Видимо, Сэм читает мои мысли, потому что произносит:
– Гвен, клянусь, я совершенно ни при чем.
Я ни за что не попросила бы его поклясться, но все равно рада, что он так сказал.
– Знаю.
Мы оба очень долго шли к этому, и нам потребовалось немало усилий, но теперь я люблю Сэма и доверяю ему как никому.
И все же я знаю, что есть какие-то вещи, которые он скрывает от меня. Как и я что-то скрываю от него. Сэм никогда не рассказывал мне, что именно Мэлвин записал в дневнике сестры Сэма, – подробности ее гибели. А я никогда не рассказывала, как близка была к смерти в Мрачном заливе.
И дело не в том, что Сэм не поймет, или осудит, или станет любить меня не так сильно. Просто я должна разобраться в себе и только потом рассказывать кому-то другому.
Сэм судорожно вздыхает, и я понимаю, как ему тяжело и одиноко. Мне нужно быть с ним. Мы должны быть вместе. Как семья.
– Выезжаем сегодня вечером, – я уже все решила. – Будем в Стиллхаус-Лейке к утру.
– Но ты не можешь…
Я свирепею. Не терплю, когда мне указывают, что можно, а что нельзя.
– Разумеется, могу.
– Журналисты уже здесь. Ланни сказала, они шныряют вокруг дома. Как только ты приедешь, они примутся за тебя, а значит, и за Коннора. Мы не можем так поступить с ним.
У меня внутри все переворачивается. Я думаю о Конноре, оставшемся в мотеле. Как он успокоился после нашего последнего разговора. И во многом потому, что мы решили пока остаться здесь – подальше от всего. От того, что случилось в школе. Хотя мы не можем прятаться вечно. Рано или поздно вернемся домой, и Коннору придется столкнуться с реальностью.
– Не нравится мне это. По-моему, неправильно быть так далеко от тебя. Сейчас нужно держаться вместе. Единым фронтом.
– Мне тоже не нравится, но я боюсь, что если вы с Коннором приедете, станет только хуже. И сейчас-то все довольно паршиво… Плохо, Гвен. Совсем плохо.
Роняю голову на руль. Почему с нами всегда так? Почему наша жизнь катится под откос в самый неожиданный момент?
Я снова выпрямляюсь:
– Расскажи.
– После нашего разговора с Лео тот пошел в полицию и подал заявление, что я угрожал ему. Якобы я сказал, что доберусь до него и все такое.
– А ты правда угрожал?
– Не помню. Хотя вполне возможно. Я не помню подробностей, но Лео, видимо, записал разговор. У калифорнийской полиции есть расшифровка.
В голове пульсирует, я сжимаю виски:
– Это несерьезно. Он первый угрожал нам. Так что его обвинения сомнительны.
– Лео был в Стиллхаус-Лейке, – продолжает Сэм. – Распечатки его звонков это подтверждают. Он приехал позавчера вечером, а потом пропал. Его мобильник выключен. Он опоздал на обратный рейс в Калифорнию. Не пользовался кредитками. Он исчез.
– Он взрослый человек и может приезжать и уезжать, когда вздумается. И если никто не говорил с ним пару дней, это не доказывает, что Лео убили.
– За исключением крови в нашем доме, – замечает Сэм.
Да, верно. Факт не в нашу пользу.
– Ладно, а как насчет алиби? Ты же был с Ланни в Рейне.
– Я тоже так думал. И поэтому не обратился к адвокату, когда детектив предложил побеседовать. Я же знаю, что невиновен, вот и решил, что все будет в порядке…
В его голосе такая горечь, что у меня замирает сердце. Я не могу винить Сэма за то, что он решил обойтись без адвоката. Когда вы невиновны, то уверены: система защитит вас. Но система действует не так. Она предназначена для вынесения обвинительных приговоров и предотвращения их отмены.
Хотя сейчас слишком поздно объяснять это Сэму.
– У них есть запись с камеры, когда я выхожу из отеля. Я пошел присмотреть за Ланни, когда она отправилась на вечеринку. На парковке, где я сидел в машине, нет камер, так что нельзя доказать, что я там действительно был. Примерно в это время дорожные камеры засняли мой пикап по дороге в Стиллхаус-Лейк.
Я качаю головой, пытаясь разобраться:
– Но откуда у них снимки твоей машины, если ты никуда не ездил?
– Я не знаю. – В голосе Сэма слышится отчаяние. – Какой-то абсурд.
– Ты сам сидел в машине, так что угнать ее не могли, – замечаю я.
Сэм соглашается.
– Значит, кто-то взломал полицейские камеры или замаскировал другую машину под твой пикап.
– И то, и другое очень сложно, – отвечает Сэм.
– Ты же сам говорил, что Варрус разбогател? С деньгами все гораздо проще.
Сэм ничего не отвечает, да и что тут скажешь… Ведь за деньги и правда можно купить многое. Мы сами убедились в этом в случае с «Авессаломом». Когда кто-то при деньгах выбрал вас своей мишенью, вы мало что можете.
– Мы будем бороться, – говорю я. – Лео наверняка где-то ошибся. Не мог не ошибиться. У него не хватит ума провернуть такое, ни разу не проколовшись. Как только мы во всем разберемся, обвинение против тебя развалится.
– Если разберемся, – отвечает Сэм.
Я хмурюсь. Это не похоже на него – быть таким пессимистом.
