– Коннор, пожалуйста, не надо…
Я думаю о сестре Гармонии – раненой, истекающей кровью, – которая вонзила нож в шею человеку, собиравшемуся застрелить меня. Помню, как пообещал себе, что стану таким, как она. Пора выполнять обещание.
– Я должен.
Пошатываясь, со стоном поднимаюсь на ноги, и все вокруг начинает вращаться, кожа немеет, в нее словно впиваются колючки. Передо мной нависает дом – как из фильма ужасов, ставшего реальностью. Спотыкаясь, я бреду к нему.
42Гвен
Стою посреди номера, стиснув мобильник Коннора в надежде, что это как-то поможет узнать, где мой сын. Открываю телефон, ввожу обычный пароль, но экран блокировки мигает и гаснет. Пароль неверный. Пробую другой вариант – опять не то. Если и третья попытка будет неудачной, телефон заблокируется. Не хочу рисковать.
Вместо этого провожу пальцем вниз по экрану и вижу последние сообщения. Мне очень нужна хоть какая-то подсказка. Из приложения «Шустросипеды» пришло уведомление, что срок проката истек, с вопросом, не хочет ли сын продлить его.
Мой пульс учащается. «Шустросипеды» – это те желтые велосипеды, которые можно взять напрокат по всему городу. У нас в Ноксвилле тоже есть такие. Мы всей семьей зарегистрировались у них на сайте в начале года, пока однажды на выходных я не получила травму во время поездки в Гринуэй. Трясущимися пальцами открываю приложение на своем телефоне. И вижу данные о последнем прокате, в том числе – где взят велосипед и где оставлен. Увеличиваю вторую картинку и хмурюсь. Какое-то место посреди леса. Зачем Коннору туда?
И тут в голове что-то щелкает. Бросаюсь к себе в комнату и хватаю папку с материалами о Джульетте. На дне папки лежит карта города с отмеченными на ней ключевыми пунктами. Один из них – Угрюмая хибара. Сравниваю с картой в телефоне: то же самое место.
Меня снова охватывает паника. Именно в Угрюмую хибару Уилла и Мэнди, по их словам, водили Джульетту в день ее исчезновения. Наплевать, совпадение это или нет, но я не хочу, чтобы мои дети приближались к месту, где часто бывают эти девицы.
Засовываю оба телефона в карманы и бегу к машине. Не нужно никакой интуиции, чтобы понять: дело плохо. Вот-вот произойдет что-то ужасное.
Это чувство преследует меня с тех пор, как в начале недели Леонард Варрус прислал электронное письмо. Тогда я поняла: скоро все станет гораздо хуже. Но не представляла насколько.
Мой мобильник автоматически подключается к машине. Я активирую голосовое управление и выезжаю со стоянки.
– Позвони Сэму, – приказываю я. Обращаюсь к нему первому чисто инстинктивно. После нескольких гудков телефон переключается на автоответчик, и я понимаю: конечно, он не может ответить. Сэм же в полицейском участке. Возможно, у него даже нет телефона.
Не важно. Все равно произношу: «Если получишь это сообщение, позвони. Коннор и Ви пропали. Боюсь, что-то случилось». Не знаю, что еще добавить. Сэм в нескольких часах езды и вряд ли сейчас поможет, даже если он на свободе.
Но он все равно нужен мне.
– Мне страшно, Сэм, – прошу я, задыхаясь. – Позвони мне.
Отключаюсь и приказываю автомобилю набрать номер Кец, пока мчусь по городу. К счастью, та отвечает после первого гудка.
– Гвен… – начинает она извиняющимся тоном.
Я обрываю ее:
– Некогда объяснять. Коннор и Ви в беде. Ты должна связаться с Сэмом. Он мне нужен.
– Он арестован. Уже еду.
Я слышу, как Кец гремит ключами и открывает дверь. Видимо, она дома, потому что на заднем плане раздается голос Ланни:
– Что случилось? Куда ты? Это мама звонит?
Голос дочери одновременно утешает и ранит. Слышать Ланни и знать, что она в безопасности, – большое облегчение. Но страх в ее голосе ранит глубоко.
Кец что-то отвечает ей, потом я слышу шорох, и в трубке возникает Ланни:
– Мама, ты где? Что происходит? Что с Сэмом? Мне никто ничего не говорит!
Я делаю глубокий вдох. Надо казаться спокойной, обнадежить дочь, но я понимаю, что сейчас это невозможно из-за прилива адреналина.
– Ланни, милая, я люблю тебя. Знаю, ты волнуешься. Я тоже. Поэтому дай мне опять поговорить с Кец.
– Мам… – Ее голос дрожит.
Затем в трубке снова возникает Кец:
– Я доберусь до Сэма.
– Позаботься о Ланни, – прошу ее.
– Я о них позабочусь. А ты займись тем, что у вас там происходит.
Киваю, хотя Кец не может меня видеть, и отключаюсь.
К Угрюмой хибаре не ведет ни одна дорога – по крайней мере, обозначенная на карте. Единственный признак, что здесь есть поворот, – две колеи, уводящие от шоссе куда-то за деревья. Вхожу в поворот почти на полной скорости, машина вздрагивает и протестует, когда я перелетаю через узкую канаву и, подпрыгивая на ухабах, мчусь по полю.
Ночь в разгаре, вокруг давно стемнело. Мои фары разрезают мрак, изо всех сил стараясь осветить дорогу впереди. Приходится тормозить, чтобы не врезаться в очередное дерево. Крепко стискиваю руль – так что костяшки пальцев побелели – и наклоняюсь вперед, как будто это поможет доехать быстрее.
