Мое зрение затуманивается, а пульс стучит в ушах, но я молчу, потому что неважно, что я скажу. Мое мнение никогда не имело значения.
– И теперь я выгляжу как дура, а ты рискуешь своей успеваемостью и карьерой пловца, чтобы доказать свою правоту?
Мигель.
Сильвия.
=Мама.
Люси.
Папа.
– И какой же в этом смысл, Сойер? Я не понимаю, почему ты так поступаешь с собой. Почему так поступаешь со мной?
Выпускная работа.
Плавание.
Я не ошибаюсь, меня не подводит память.
=Голова гудит.
Вероника.
Школа.
=Ладони становятся липкими.
Встречи анонимных алкоголиков.
=Не могу дышать.
– Объясни мне, что именно ты пытаешься доказать, решив сделать этот проект с самой странной девочкой в школе!
– Странной? – переспрашиваю я.
– Сильвия рассказала Ханне об этой девушке: что она делает странные вещи, странно одевается и тусуется с этим маргиналом Джесси Лахлином и тем хиппи Назаретом, который на прошлой неделе остановил движение из-за кошки. Они неудачники, Сойер, даже сумасшедшие, и я не позволю тебе стать одним из них!
– Эта неудачница – девушка, которая живет наверху и скрывает от своего отца, нашего домовладельца, тот факт, что твой чек отклонили. Она обналичивала его и знает, что у нас не было денег. И она согласилась дать нам тогда отсрочку. Так что я бы дважды подумал, прежде чем так говорить о Веронике, потому что именно благодаря ей у нас есть крыша над головой. И как насчет того, чтобы вспомнить себя валяющейся у двери, прежде чем снова входить и кричать на меня.
Я выдергиваю ключи из кармана, и, когда прохожу мимо мамы, она пытается остановить меня, схватив за плечо, но ей меня не нагнать, да и плевал я.
– Сойер, – зовет она, следуя за мной, но я быстро захлопываю дверцу своей машины. Завожу двигатель, и шины визжат, когда я слишком быстро сдаю назад, а затем срываюсь с места.
Я поворачиваю слишком быстро.
Я знаю, о чем просил маму.
=Я знаю, что слышал.
Я знаю, что не отвечаю за все.
Она ошибается.
=Выжимаю сто тридцать на шоссе.
Я уезжаю из города.
=К прыжку.
К обрыву.
=К смерти.
Мы с Сильвией на мгновение встречаемся взглядами в коридоре, рядом с кабинетом английского. Она все еще злится на меня, а я – на нее. Ненавижу это, но не знаю, как все исправить. Она одна из моих лучших друзей, но это не дает ей право злиться на меня потому, что я не согласен с планом мамы. Я рад, что на английском нам приходится сидеть со своими группами. Это позволяет нам с Сильвией хоть на одном уроке избегать друг друга, не прикладывая к этому усилий.
– Она злится, – говорит Мигель, подходя ко мне, и Сильвия входит в класс.
– Думаешь? – сарказм на полную.
– Она чувствует себя так, словно ты ее предал.
Как и я.
– Мне не следовало бы вмешиваться, но разве ты не думаешь, что вы слишком долго дружите, чтобы сейчас вести себя так?
Я поворачиваюсь к нему.
– Значит, я должен попросить прощения? Честно говоря, не знаю, что я сделал не так.
Мигель встает передо мной, отрезая путь к классу.
– Я согласен. Но ты выбрал другого партнера. Это не задело мои чувства, но ее точно ранило. Она расценивает это не просто как смену проекта, она считает, что ты променял вашу дружбу на дружбу с Вероникой. Я не понимаю, почему Сильвия расстроена, но спрошу вот что: почему ты хочешь обидеть Сильвию из-за этой странной девушки? Вместо той, с кем ты дружишь с тех пор, как переехал сюда, выбираешь этого фрика, которая наверняка может перерезать тебе горло посреди ночи.
– Она не странная, – говорю я и слышу гнев в своем голосе. – Не говори так о ней.
Лицо Мигеля искажается, когда он отходит в сторону, пропуская меня в класс.
– Ты проиграл весь спор после этого аргумента.
Моя голова опускается, когда я вхожу. Вероника одета в белое разорванное платье феи, на ее спине крылья, а на лице, одежде и теле – пятна бутафорской крови. Вчера вечером она написала мне, что сегодня Хеллоуин, хотя на дворе сентябрь, и велела принарядиться. Я отклонил это предложение, но согласился привести Люси отведать хеллоуинских сладостей.
Весь класс пристально смотрит на нее, шепчется и говорит во весь голос так, чтобы она слышала. Это неправильно, но Вероника год за годом делает из себя легкую мишень. Я не понимаю, почему она сама усложняет себе жизнь.
Сильвия все еще смотрит на меня, как будто я должен что-то сказать. Мы были друзьями с тех пор, как я переехала сюда, но дружба должна работать в обоих направлениях. Не только я всегда должен отдавать. В какой-то момент мне тоже хотелось бы начать принимать.
Сильвия сдувается, когда я прохожу мимо нее. Чего она не понимает, так это того, что мне тоже больно, но она хоть раз должна встать на мою сторону. Но только не с мамой.
Я падаю на свое место, и Вероника оценивающе смотрит на меня.