– А Кец что говорит? Она же тебя знает – знает, что ты не имеешь к этому никакого отношения.
– Я с ней не говорил. Я пока в участке. Детектив попросил задержаться, на случай если у него еще появятся вопросы.
31Кеция
Как только вечером звонит телефон, я сразу понимаю: это тот самый звонок, которого я боялась. Делаю глубокий вдох, беру себя в руки и провожу пальцем по экрану для ответа. Не успеваю сказать «привет», как Гвен рявкает:
– Как это понимать, черт побери?
Конечно, я знаю, о чем она. О допросе Сэма Диакосом и о том, что я не вмешалась.
– Я знаю, Гвен. Мне очень жаль.
Мне правда жаль. Утром я доверилась интуиции и попросила детектива Диакоса поговорить с Сэмом, а теперь сомневаюсь, правильно ли поступила.
– Ты считаешь, что Сэм имеет отношение к происшествию в нашем доме? – резко спрашивает она.
– Нет, конечно.
В другой ситуации меня обидел бы такой вопрос, но сейчас я понимаю ее страх.
– Его подставили, – говорит Гвен.
Я довольно долго изучала улики и пометки, сделанные Диакосом в ходе допроса, и я с ней согласна:
– Похоже, что так.
– Тогда почему ты сидишь сложа руки? – Я слышу злость в ее голосе, и это ранит меня в самое сердце. – Кец, почему ты не позвонила мне сразу, черт побери? Я бы сказала тебе, что Сэм ни при чем!
Она явно намекает на предательство. Стараюсь пропустить это мимо ушей. Я знаю, о чем Гвен думает, но не говорит вслух: после всего, через что мы прошли в Сала-Пойнт, как я могла не позвонить ей в ту же минуту, когда в деле всплыло имя Сэма?
– Потому и не позвонила, что знаю: Сэм невиновен, – отвечаю ей. – Я участвую в расследовании, и это все осложняет. Предупреди я тебя, полицию могли бы обвинить как минимум в предвзятости, а как максимум – в сговоре. Меньше всего твоей семье нужно, чтобы расследование осложнилось обвинениями в пристрастности. Если твои недоброжелатели решат, что к тебе относятся по-особенному из-за наших личных отношений, то никогда не поверят в невиновность Сэма даже после снятия официальных обвинений.
– Они и так не поверят. Для них мы всегда будем виноватыми.
– Прости. Ты же знаешь, я никогда бы не сделала ничего, что могло бы подвергнуть опасности тебя или твою семью.
– Я знаю. Просто… – Гвен не может подобрать подходящие слова.
– Ты напугана, – заканчиваю я за нее. Гвен – одна из самых сильных людей, которых я знаю, и ей нелегко признать свою слабость.
– Мне не нравится, что мы так далеко. Не нравится, что Сэм там совсем один.
– Он не один, – напоминаю я. – Мы с Хави присмотрим за ним. Не дадим в обиду.
– Кец, у тебя связаны руки. Ты не можешь вмешаться, если нет доказательств. Твои возможности не безграничны.
Вот только Гвен забывает, что я все поставила на карту, когда помогла ей в Сала-Пойнт.
– Не забывай, что я готова на все, когда речь о тебе и твоей семье.
– Все равно я должна быть рядом с Сэмом.
– Ты должна прежде всего позаботиться о Конноре, – напоминаю я. – А я позабочусь о Сэме и Ланни. Обещаю.
– Как там Ланни? В порядке?
– Снова пошла на пробежку.
Даже по телефону я догадываюсь, что Гвен хмурится.
– Но уже поздно.
– Я сказала ей вернуться до темноты. У нее с собой телефон и перцовый баллончик. – Гвен набирает в грудь воздуха, чтобы возразить, но я обрываю ее. – Ей нужна отдушина, – говорю я. – Сегодня она испекла кучу печенья. Она не может целыми днями сидеть взаперти. Ланни знает, как обезопасить себя.
Гвен вздыхает:
– Проверь, чтобы она бегала без наушников. Ей нужно быть начеку.
Я улыбаюсь:
– Хорошо, напомню ей.
– Сообщишь, как будут новости по делу?
– Конечно, – обещаю я.
– Не нравится мне это, Кец.
– Знаю.
Мы прощаемся. Я со вздохом отключаюсь и потягиваюсь, пытаясь найти хоть какое-то облегчение от постоянной боли в суставах. Хави замечает, подходит и кладет руку мне на живот. Чувствую, как ребенок шевелится под его прикосновением, и улыбаюсь, несмотря на напряжение в моем теле.
– Все в порядке, querida[28]? – спрашивает он.
Я киваю, но потом передумываю и качаю головой:
– Не знаю, правильно ли я поступила, подключив Диакоса. А если он решит обратиться к окружному прокурору?
– Ты сделала то, что считала нужным. Диакос – хороший, опытный полицейский. Не зря его повысили до детектива.
– Он просто чертов ребенок, – ворчу я. – Поверить не могу, что позволила ему поговорить с Сэмом без меня. Я бы его попридержала. О чем я только думала?
У меня начинается изжога, и я прижимаю ладонь к груди, словно это как-то поможет.
Хави прижимается губами к моему виску.
– Тебе надо успокоиться, corazon[29]. Вспомни, что сказал доктор насчет твоего давления сегодня утром.
Я оборачиваюсь, упираю руки в бока и пристально смотрю на него.