Я резко вскидываю голову.
– Худшие?
– У тебя телефон с собой? – он спрашивает так, словно не слышал моего вопроса.
Моя рука тянется к заднему карману, и пальцы дергаются. Он наверху, в машине. И теперь я паникую.
– Плохо, очень плохо.
– Мы в полном порядке. Я мог бы выбраться отсюда вплавь, но ты не умеешь плавать, а это всего лишь четырехметровое падение в глубокую воду. Я слышал об этой реке, и здесь она глубокая. Насколько ты физически развита?
Впервые в жизни я жалею, что не могу гордо задрать подбородок. Прочитав выражение моего лица, Сойер наклоняет голову и снова гладит меня по руке, словно говоря, что моя слабость его не беспокоит. Он проверяет склон рядом с тем местом, где мы упали, и грунт оказывается рыхлым. Галька и земля падают вниз, а потом начинают сыпаться на меня дождем. Кровь бешено колотится в ушах, когда мои руки взлетают вверх, чтобы прикрыть голову. Сейчас меня собьет с уступа валун, и я утону.
Внезапно чувствую теплое и твердое тело, когда Сойер обхватывает меня, прижимая к своей груди. Он использует свои плечи и голову как щит. Я делаю глубокий вдох, и меня поглощает его запах. Это успокаивающее сочетание бассейна и чего-то сладкого и темного. Я продолжаю медленно вдыхать и выдыхать, слушая, как галька и камни продолжают скользить вниз, отскакивая от скалы.
Когда это прекращается, Сойер выпрямляется, и я смущаюсь того, насколько он невозмутим, в то время как я чувствую, что буквально вибрирую. Сойер смотрит на меня сверху вниз, не мигая, и реальность ясно написана на его лице: мы должны прыгнуть.
– Здесь негде подняться.
От страха у меня пересыхает во рту. Смерти я не боюсь. Но смерть от утопления, признаюсь, пугает меня до чертиков.
– Я же говорила тебе, что не умею плавать.
– Но я умею. На самом деле это единственное, в чем я хорош, кроме математики. Если мы прыгнем, я все время буду держать тебя за руку и не отпущу, и помогу тебе выбраться на поверхность. Как только мы это сделаем, мне придется отпустить тебя на секунду, чтобы подплыть к тебе сзади. Я обхвачу тебя под мышками, и тогда тебе нужно будет довериться мне настолько, чтобы отпустить свое тело плыть по течению. Я переправлю нас на другую сторону, хорошо?
– Нет.
– Темнеет, наверху только пустынная дорога, и у нас нет сотовых телефонов. Накидай других вариантов, и я подумаю, что еще можно сделать.
Мой взгляд скользит от береговой линии на другой стороне, которая теперь выглядит на километр дальше, к стене утеса позади нас, на которую невозможно взобраться. Правда, может, мы и могли бы взобраться на него, но, если потерпим неудачу и я упаду, мне не выжить. По крайней мере, если прыгнем, Сойер будет держать меня.
Еще один глубокий вдох. Я вовсе не трус. Никогда им не была и не начну сейчас. Действовать по-крупному или сдаться, так? Или это уж слишком «по-крупному»? Я смогу вернуться домой?
Бросив вызов судьбе, я вздергиваю подбородок.
– О’кей. Мы прыгаем.
– Как только войдешь в воду, греби ногами. Это поможет удержаться от большего погружения. Задержи дыхание, и мне нужно, чтобы ты боролась с любой паникой, которая может возникнуть. Твои инстинкты будут кричать тебе делать все возможное, чтобы выжить. Ты будешь отчаянно пытаться найти что-то твердое, а затем давить на это, чтобы всплыть. Этой твердой вещью буду я. Не цепляйся за меня, а если все же уцепишься, то не сопротивляйся и не толкай меня вниз. Когда я возьму тебя в руки, просто расслабься и делай все, что я тебе скажу. Поверь мне, я вытащу тебя и доставлю в безопасное место.
Он протягивает мне руку ладонью вверх. Я колеблюсь, прежде чем вложить свои пальцы в его, и смотрю прямо ему в глаза.
– Клянусь богом, если ты позволишь мне утонуть, я буду преследовать тебя до самой смерти и буду самым отвратительным призраком, которого ты когда-либо встречал.
В его глазах пляшут смешинки, как будто он с нетерпением ждет того, что вот-вот произойдет.
– Обещаешь?
– Ты что, совсем спятил?
– Да. А теперь давай прыгать.
Сойер
Вероника вкладывает свою руку в мою, она теплая и мягкая. Самая нежная кожа, к которой я когда-либо прикасался. Я провожу большим пальцем по ее ладони, и она сжимает мои пальцы. Что-то в моей груди шевелится, и это ощущение такое легкое, будто кто-то крадется на цыпочках. Этот прыжок пугает ее до чертиков. И это отражается в глубине ее глаз, но она держит себя так, словно может победить весь мир. Она сильная, смелая и по какой-то причине доверяет мне.
– Прыгаем, – говорю я, – подальше от камней.
– О’кей.
– На счет три, – отвечаю я. – Один… два…
– Три, – произносит Вероника, и мне приходится действовать быстро, пока она готова на прыжок веры.
Падение наэлектризовало меня. Оно слишком короткое, но трепет от того, что я делаю это с кем-то, рождает тот долгожданный порыв. Мы под водой, и течение быстрее, чем я думал. Рука Вероники становится скользкой, ее хватка ослабевает, когда она начинает паниковать. Ее относит течением, и оно грозится разлучить нас.