– Без костюма?
– Сегодня не Хеллоуин.
– Но ведь это и есть волшебство. Кто-то другой сказал тебе, что сегодня не Хеллоуин, и ты решил в это поверить.
Я тупо смотрю на нее, и она задумчиво смотрит на меня в ответ.
– И кто ты? – в конце концов спрашиваю я.
– Фея.
– Тогда зачем кровь?
– Я плохая фея.
Думаю, это имеет смысл, по крайней мере, в мире Вероники.
От пристального взгляда Сильвии на мне мир Вероники кажется намного более привлекательным, чем мой, так что, возможно, она единственная, кто живет правильной жизнью.
Раздается звонок, и миссис Гарсия протягивает нам бумаги. Она кладет план нашего дипломного проекта на мой стол и указывает на красную пятерку с плюсом. В ее улыбающихся глазах светится гордость.
Я изо всех сил стараюсь не реагировать, но, как только она отворачивается, придвигаю бумагу ближе, и губы растягиваются в улыбке от ее ободряющих комментариев. Черт возьми, это так приятно, особенно в классе английского. Я сделал половину исследований и половину письменной работы для этой статьи.
Вероника заглядывает в лист, который мы сдали в пятницу. С тех пор мы боялись, что миссис Гарсия заставит нас каждую неделю проходить тест на наркотики. Но, очевидно, она питает слабость к уникальному.
Учительница уже что-то говорит, обсуждая наш сегодняшний урок, а это значит, что мы должны быть внимательны, но вместо этого я протягиваю лист Веронике. Она прямо-таки сияет, и я могу сидеть и смотреть на эту милую улыбочку весь день. Даже несмотря на фальшивые пятна крови на лице, Вероника прекрасна с этим ореолом кудрей. Но что мне нравится в ней больше всего, так это ее непредсказуемость. Она всегда делает то, что я меньше всего ожидаю увидеть, а мне нравится, когда меня держат в напряжении.
Сегодня утром я просунул наушники под толстовку, чтобы незаметно слушать музыку, пока учитель рассказывает. Как только вставляю левый наушник, мне приходит сообщение. Я не выключал приложение text-to-voice, и текст воспроизводится.
ВЕРОНИКА: «Ты ведь знаешь, что в школе запрещено пользоваться мобильными телефонами?»
Я улыбаюсь и борюсь с желанием посмотреть на нее. Учитель поймет, что мы его не слушаем. Закрываю рот рукой и шепчу в микрофон:
– Я провожу исследование, и для этого собираюсь запоем смотреть «Сверхъестественное». Очевидно, когда мы отправимся на охоту за привидениями, нам следует взять с собой лопату, чтобы раскопать могилу. Также неплохо было бы постоянно носить с собой соль и паяльную лампу.
ВЕРОНИКА: «Ты убиваешь меня, Смоллс[12]».
Я: «Как ты считаешь, умник – это приобретенная или врожденная черта?»
Краем глаза замечаю, как уголки ее губ поднимаются вверх. Оба уголка.
Я снова шепчу в микрофон:
– Я читал статью в USA Today. Знаешь ли ты, что 45 процентов опрошенных верят в призраков? 18 процентов говорят, что видели их.
ВЕРОНИКА: «Охотно верю. И думаю, что статистика выше, просто люди боятся признаться».
Я: «Думаю, что те восемнадцать процентов ежедневно что-то принимают».
ВЕРОНИКА: «В нашем доме живут привидения».
Я: «Конечно-конечно. Ясобирался написать твоему отцу,чтонашел снежного человека, принимающего душ в нашей ванной».
Ее улыбка почти ослепляет.
ВЕРОНИКА: «Ты что, флиртуешь со мной?;)»
Раньше я никогда так не делал, но сейчас – да.
Я: «Ты очень милая. Конечно же, рано или поздно начался бы флирт».
Она краснеет.
ВЕРОНИКА: «Милая?»
Я: «А ты предпочитаешь определение «горячая»?»
ВЕРОНИКА: «Только если ты серьезно».
Я: «Я серьезно».
Вероника моргает, будто не верит словам на экране, но я серьезен как никогда.
Она снова пишет:
«А я серьезно про наш дом. Когда наберешься смелости, встретимся в полночь на лестнице».
Приятно сознавать, что ее это настолько взволновало, что она сменила тему разговора.
Я: «И кто сейчас флиртует?»
Она снова улыбается.
ВЕРОНИКА: «Я, определенно я».
– Мистер Сазерленд, – окликает меня миссис Гарсия таким тоном, словно она знает, что я ее не слушаю, и собирается вызвать меня в суд для дачи показаний. – Ответите на вопрос?
«Омоним», – пишет Вероника, и приложение произносит сообщение в наушнике. Это приложение просто находка, потому что мне не нужно смотреть на мобильный, чтобы увидеть ответ.
– Омоним, – говорю я, как человек, который родился с этим ответом на губах.
Миссис Гарсия приподнимает бровь, потому что понятия не имеет, каким образом я оказался прав, но продолжает свою лекцию. Украдкой бросаю взгляд на Веронику, и она борется с улыбкой, глядя прямо перед собой. Что еще удивительно в этой девушке, так это то, что она может печатать, не глядя на свой телефон: чудесное спасение.