Огонь пожирает угол переднего крыльца, старые гнилые бревна быстро загораются. Металлическая крыша от высокой температуры скручивается и выгибается с диким скрежетом. Она может рухнуть в любой момент. Но сначала мне нужно попасть в дом.
Я уже совсем рядом со ступеньками, когда замечаю в дверном проеме какое-то движение. В клубах дыма, где пляшут тлеющие угольки, появляются две фигурки. Поддерживая друг друга и пошатываясь, они выбираются из огненного смерча.
Коннор. Уилла.
Я издаю прерывистый вопль, не в силах сдержать страх, и подскакиваю к крыльцу. Коннор спотыкается, цепляется за Уиллу, пытаясь удержать равновесие, но она выворачивается из его рук, и он падает.
Уилла ковыляет к поляне, держась за бок, едва не врезается в меня и резко останавливается, таращась от страха. Да уж, ей сто́ит меня бояться. Бояться до чертиков. Я в ярости. Из-за нее мой ребенок чуть не остался в этом аду. Так хочется ей врезать… Хочется схватить ее и отшвырнуть с дороги.
Но вместо этого я бросаюсь мимо нее к крыльцу. Его край выгибается, обдавая горячей волной. Я хватаюсь за него руками, почти не замечая, как тлеющие угольки падают на кожу и одежду.
Коннор стоит на четвереньках, весь дрожа и пытаясь подняться. Я подхватываю его, прижимая к груди, как когда-то давно, когда сын был маленьким. Глажу его голову, опускаю ее к себе на плечо, чтобы защитить как можно лучше, пока мы не уберемся подальше от пылающего ада.
Мы уже спустились на нижнюю ступеньку, когда позади раздается жуткий грохот, словно содрогнулся весь мир. Обрушилась половина дома. Я загораживаю собой Коннора, вокруг разлетаются пылающие обломки.
Оказавшись на безопасном расстоянии, падаю на колени и баюкаю Коннора, как младенца. Быстро ощупываю сына, убедившись, что ни один уголек не загорелся, прижимаю ладонь к его щеке, склоняюсь над ним.
– Коннор, посмотри на меня, – упрашиваю его.
Коннор моргает, на секунду открывает глаза и опять закрывает. Он глубоко вздыхает, на трясущихся губах появляется еле заметная улыбка, а потом сын произносит слово «мама».
– Я здесь, – отвечаю ему. Сердце колотится, мысли путаются, когда я понимаю, как сильно он пострадал. Вся футболка в крови, рука тоже. Кожа на тыльной стороне ладоней мокрая и в пузырях.
– Держись. Пожарные и спасатели уже едут. Просто держись.
Смотрю туда, где осталась Ви. Она прислонилась к дереву и кивает, что с ней все в порядке. Я снова сосредотачиваюсь на Конноре, на его прерывистом дыхании. Крепко обнимаю его, ненавидя себя за то, что не в силах помочь сыну. Ему так больно, а я ничего не могу сделать…
Звук сирен все ближе, они перебивают и перекрикивают друг друга. Сквозь деревья уже мелькают синие и красные огоньки. К ним присоединяется еще один звук – рев двигателя. Это же моя машина, я оставила ее на краю поляны. Оборачиваюсь и вижу, что она движется, и клубы дыма, подсвеченные фарами, кажутся вихрями.
В первую секунду мелькает мысль, что Мэнди убирает внедорожник, чтобы дать проехать автомобилям «Скорой помощи». А потом я понимаю, что машина набирает скорость. И несется прямо на нас.
Не до раздумий: хватаю Коннора и перекатываюсь по земле, рядом шуршат шины. Поднимаю глаза и только тогда замечаю в свете фар какую-то фигуру. Это Уилла. Она пытается отскочить в сторону, но чуть-чуть не успевает.
Передний бампер таранит ее бедро, Уилла падает. Вспыхивают стоп-сигналы, и в первую секунду я решаю, что Мэнди остановилась проверить, что стало со сбитым ею человеком. Но когда загораются сигналы заднего хода, я понимаю: она возвращается за нами.
Я уже поднялась на ноги и тащу Коннора к краю поляны. Ви ждет, обнимает нас, увлекает вперед. Едва мы скрываемся за ближайшим деревом, сзади раздался грохот. Вокруг разлетаются осколки, лязгает металл, и внедорожник врезается в дерево у нас за спиной.
Водительская дверца открывается, и, пошатываясь, выходит Мэнди. И интуитивно – чутье опережает мозг – я понимаю: в руке у нее пистолет. Не знаю, откуда он у Мэнди, да и наплевать. Я тут же начинаю действовать: отодвигаю Коннора и тянусь к кобуре под мышкой за своим пистолетом. Но сын тяжело навалился на меня всем телом, и мне нужно больше времени, чтобы вытащить ствол.
Хотя это не важно, потому что внезапно передо мной вырастает Ви и встает между мной и Мэнди, не давая мне выстрелить.
– Ви, с дороги! – кричу ей.
Она не слушается и не трогается с места, стоя прямо перед Мэнди. Они всего в нескольких футах друг от друга. Если Мэнди выстрелит, ни за что не промахнется. Она тоже понимает это, потому что начинает гоготать:
– Долбаная идиотка…
Ви бросается на нее. Мэнди жмет на спусковой крючок.
Щелчок – и ничего. Магазин пуст.
До Мэнди это доходит в ту секунду, когда кулак Ви прилетает ей в челюсть. Голова Мэнди опрокидывается, колени подгибаются, и она валится наземь без сознания.
Потоптавшись, Ви обессиленно падает на колени рядом с ней.
