот – она что-то говорит, а я не слышу. Я сосредотачиваюсь сильнее.
Шесть вещей, которые слышу. Пульсирование крови в ушах. Выстрел пистолета Кевина. Нет, не то. Это было не сейчас, не здесь. Музыка кантри. Вопли ребят, перекрикивающих музыку. Смех. Шорох листьев под ногами. Голос Уиллы:
– …я не была уверена, что ты придешь сюда. Эй, ты в порядке? Чего притих?
Шесть вещей, которые чувствую. Пальцы Уиллы, сплетенные с моими. Ночная прохлада на горячих щеках. Глухой стук сердца. Ярлычок на моей куртке, царапающий шею. Губы Уиллы…
Я наклоняюсь вперед и целую ее. Мне некогда чувствовать себя неловко или сомневаться, правильно это или нет. Я просто делаю это, потому что мне нужно как-то вырваться из когтей ужасных воспоминаний, и я не могу придумать ничего лучшего, чем раствориться в Уилле.