Мы с Сэмом проводим с ними почти все время, возвращаясь в отель, только когда заканчиваются часы посещений. Ланни тоже ходит с нами, пока Ви не советует ей заняться собственной жизнью, а не киснуть в четырех стенах, как неприкаянный призрак.
Ланни не принимает слова Ви слишком всерьез, но действительно начинает больше времени проводит отдельно. В первый раз, когда она спросила, можно ли прогуляться по кампусу Дьюка, я безо всяких сомнений ответила «нет». Особенно после того, что случилось с Коннором и Ви. Я дала им свободу – и вот что из этого вышло.
Будь моя воля, я бы держала детей под крылышком до конца своей жизни.
Но Сэм убедил меня отпустить дочь. Это будет справедливо, говорил он, тем более что Ланни пришлось прервать поездку в Рейн. Скрепя сердце я соглашаюсь. Дни идут, и я вижу, как дочь изменилась. Ее глаза стали ярче, она чаще улыбается. И вообще стала гораздо оживленнее, какой редко бывает дома. И хотя мне нравятся такие перемены, я все равно немного расстроена.
Это все из-за Дьюка – кругом столько студентов с самыми разными интересами… Дочь много времени проводит в библиотеке и говорит, что это так удивительно: она сидит на первом этаже, читает книгу, и вдруг подходит какой-нибудь студент и начинает эту книгу с ней обсуждать. И я понимаю, что это очень нравится Ланни, что к такой жизни стремятся ее ум и душа.
Да, именно это ей и нужно: порвать с прошлым, связанным с Мэлвином Ройялом, начать все заново, быть собой.
Значит, Ланни уедет. При одной мысли об этом в груди все сжимается, сердце колотится в панике. Даже не представляю, как отпущу ее. А вдруг я понадоблюсь ей, а меня не окажется рядом?
Как-то днем, когда мы сидим в зале реабилитационного центра, Ланни начинает рассказывать о каком-то смешном случае, когда она ходила утром в приемную комиссию. Коннор ухмыляется.
– В приемную комиссию? Ты хочешь подать документы?
Дочь бросает на меня быстрый взгляд и отводит глаза.
– Не знаю, – отвечает она. – Я вообще сомневаюсь, что смогу поступить.
Я‐то знаю, почему Ланни не уверена насчет заявления. Из-за меня. Она не говорит это вслух, да и не нужно. Достаточно одного взгляда в мою сторону. Внезапно передо мной вспыхивает картина, как может закончиться жизнь дочери, если продолжать в том же духе: она никогда не поступит в колледж; никогда не уйдет из дома; она никогда не познает ни мира, ни саму себя, не поймет, что ей интересно. Она не сможет развиваться, будет топтаться на месте, а виноватой окажусь я, потому что слишком крепко в нее вцепилась.
Я никогда не хотела, чтобы дочь боялась всего на свете. А только хотела, чтобы она научилась оценивать возможные опасности и справляться с ними.
Что-то надламывается во мне; я чувствую нерешительность, сомнение. Я попыталась ослабить хватку и дать детям больше свободы, но чуть не погубила Коннора и Ви.
Как можно просить меня сделать это снова?
И как я могу это не сделать? На самом деле день, который не сулит ничего опасного, никогда не настанет. Моя бдительность в отношении «Сайко патрол» оказалась бессмысленной, когда разъяренный Кевин пронес в школу пистолет. Моя мания постоянно проверять местонахождение детей оказалась бессильна перед их стремлением к хоть малейшему проявлению свободы.
Я пыталась ограничить доступ Коннора к информации о его отце, а в итоге сын только начал копать глубже. Если я не ослаблю хватку, то в конце концов задушу детей. А им необходимо свободное пространство, чтобы дышать.
Я вижу, с какой тоской Ланни смотрит в окно в сторону кампуса. Как я могу наблюдать, как моя дочка так отчаянно чего-то хочет, и не сделать все, что в моих силах, чтобы она это получила?
Я потратила столько лет, чтобы мы остались в живых, были в безопасности, что забыла, зачем вообще это нужно. Чтобы мы могли жить своей жизнью. Вот почему мы прекратили бегать туда-сюда и осели в Стиллхаус-Лейке: потому что нам нужно было найти место, где мы могли бы почувствовать себя дома, пустить корни. Именно там мы построили дом и стали семьей.
Стиллхаус-Лейк – то место, где мы сделали выбор. То место, где мы решили, что с нас хватит, хоть я и боялась до чертиков. И пусть каждый день в Стиллхаус-Лейке я провела в постоянном страхе перед Мэлвином и его приспешниками, но я справилась. Мы это пережили.
Все к лучшему. Если б мы поддались моему порыву, то сбежали бы при первых признаках опасности. И, наверное, так и бегали бы до сих пор, преследуемые то Мэлвином Ройялом, то «Ангелами» – с Сэмом на их стороне прицела. Потому что он никогда не узнал бы нас поближе, никогда не изменил свое мнение обо мне.
Мы не стали бы одной семьей, как сейчас. Значит ли это, что мой порыв сбежать из Стиллхаус-Лейка оказался ошибочным? Не знаю. Но я точно знаю, что в мою жизнь опять вернулся страх и его слишком много. И что я уже не доверяю сама себе, как раньше.
Пора с этим кончать.
Так больше нельзя.
Мне нужно перестать убегать от себя. От того, что случилось в Сала-Пойнте. От боли Коннора. От потребности Ланни найти свое место в жизни.