Я подскакиваю к Мэнди, хватаю ее ствол и проверяю, пуст ли патронник, прежде чем вынуть магазин. И поворачиваюсь к Ви:
– О чем ты только думала?
Я произношу это резче, чем хотела, но сейчас во мне все кипит.
Уголок ее рта приподнимается.
– О том, что мне было лень зарядить обойму после нашей последней поездки на полигон.
Плохая отговорка. Просто кошмарная. Ее могли убить! Я открываю рот, чтобы возразить, но Ви поднимает руку:
– Ты же учила нас всегда следить, сколько осталось патронов, – вот я и следила.
Коннор еле слышно хихикает. Когда я достала пистолет, он сполз на землю и теперь сидит у моих ног, с усилием опираясь на одну руку. Пол-лица в крови и в саже, но глаза открыты, он настороже. И даже пытается улыбнуться. Сын слаб, но хотя бы в сознании.
Какое облегчение… С ним все будет хорошо. С обоими детьми. Я сажусь на землю между ними, обнимая обоих, когда на поляну выезжает первая пожарная машина.
43Гвен
Оценив тяжесть ранений Ви, парамедики сразу начинают действовать. Как только она оказывается в машине «Скорой помощи», один ставит капельницу с обезболивающим, другой перевязывает живот, чтобы остановить кровотечение. Еще двое занимаются Уиллой, которая до сих пор без сознания и с переломом после наезда моей машины.
Третий перевязывает голову Коннору, пока четвертый светит ему в глаза фонариком и задает кучу вопросов, чтобы проверить, насколько сын пострадал. Они уже начинают заносить его в другую машину, когда раздается крик:
– Это он! Это он сделал! Он похитил Уиллу!
Из темноты и дыма, спотыкаясь, выходит Мэнди в накинутом на плечи серебристом спасательном одеяле, за ней по пятам следует полицейский. Она тычет пальцем в сторону Коннора.
– Это он пытался нас убить!
Офицер, прищурившись, направляется к Коннору. Тут же срабатывает защитный инстинкт, и я загораживаю полицейскому дорогу, трясясь от ярости:
– Не смейте трогать моего сына!
Рука полицейского ложится на кобуру. Но, по крайней мере, у него хватает ума оценить опасность.
– Мэм, отойдите в сторону.
Я сжимаю кулаки:
– Не трогайте сына. Он здесь ни при чем.
– Арестуйте ее, – вопит Мэнди из-за его плеча. – Она сбила Уиллу! Это ее машина!
Офицер уже вытащил пистолет.
– Это правда, мэм?
– Нет! – кричу я в ответ. Просто ушам своим не верю. И указываю на Мэнди: – За рулем была она.
После моих слов плечи Мэнди начинают содрогаться и она душераздирающе всхлипывает.
Офицер снова прищуривается.
– Мэм, это ваша машина?
– Да, но…
Он принимает оборонительную стойку.
– Очень медленно поднимите руки и положите на затылок.
Краем глаза я чувствую какое-то движение. Офицер тоже. Он поднимает пистолет, готовясь выстрелить. Я вскидываю руку, останавливая Коннора, выпрыгивающего из машины «Скорой помощи».
– Моя мама не виновата! – кричит он.
Я обнимаю сына, поворачиваясь так, чтобы закрыть его собой, если полицейский вдруг решит выстрелить.
– Коннор, тише, все хорошо, – успокаиваю его.
Но сын вырывается из объятий:
– Это Уилла и Мэнди все подстроили. Они пытались меня подставить, как будто я во всем виноват.
Мэнди за спиной офицера вопит еще громче:
– Он врет! Разве вы не знаете, кто он? Его отец – Мэлвин Ройял! Он сын серийного убийцы. Он связал Уиллу и сказал, что хочет живьем содрать с нее кожу. Я была там! Я видела, как она была привязана к стулу! Скажи им, Коннор. Ведь это правда. Скажи им!
Сын качает головой.
– Я не… Она не… Я имею в виду, что Уилла позвонила мне и сказала, что ей нужна помощь. Она уже была связана, когда я ее нашел… – Голос сына начинает дрожать.
– Тише, Коннор, – прошу я его. – Больше ничего не говори.
– Но, мама… – Он несколько раз моргает, словно пытаясь сосредоточиться. – Я не сделал ей ничего плохого.
В его голосе такое отчаяние, что у меня чуть сердце не останавливается.
– Знаю, сынок.
– Я не… – Он качает головой и снова моргает. – Я не…
Кажется, ему плохо.
– Коннор? Коннор!
Сын начинает оседать. Он слишком тяжелый, чтобы удержать его, и я могу только смягчить падение собственным телом, когда мы вместе валимся на землю.
– Я не как он. Не как Мэлвин. Я не монстр.
Я обнимаю его за плечи и только тут понимаю, что плачу.
– Коннор! Ты меня слышишь? Помогите! – кричу я.
Парамедики мигом подскакивают к нам, снимают Коннора с моих колен и кладут на землю. Я, как в тумане, наблюдаю, как они проверяют его жизненные показатели, пытаются привести в чувство. Они действуют уверенно и четко, но я вижу, как они торопятся. И мне страшно.
– С ним все будет хорошо? – кричу я.
Они не отвечают – слишком заняты Коннором. Поднимают его на каталку и везут к машине «Скорой помощи». Я иду следом и вдруг чувствую на плече чью-то руку. Это офицер.
– Мэм, мне нужно, чтобы вы прошли со мной и ответили на вопросы.
Разворачиваюсь лицом к нему: