– Конечно.
Но я больше не хочу здесь находиться и точно не хочу слушать, как он разговаривает с другой девушкой. Он уходит в ночь, и я впервые в жизни жалею, что у меня нет машины и прав. Боль пронзает мой мозг, как отбойный молоток по черепу. Я спотыкаюсь, и, когда кладу руки на колени, чтобы не упасть, чья-то рука хватает меня за локоть.
– Ви? – это Джесси, и я ненавижу, как испуганно звучит его голос. – Ты в порядке?
Нет.
– Я хочу домой.
– Не хочешь прилечь? – спрашивает он. – Ты можешь переночевать здесь, если хочешь.
– Нет, – снова резкая режущая боль, которая вызывает головокружение. Водоворот затягивает меня, и я так крепко сжимаю руку Джесси, что боюсь, как бы у меня не пошла кровь, – я хочу вернуться домой. Ну же, Джесси. Просто отвези меня домой.
– О’кей. Мы отвезем тебя.
Джесси въезжает на мою подъездную дорожку и, тяжело вздыхая, паркует пикап. Его мобильник звонит снова, и мы смотрим на подстаканник, где он лежит. На экране появляется лицо Лео. Джесси тянется к своему телефону, и я благодарна ему за то, что он игнорирует звонок и просто проверяет множество сообщений. С еще более тяжелым вздохом он выключает телефон.
Через десять минут после того, как мы выехали домой, мой мобильный начал разрываться сообщениями от Лео, и, когда я проигнорировала их, начались звонки. Я выключила мобильник, лавина звонков хлынула на телефон Джесси.
– Лео хочет поговорить с тобой, – говорит он.
– Мы уже поговорили, – странно, как равнодушно это звучит. – Кто бы ни была та девушка, он влюблен в нее? Ты не нарушишь какой-то братский кодекс, если ответишь. Я знаю все. По крайней мере, достаточно. – Достаточно, чтобы было больно.
Голова Джесси откидывается назад и с глухим стуком ударяется о подголовник.
– Ну, не знаю. Он вернулся домой, потому что запутался.
Я фыркаю, и мне становится горько. Пытаюсь придумать какой-нибудь смешной ответ, но во мне не осталось ничего смешного. Я наполнена такой тяжестью, словно провалилась в мутную реку и пошла ко дну.
– Он встретил ее в лагере этим летом, и с тех пор они переписываются. Она хочет, чтобы между ними все было более серьезно, – Джесси ворочается, как будто ему неудобно, и мне больно за него, потому что трудно быть между двумя друзьями. – Он не хочет причинить тебе боль и не хочет, чтобы это повлияло на вашу дружбу. Я знаю, что он заботится о тебе больше, чем друг, но борется со своими чувствами к тебе. Он всегда боролся с ними, и…
Жар пробегает по моей шее, и мне хочется блевать.
– Остановись.
– Ви… – начинает Джесси, но я больше ничего не хочу слышать. Я хочу жить так, как это было полгода назад. Хочу жить той жизнью, которая была у меня до смерти мамы. Любой жизнью, кроме той, что сейчас.
В голове так сильно стучит, а в животе так быстро все переворачивается, что я выскакиваю из машины и сосредотачиваюсь на том, чтобы подняться по ступенькам крыльца. Дверь Джесси со стоном открывается, и на моих глазах выступают слезы.
– Иди домой, Джесси. – Я ненавижу тот момент, когда у меня ломается голос. Мои руки дрожат, когда я набираю код главной двери. Не хочу плакать, и тем более не хочу плакать перед Джесси.
Дверь в фойе открывается, и меня на мгновение ослепляет яркий свет. Я моргаю и, когда зрение проясняется, вижу, как папа бежит вниз по лестнице. Лицо у него суровое, как сталь, и он несется на меня, как товарняк.
– Где ты была? Я звоню тебе уже полчаса. Когда я звонил тебе с дороги, ты сказала, что будешь дома к часу дня. Я рву зад, чтобы добраться домой, а потом врываюсь и обнаруживаю, что дом пуст! Ты хоть представляешь, как я волновался? Ты…
Это мой папа, и он злится и все еще кричит. Я бы должна беспокоиться, но чистое облегчение от встречи с ним заставляет меня наконец-то отпустить рыдания, которые я подавляла с тех пор, как ушла от Лео.
Засталяю себя шагнуть вперед, и папа тут же перестает кричать, когда я натыкаюсь на него и кладу голову ему на грудь.
– Я потеряла его, – всхлипываю я, – потеряла своего лучшего друга.
Мигрень становится невыносимой, и мои плечи трясутся, пока я плачу, пропитывая слезами его футболку.
Сойер
Четверг, 21 марта: Лечение продолжалось почти весь день. Вес: 55
Еще один прекрасный день. О, я очень надеюсь, что эта погода продержится, но боюсь, что нет.
Сегодня меня осматривал доктор Райан. Несколько обнадеживает, что он не сказал ничего плохого. Он не знает, смогу ли я вернуться домой в сентябре или нет. О дневник, иногда я не верю, что игра стоит свеч. Состояние легких у меня не улучшается, так что я не понимаю, какая от всего этого польза.
«Игра не стоит свеч». Я понятия не имел, что это значит, и посмотрел значение выражения в словаре. Это означает, что, какова бы ни была ситуация, она не стоит затраченных на нее усилий. Эвелин чувствовала то же самое, оставаясь в туберкулезной больнице. Вот как я отношусь к тому, чтобы заботиться о маме по выходным, и особенно это касается нашего нынешнего разговора.