Раньше я заставляла себя мириться со страхами и делать то, что лучше для моих детей. Я выступила против Мэлвина Ройяла. Я одолела «Авессалома».
Я привыкла бороться. Привыкла настаивать на своем. Раньше я была сильной.
Вот что сделал со мной Джонатан Уотсон: он заставил меня бояться.
Но это не настоящая я.
И, черт возьми, я точно не хочу видеть такой свою дочь.
– Ты наверняка сможешь поступить в Дьюк, – говорю я Ланни. – С твоими-то оценками… И для офигенного вступительного биографического эссе материала у тебя больше чем достаточно.
Она моргает, глядя на меня, как будто я вдруг заговорила на незнакомом языке. Но я не останавливаюсь:
– А если ты предпочитаешь Рейн, мы выберем подходящий уик-энд, чтобы вернуться туда еще раз. А лучше составь список всех интересных тебе колледжей, и мы можем объехать их на машине.
Ланни вопросительно смотрит на Коннора. Он пожимает плечами и смотрит на Сэма. Сэм поднимает бровь и смотрит на меня. Ему любопытно, к чему я клоню, и он позволяет мне продолжать. Я выдерживаю его взгляд и тут понимаю, что приняла решение, даже не посоветовавшись с ним. Но почему-то я уверена: он меня поддержит.
– А с остальным разберемся вместе, – говорю я им. – Только одно правило… – Тянусь к Сэму и беру его за руку. – Больше не позволять страху управлять нашей жизнью. Мы живем по своим правилам, и ни по чьим другим. Договорились?
ЭпилогСэм
Я один в машине. Еду в реабилитационный центр, когда звонит мобильник. Номер незнакомый, но я сразу отвечаю на звонок.
– Это, случайно, не мой старый дружок Сэм Кейд?
Мгновенно узнав голос, жму на тормоза. Голос покойника. Или, по крайней мере, человека, который должен им быть.
– Варрус. Ты жив.
Похоже, он очень доволен собой.
– Я следил за новостями. Кажется, у тебя проблемы с законом.
Позади сигналят, и я быстро выруливаю на парковку, чтобы не отвлекаться.
– Ты где?
– Ай-ай-ай, так ведь совсем неинтересно, правда?
Вожусь с телефоном, пытаясь придумать, как бы записать разговор. Мне нужны доказательства, что Варрус жив. Это единственный способ раз и навсегда очистить свое имя.
– Какую бы игру ты ни затеял, это тебе даром не пройдет.
– Возможно. Хотя никогда не знаешь наверняка… Случаются и более странные вещи. Например, ты делишь постель с женщиной, которая помогла убить твою сестру…
– Это не игра, Лео!
– Конечно, нет, – огрызается он. В его голосе чувствуется холод и даже смертельная угроза. – Я предупреждал тебя, Сэм. «Ангелы» больше не играют. Мы придем за тобой. За всеми вами. Считай, это последнее предупреждение. Будь с нами или убирайся с дороги.
Во мне бурлит гнев.
– Клянусь богом, Лео, если ты сделаешь что-нибудь против Гвен или наших детей…
Он смеется, и это недобрый смех.
– Ответ неверный, Сэм. Наслаждайся семейной жизнью, пока можешь.
– Да пошел ты, Варрус! – кричу я.
Но это уже не важно: он отключился. Я сижу, уставившись в телефон, и понимаю, что отследить звонок невозможно. Меня колотит дрожь. Когда-то я был одним из них. И точно знаю, какой яростью и болью они питаются. И еще знаю, что никакие доводы рассудка их не остановят.
От автора
Дорогой читатель!
Я была совсем начинающим автором, когда Рейчел Кейн великодушно предложила поселиться с ней в гостиничном номере во время писательского тура. Рейчел уже тогда была очень популярна, и я страшно робела и волновалась при встрече с ней. Сейчас я вспоминаю об этом с улыбкой, потому что Рейчел оказалась одной из самых добрых, заботливых и любящих людей, которых я встречала. Мы сразу подружились.
Потом мы неоднократно делили с ней гостиничные номера, и каждый раз, когда я встречала Рейчел, ее лицо светилось, она обнимала меня, и я чувствовала себя одной из ее самых близких людей. У нее был талант: абсолютно искренне давать всем ощущать себя особенными и значимыми. Безусловно, Рейчел – одна из лучших людей в моей жизни.
Когда у Рейчел диагностировали саркому мягких тканей – редкий и агрессивный вид рака, – это было страшно. Она долго и упорно боролась, никогда не теряла надежды и чувства юмора, продолжала заботиться об окружающих и сохраняла невероятную трудоспособность. Она работала и во время болезни, закончив «Мрачный залив» и начав этот роман. К сожалению, она проиграла борьбу с онкологией и скончалась в ноябре 2020 года.
Нет слов, как я признательна за возможность продолжить серию «Мертвое озеро», которая очень много значила для нее и как для человека, и как для писателя. Для меня большая честь продолжить с того самого места, где она остановилась. Этот шанс появился у меня именно в тот самый момент, когда он был нужен. Так похоже на Рейчел – даже после смерти любить, поддерживать и ободрять тех, кто был частью ее жизни…
Если б кто-то мог проникнуть за завесу, отделяющую мир живых от мира мертвых, чтобы помочь тем, кто ему дорог, то это была бы Рейчел Кейн. Спасибо тебе, Рейчел, мой друг и учитель. И спасибо читателям за то, что позволили мне продолжить ее серию.