Не помогает и то, что он стоит у подножия крутого холма, на вершине которого располагается старая заброшенная туберкулезная больница, полная, как известно всем в городе, призраков и демонов, и именно там поклонники дьявола совершают свои обряды.
– Постарайся быть позитивным. – Мама толкает меня в плечо, но я не двигаюсь с места.
– Я уверен, что психопаты на фотографиях выглядят веселее, чем в реальной жизни. – Косой взгляд от мамы, и боль на ее лице вызывают щемящее чувство вины. Вспоминаю, что мое дело – поддерживать ее, когда дела идут плохо.
Поэтому я подмигиваю ей, чтобы смягчить свои слова.
– Ты молодец, что нашла нам это место.
Мама обожает комплименты, и она, конечно же, вся засияла.
– Я справилась хорошо, – она делает ударение на последнем слове, напоминая, что хотела бы, чтобы я сосредоточился на худшем предмете в школе. Есть предметы, в которых люди успешны, и предметы, которые не даются. Я хорош в математике. Английский же – постоянная борьба.
– В нашем распоряжении весь первый этаж и три спальни, – продолжает мама. – Одна для тебя, одна для Люси и одна для меня. Там есть полностью оборудованная кухня и вся необходимая бытовая техника. Мы можем пользоваться стиральной машиной и сушилкой в подвале, мы платим только половину коммунальных услуг, и, учитывая, сколько стоят дома на этой улице, наша арендная плата – просто гроши. Лучшая новость заключается в том, что мы здесь только до декабря.
Именно тогда, как обещал подрядчик, наш дом будет готов.
– Ты рассказал отцу о своем переезде? – мамин легкий тон теперь стал напряженным. После стольких лет одно упоминание о папе все еще заставляет ее вздрагивать.
– Да.
Я неохотно отправил ему сообщение, но только для того, чтобы отвязаться от мамы.
– И что же он сказал? – Она надевает свои дизайнерские солнцезащитные очки, слишком большие для ее лица.
Нет такого ответа, который заставил бы ее чувствовать себя лучше.
– Ничего особенного.
И это чистая правда. Мама бросает взгляд на мою сестру, которая играет с палкой в тени дерева.
Люси похожа на папу. У нее черные волосы и светлая кожа. Я же похож на маму. У нас круглый год сохраняется естественный загар, а глаза одинаково светло-голубые, как у ребенка. Правда, мои волосы были песочно-белыми с рождения, а не как у мамы – купленными платиновыми.
Я высокий – около ста восьмидесяти трех сантиметров, как и мама. Она была волейболисткой в средней школе и колледже. Но никакого волейбола для меня – я пловец, как и папа. И к тому же очень хороший. Если смогу сохранить свои оценки, мой тренер убежден, что я окажусь на пути к чемпионству штата.
– А ты уверен, что тебе следует держать все эти коробки одной рукой? – спрашивает мама. Она уже в сотый раз задает этот вопрос за последние две недели.
– Доктор сказал, что нужна всего неделя, чтобы поправиться. Она подходит к концу, так что я в порядке.
– Ты такой замечательный ребенок. Не знаю, что бы я без тебя делала. Наш хозяин и его дочь живут на втором и третьем этажах, но они нам не помешают. У них есть свой собственный вход. Я думаю, его дочь ходит в ту же школу, что и ты.
Я резко вскидываю голову, потому что об этом слышу в первый раз.
– Кто?
Мама играет бровями.
– А что такое? Подумываешь о том, чтобы устроить несколько поздних свиданий?
Нет. Мне не нравится, что кто-то из школы будет смотреть на мою жизнь с высоты птичьего полета, но, если я скажу об этом маме, она будет искать объяснения. Мама смеется, принимая мое уклончивое молчание за утвердительный ответ. Она всегда ищет для меня свою версию нормальной жизни.
– Ханна помогла мне найти это место. Сильвия сказала ей, что с девушкой, которая живет здесь, вы обычно не общаетесь.
Ханна – риелтор и одна из лучших маминых подруг, а Сильвия – дочь Ханны. Кроме Мигеля, Сильвия – одна из моих самых близких подруг.
– Ханна также сказала, что человек, которому принадлежит этот дом, очень милый. Он много путешествует по своей работе и прекрасно относится к своим арендаторам.
– Если это сказала Ханна, значит, это правда, – бормочу я. Из-за своей работы Ханна знает о множестве людей больше, чем следует, и с радостью выбрасывает всю личную информацию, которую она узнает о своих клиентах, к первому же раунду выпивки.
Мама игнорирует мой комментарий, что, вероятно, лучше для нас.
– Кстати, я сказала Сильвии, что ты пригласишь ее посмотреть дом, как только мы распакуем коробки. Может быть, тебе стоит пригласить ее остаться на ужин, когда ты приведешь ее сюда? Может, и в кино тоже? Я заплачу.
– Имеешь в виду свидание? – Я слишком высоко поднимаю брови в надежде, что мама подумает, прежде чем заговорить.
– Сильвия милая девушка, и она очень высокого мнения о тебе. Возможно, вы двое могли бы стать больше чем просто друзьями.
– Она предпочитает девушек.
Вздохнув, мама оставляет эту тему.
– Готовы войти внутрь?
Не совсем.
– Конечно.