– У Сильвии еще нет пары на выпускной бал, – говорит мама. – Мы с Ханной думаем, что вам следует пойти на него вместе – как друзьям, конечно. Пришло время покончить с той глупой маленькой враждой, которую вы затеяли.
– До бала еще больше месяца. Я не в ее вкусе, и она найдет себе пару. – Я засовываю дневник Эвелин в блокнот и возвращаюсь к раковине. Поскольку здесь нет посудомоечной машины, мои руки по локоть в мыльной пене. Сегодня вечером я применил творческий подход и приготовил лазанью вместе с Люси.
Все прошло отлично, ей было весело, но я больше не буду этого делать. Слишком много чертовой посуды, которую приходится отмывать.
– Дело не в этом. – Мама сидит за кухонным столом. Злясь на меня, она потирает виски, как будто у нее от меня болит голова, но она уже проснулась с этой болью и теперь злая как черт. – Ты уже целую вечность не приходишь в гости к Ханне и очевидно избегаешь Сильвию. Ты разбиваешь ей сердце, а это неприемлемо. Я все еще в шоке от того, что ты предпочел ей ту девушку, Веронику. Тебе нужно прийти в себя и извиниться. Я воспитывала тебя лучше.
– Сильвия тоже не ангел во плоти. – Например, из-за того, как она говорила о Веронике со своими друзьями на уроке английского на прошлой неделе. Достаточно громко, чтобы Вероника услышала.
Сплетни не ограничиваются только этим моментом или только Сильвией. Они повсюду, и я постоянно слышу, как мое имя всплывает в приглушенных разговорах. Недавно прошел слух, что я тусуюсь с Вероникой, потому что, должно быть, употребляю наркотики. И, если честно, я думал, что мама набросится на меня с требованием объясниться.
– Но ты наверняка говорил что-то похуже, чем она, и, я уверена, заслужил все, что она тебе сказала. И я не прошу тебя. Я настаиваю. Помирись с Сильвией.
Вместо ответа я роняю в раковину несколько тарелок. Они лязгают друг о друга, и мама вздрагивает от этого звука.
Сегодня воскресный вечер, Люси через две двери от меня сидит со своей школьной подругой. Мама же сидит за кухонным столом, отдыхая от работы, и проверяет мои оценки в интернете. Начиная с начальной школы, это мой самый нелюбимый день недели.
– Как ты умудрился заработать двойку по фотографии? Вы даже не потрудились сделать фото и сдать их на проверку?
– Я делаю фотографии и сдаю их на проверку.
– Тогда почему у тебя двойка? – мама продолжает давить.
– Потому что моему учителю не нравятся мои фотографии. – В мои венах от раздражения кровь начинает бурлить сильнее. Я делаю сотню снимков в неделю, просматриваю их и нахожу три, которые, как мне кажется, ей понравятся. Каждый раз она тяжело вздыхает, как будто я маленький ребенок, который не попал в унитаз, когда мочился.
«Они не передают эмоции». Перевод: я ей не нравлюсь, и мы вдвоем с ней облажались, потому что уже слишком поздно бросать занятия.
– Старайся лучше, – говорит мама. – Я настояла на этом классе, потому что это должно было повысить твой средний балл. Тебе повезло, что у тебя мало троек по английскому, иначе ты не смог бы заниматься плаванием.
У меня мало троек по английскому благодаря моей проектной работе с Вероникой, но с книгой, которую мы читаем в классе, возникла подстава. Аудиоверсию уже забрали из публичной библиотеки, и мама отказалась тратить деньги на ту, которую можно купить в интернете. Я читаю, но отстаю, что делает викторины невыполнимыми. Гордость удерживает меня от разговора с миссис Гарсия. Но если моя оценка упадет до двойки, я буду умолять ее дать мне больше времени на чтение.
– Ваша первая тренировка состоится на этой неделе, – мамин голос стал раздражающе высоким, такой, должно быть, используют для того, чтобы свистнуть собаке. – Как бы ты себя чувствовал, если бы пропустил ее из-за оценок?
Плохо. Она знает это, и ее давление мне не помогает.
– Ты же знаешь школьные правила. Если получишь двойки по двум предметам, не сможешь участвовать в соревнованиях.
Я выучил наизусть всю школьную политику.
– У Сильвии сложно с отношениями с тех пор, как она совершила каминг-аут, – мама меняет тему разговора, и я едва поспеваю за ней. – Ей должен запомниться выпускной класс. А с кем еще она может пойти на выпускной, если не с тобой?
Я остервенело тру сковороду, в которой готовил мясо для лазаньи.
– А как насчет девушки?
Мама тяжело вздыхает, как будто я глупый и не понимаю, в чем дело.
– Ты же знаешь, что я имею в виду: как друзья. Вы очень близки, и ей будет хорошо с тобой. Будь хорошим мальчиком и спроси ее. А пока ты здесь, будь великолепным мальчиком и принеси мне вторую бутылку вина из холодильника.
Я беру пустую бутылку вина с обеденного стола и бросаю ее в мусорное ведро, но игнорирую просьбу. Если она хочет напиться до такой степени, что мне придется нести ее в постель, то ей придется встать и сделать это самой.