Я изо всех сил гребу ногами. Она брыкается, и я открываю глаза. В темной воде ничего не видно. Вероника дергается в последний раз и замирает. Крепко обхватив ее, я устремляюсь к поверхности. Вырываюсь из-под воды, хватаю ртом воздух и машинально гребу, дергая Веронику вверх.
Она делает громкий вдох, а затем кашляет, как будто задыхается. Она барахтается слишком хаотично, шлепая руками по воде. Я отпускаю ее запястье, отчего Вероника распахивает глаза и дергается, когда страх вернуться под воду берет верх.
Ее тело снова начинает тонуть, но я подныриваю, просовывая руки ей под мышки.
– Вероника! Я держу тебя!
Она перестает брыкаться, но продолжает бить руками во воде. Работая только ногами, я поворачиваю ее лицом к берегу, и в последние секунды заката она успокаивается при виде нашей цели.
– Я собираюсь убрать одну руку и придерживать ей тебя за талию. А потом я хочу, чтобы ты старалась держаться на воде, пока я вытаскиваю нас на берег.
– Я не могу, – говорит она.
– Это странно, потому что ты, кажется, хорошо справляешься с этим сейчас. Просто продолжай делать то, что делаешь. Если думаешь, что должна помогать мне плыть, то не надо. Вода будет держать нас на плаву, к тому же мне хватит сил справиться самому.
Совершая гребки на боку, я борюсь с быстрым течением и в тот момент, когда мои ноги касаются земли, встаю и помогаю Веронике подняться на ноги. Я обнимаю ее, пока она, шатаясь, выходит из реки, мы добираемся до берега, и Вероника падает на траву.
Ее мокрые волосы прилипли к лицу, и она дрожит, прислонившись спиной к стволу дерева. Ночь стоит теплая, дует прохладный ветерок. И пока я невероятно бодр, Вероника выглядит измученной.
– Спасибо, – говорит она, и искренность в ее глазах заставляет меня отвести взгляд.
– Спасибо, что доверяешь мне. Кроме того, ты сделала самое трудное. Чтобы подавить инстинкт выживания, выработанный тысячелетиями, требуется огромное количество контроля. Большинство людей попытались бы потопить меня, чтобы удержаться на плаву, но ты сохранила хладнокровие в трудной ситуации.
– Почему ты так спокоен? – На ее лице застыло восхищение, и я этого не заслуживаю.
– Это не спокойствие, а глупость, – говорю я и меняю тему разговора, потому что не хочу задерживаться на этой теме. Мне стыдно радоваться адреналиновому кайфу, который я сейчас испытываю, особенно потому, что этот кайф так сильно напугал ее. И еще мне стыдно, что я хочу сделать это снова. – Думаю, нам придется пройти по мосту призраков, чтобы вернуться домой.
Она морщит лоб.
– Ты же не хочешь сразу уехать, правда?
– А ты?
В глазах Вероники зажигается искорка безрассудства, и мне знаком этот взгляд.
Ее безумная улыбка заставляет меня улыбнуться, и я официально принимаю участие в том, что она задумала.
– Ни за что. Это место определенно населено привидениями. Мы остаемся, чтобы провести расследование.
Вероника
Мои джинсы промокли, футболка тоже насквозь мокрая, но хуже всего – промокшие ботинки. Ноги хлюпают в носках, и я задумываюсь о том, чтобы снять их, пока мы с Сойером идем через густой лес к мосту.
– Почему ты так уверена, что это место населено призраками? – спрашивает Сойер.
Я бросаю на него недоверчивый взгляд.
– Серьезно? Мы почти погибли. Здесь умерло несколько человек. Как ты думаешь, это совпадение?
– И что же ты думаешь? – Сойер тоже промок насквозь, но он, кажется, чувствует себя гораздо комфортнее, чем я. – Что мост, река или, может быть, какое-то существо хотело этого? Хотело, чтобы мы упали? Я думаю, что это лето выдалось дождливым, и ливни размыли почву там, где ты сидела. И еще мне не кажется, что мы были близки к смерти.
Я издаю разочарованный звук, и это заставляет Сойера ухмыльнуться. Это безумие, но дерзкий пловец растет в моих глазах с каждым днем все больше и больше. Настолько, что я с нетерпением жду каждой очаровательной, высокомерной улыбки и его самоуверенных колкостей.
Мы выходим на дорогу, и впереди появляется мост.
Свет полумесяца создает жутковатую дымку над его крышей и только подчеркивает черную пустоту, которую мы должны пересечь, чтобы добраться до машины Сойера, наших сотовых телефонов и, надеюсь, магнитофона. Прохладный ветерок обдувает мои руки, но это не то, что заставляет кожу покрыться мурашками. В моей крови нарастает беспокойство, и внутренний голос кричит, чтобы я бежала.
– Ты чувствуешь это? – шепчу я, когда моя грудь сжимается от невидимого давления.
– Как будто серийный убийца поджидает нас на середине моста? Да.
Удивленная признанием Сойера, я оглядываюсь на него.
– Значит, ты согласен, что это место населено привидениями?
– Нет. Мы находимся в кромешной тьме. До темноты я как следует не проверил мостик. Там может быть какой-нибудь сумасшедший отшельник, и, если он разозлит меня, например, или если прикоснется к тебе, мне придется ударить его в челюсть.