Впереди что-то страшное, я знаю. В воздухе ощущается какой-то знакомый неприятный запах. И через секунду я понимаю: это дым. Причем не от лесного пожара: в нем есть ядовитый химический привкус, остающийся во рту. Горит то, что не должно гореть.
Колеи делают крутой поворот, я выкручиваю руль, внедорожник угрожает опрокинуться, но удерживает сцепление с дорогой. Впереди за деревьями замечаю извивающееся оранжевое пламя, и все во мне сжимается. Да, там что-то горит – пока не знаю, что именно и почему.
Я знаю только одно: там мои дети. Во рту пересыхает, мысли мечутся в панике. Нужно изо всех сил сохранять спокойствие, чтобы не сойти с ума от страха. Моим детям нужно, чтобы я сохраняла рассудок и держала себя в руках.
С помощью голосового управления приказываю телефону позвонить 911. Оператор начинает задавать стандартные вопросы, но я обрываю ее:
– В лесу недалеко от шоссе пожар. Рядом со старым домом Майлама.
Оператор, видимо, местная, потому что сразу уточняет:
– Вы имеете в виду Угрюмую хибару?
– Ее самую. Я думаю…
Я не успеваю договорить, потому что в этот момент выбираюсь сквозь деревья на большую поляну. Передо мной все в огне. Ударив по тормозам, резко останавливаюсь.
Зрелище одновременно красивое и ужасающее – языки пламени извиваются на стенах старого дома, их кончики подпрыгивают, рассекая воздух над крышей. Клубы дыма застилают небо, горло и глаза начинает щипать.
Оператор еще что-то говорит, но я не слушаю. Потому что по поляне бежит фигурка и отчаянно машет мне. В свете пламени я вижу только ее очертания.
Срываю ремень безопасности, распахиваю дверцу и выскакиваю наружу. Меня мгновенно окутывает жар, и я делаю шаг назад. Густой и тяжелый воздух обжигает горло при каждом вдохе. Гул нарастает, старая древесина трещит, стропила стонут и выгибаются, стены рушатся.
Фигурка проскакивает перед машиной, на нее падает свет фар. Это Мэнди. Я в замешательстве, внутри раздается тревожный звоночек.
– Помогите! – кричит она.
Впиваюсь взглядом в ее лицо, пытаясь отыскать какие-нибудь скрытые признаки монстра, но вижу обычную девочку-подростка, похожую на мою дочь.
– Где Коннор и Ви? – кричу ей.
Мэнди рыдает, она почти в истерике:
– Не знаю. Я получила сообщение от Уиллы, что мы должны встретиться здесь. Но когда я пришла, все горело.
Я хватаю ее за плечи:
– Коннор в доме?
Она качает головой, широко раскрыв глаза, явно напуганная:
– Я не знаю.
Непонятно, верить ей или нет, но у меня нет времени на раздумья. Надо найти сына. Надо убедиться, что Ви в безопасности.
Я смотрю на Мэнди, соображая, что с ней делать. Ей нельзя доверять. Нужно изолировать ее, чтобы не беспокоиться. Я подталкиваю ее к машине.
– Залезай, – велю ей. – Там безопаснее.
Как только Мэнди оказывается внутри, нажимаю большим пальцем на ручку и блокирую дверцу. Теперь хотя бы услышу сигнализацию, если Мэнди попытается сбежать. А потом бросаюсь через поляну и бегу вокруг дома в поисках каких-нибудь следов моих детей. Все окна в огне, входная дверь – как пустая черная пасть, охваченная пламенем.
Я отказываюсь верить, что дети там, внутри. Просто не могу. Если я буду думать об этом – пусть даже недолго, меня разорвет от боли на куски. Зову детей, хотя в горле пересохло, а жар опаляет лицо и руки.
Мне нужны мои дети. Мне нужно ощущать их, прикасаться к ним, вдыхать их запах и знать: с ними все хорошо.
Позади раздается резкий звук, напоминающий человеческий крик. Оборачиваюсь и в свете пламени вижу Ви, стоящую на коленях на опушке леса. Мокрая футболка приклеилась к животу, который она зажимает обеими руками, волосы прилипли к голове, на щеке блестят слезы.
– Ви! – Я бросаюсь к ней, опускаюсь рядом на колени, машинально тяну руки проверить ее раны. Она вздрагивает от моего прикосновения и отстраняется:
– Я в порядке.
Разумеется, она не в порядке. Столько крови – просто кошмар… Но я стараюсь, чтобы страх не отразился на моем лице: не хочу, чтобы Ви тоже запаниковала. Я и так напугана за нас обеих. Начинаю отрывать край своей рубашки, чтобы как-то остановить кровотечение. Но Ви останавливает меня.
– Коннор там, внутри, – захлебывается она. – Он вернулся, чтобы спасти ее.
Я в ужасе. Мой мальчик. Там, в доме. Сейчас нельзя об этом думать, чтобы не расклеиться. Нет, не сейчас.
Ви цепляется за мою руку окровавленными пальцами:
– Я пыталась его остановить.
Накрываю ее руку своей:
– Я знаю, детка. Где он?
Ее подбородок дрожит, глаза остекленели от боли.
– Наверху. – Ви почти не слышно из-за рева пламени. – Пожалуйста, будь осторожнее. Пожалуйста, вернись.
Вскакиваю и бросаюсь к дому, не думая о риске, об опасности. Во мне столько адреналина, что нипочем даже невыносимый жар и дым, заполняющий легкие. Еще не поздно, говорю я себе. Я смогу его найти. Я смогу его спасти. Я должна.