Мама зовет Люси, и та бегом поднимается по ступенькам крыльца, которые не помешало бы отшлифовать и покрасить. Несколько усилий с электронным замком, и мы минуем первую дверь, оказавшись в фойе.
Мы проходим мимо лестницы к другой двери с еще одним электронным замком. Маме приходится свериться со своими сообщениями, чтобы открыть его, и когда ей это удается, дом словно выдыхает, и не в хорошем смысле.
Воздух спертый, внутри темно, и, когда мы входим, клянусь, становится еще темнее. Люси обеими руками хватает меня за руку и прячется за моей спиной. Я с громким звуком включаю древний выключатель, и одна-единственная лампочка над головой вспыхивает и оживает. Теперь в комнате царит тусклый туман, как в фильмах ужасов, и я готов поспорить: мама жалеет, что не посмотрела дом заранее.
– Нам нужно открыть окна, – говорит она, но в гостиной нет окон, так как вдоль стен тянутся спальни, кухня и ванная. – Люси, пойдем со мной, начнем с кухни. Сойер, проверь наши спальни.
Перевод: «Мы с твоей сестрой направляемся в комнату с выходом, а ты проверяешь спальни на наличие там серийного убийцы». Я согласен, потому что забочусь о маме и сестре, защищаю их, и это мой долг.
Сначала я осматриваю правую часть дома. Пространство по другую сторону лестницы огорожено стеной. Здесь есть ванная комната и большая спальня, которая, как я предполагаю, будет принадлежать маме. Возвращаюсь в гостиную и проверяю маленькую комнату, идущую вдоль левой стороны дома. Может быть, здесь предполагался домашний офис? Затем я вхожу в спальню с круглым сиденьем у эркерного окна – это понравится Люси.
Несмотря на то, что шторы задернуты, лучи света проглядывают сквозь них и высвечивают обильные частицы пыли в воздухе. Я прищуриваюсь, глядя на прямоугольный предмет, лежащий на подушке у окна, и медленно прохожу вглубь комнаты, несколько раз оглядываясь через плечо, как будто здесь есть кто-то еще и этот кто-то смотрит на меня.
Беру стопку скрепленных бумаг, пролистываю ее – это какие-то распечатки, помятые, словно зачитаны до дыр.
ДНЕВНИК ЭВЕЛИН БЕЛЛАК
1918 год
Эвелин от Мейди. Веселого Рождества и восхитительного Нового года.
– Что это? – спрашивает мама с порога.
– Видимо, осталось с давних времен. – Я сворачиваю бумагу в трубочку, кладу ее в задний карман и открываю шторы. Яркий, веселый свет льется в спальню. – Эй, Люси. Что ты думаешь об этой комнате?
Она подбегает прямо к окну, и тяжесть в моей груди уменьшается при виде ее улыбки.
– Есть несколько условий для проживания здесь, – говорит мама. Мой желудок опускается, поскольку это то, к чему я привык: за хорошим всегда следует удар. Она пятится в гостиную, и, судя по выражению ее лица, хочет поговорить со мной без Люси.
Я присоединяюсь к ней и скрещиваю руки на груди.
– Ну и что же?
– Мы можем пользоваться стиральной машиной и сушилкой только в отсутствие хозяина, и нам не разрешается приставать к ним. Даже если что-то пойдет не так с квартирой. Мы должны звонить – никогда не стучать. Единственное исключение – когда платим арендную плату. Ее нужно передавать им лично и без задержек. И мы должны работать во дворе, все необходимое оборудование находится в гараже за домом.
Это значит, что я буду работать во дворе, но если это самое худшее, то я смогу жить с этим.
– Это вполне выполнимо. Что-нибудь еще?
– Только одно, и это не имеет большого значения. Правда, пустяк.
– Ну и что же?
– В этом доме водятся привидения, – выпаливает мама и улыбается мне. – Так, давай распакуем вещи.
Вероника
Единственная причина, по которой люди приезжают жить в этот маленький городок, – это или спрятаться, или умереть.
Родители Назарета привезли его сюда в седьмом классе, чтобы спрятать. С другой стороны, мой отец выкорчевал меня из нашего пригородного, уютного, ниже среднего класса, пахнущего шоколадной крошкой дома, когда мне исполнилось одиннадцать, чтобы я умерла.
В нашем городе не так уж много новых людей, поэтому мне всегда было любопытно, что за причина привела Сойера Сазерленда в этот заброшенный город. Он здесь потому, что прячется, или собрался умирать?
– Достаточно того, что Сазерленд переезжает в твой дом, так теперь он, похоже, вторгается на твою гору, – Лео вскакивает на крошащуюся кирпичную стену, идущую вдоль бетонного крыльца старой туберкулезной больницы, и смотрит вниз с холма. Конечно же, Сойер Сазерленд и группа его веселых друзей идут через густые кусты и высокие зеленые деревья вверх по узкой тропинке.
Лео прав насчет того, что Сазерленд вторгся в мое пространство, но ошибается, что холм принадлежит мне. Наш задний двор соприкасается с частной собственностью, но холм и санаторий принадлежат государству. Лео приезжает сюда не так часто, как я. И мы проводим бо́льшую часть нашего времени на ферме Джесси, но Лео поступает в колледж и хочет посетить все свои любимые места, прежде чем уедет. Поход вверх по холму – это убийственно, но вид захватывает дух.