Она съеживается, прижимаясь ко мне еще теснее.
– Я не хочу, чтобы меня ругали. Не люблю, когда мама кричит.
А я не хочу, чтобы Люси умерла от переохлаждения.
– Все будет хорошо.
Я встаю с гамака, и Люси берется за мою протянутую руку. Когда я иду к квартире на первом этаже, чтобы закрыть заднюю дверь, меня внезапно дергают за руку. Я смотрю вниз – Люси уперлась ногами в землю и изо всех сил тянет меня назад.
– Не ходи туда!
– Я просто закрою заднюю дверь, чтобы жучки не залезли внутрь. – Или, например, грабители.
– Не надо! – кричит Люси. – Там внутри чудовище. Он делает маме только хуже.
Я содрогаюсь от ее слов и чувствую, как лед застывает в моих венах.
– Какое чудовище?
– То, что меняется, которое приходит посреди ночи.
Я не знаю такого монстра, как этот.
– Когда именно ты видела это чудовище? Как он делает твоей маме хуже?
Она так сильно дергает меня за руку, что теряет хватку и падает ничком. Жестокая земля выбивает из нее воздух. Я наклоняюсь, чтобы помочь ей, но она хлопает меня по руке, и дикое выражение ее лица заставляет меня вздрогнуть.
– Призрак там очень плохой! – кричит она. – Такой плохой! Он наблюдает за мной! Он наблюдает за мной!
Мое сердце бьется так бешено, что пульс стучит в ушах. Я смотрю на первый этаж, и из-за того, что жалюзи на окнах шевелятся, кажется, что квартира издевается надо мной, издевается над моим растущим страхом.
Нет, это мой дом. Я не буду его бояться. Делаю шаг ко входу, и Люси, вскочив на ноги, бросается на меня.
– Не надо! Не ходи!
– Я просто закрою заднюю дверь.
– Не оставляй меня! – кричит она. Ее глаза наполняются слезами, стекают по щекам, и ее страх, ее горе сжимают мое сердце. – Пожалуйста, не оставляй меня одну.
– Ладно, – говорю я, – не пойду.
Она позволяет мне посадить ее за спину и утыкается головой мне в шею. Я нежно прижимаю ее к себе и иду от задней двери в переднюю часть дома, на безопасный второй этаж.
Люси едва может двигаться в толстовке Сойера, но она делает все возможное, чтобы установить мою рождественскую инсталляцию рядом с елкой. Это та самая толстовка, которую Сойер одолжил мне в ночь нашего первого поцелуя, и я тогда не отдала ее, потому что она пахла им. Мне дорого это напоминание о нашей ночи вместе. Когда я предложила ей эту толстовку в качестве одеяла, она с жадностью натянула ее на голову и обняла меня. Я стою у окна, высматривая папу. И тревожусь сильнее, чем стоило бы. Когда мы с Люси поднялись наверх, папа уже спускался по лестнице. Он не обрадовался тому, что шестилетний ребенок остался дома один на долгое время. И тому, что задняя дверь на первый этаж открыта настежь. Затем последовала пьеса сопротивления, наполненная рыданиями и тирадой Люси о преследующих монстрах. С тех пор как он исчез в их кухне, отца не видно.
Мой сотовый в руке, и я снова смотрю на сообщение, которое Сойер прислал мне несколько минут назад: «Я уже в пути».
Чувство вины терзает меня, потому что Сойер говорил мне, как важно для него быть на работе, так как он слишком часто отлучался из-за расписания матери, его расписания плавания и встреч анонимных алкоголиков. Но что еще мне оставалось делать? Люси нуждается в брате.
Раздается стук в дверь, и я с облегчением вижу Сойера на мониторе. Я пересекаю комнату, открываю дверь, и мне больно от того, каким изможденным он выглядит.
– Привет, – говорю я, – мне очень жаль, что пришлось написать. Я знаю, что тебе нужно было работать.
– Не беспокойся. – Он входит и притягивает меня к себе, чтобы обнять. – Я рад, что ты написала.
Он целует меня в висок, и это заставляет мое сердце трепетать. Затем Сойер отпускает меня и направляется к сестре.
– Привет, Люси.
Люси сияет и, отбросив «Снупи: Маленький барабанщик»[15], бросается к нему. Он поднимает ее, и она неуклюже обнимает его за шею, путаясь в рукавах толстовки. Он крепко обнимает ее в ответ и несет к дивану, усаживая ее себе на колени. Сойеру приходится осторожно вытаскивать ее из толстовки и уговаривать не зарываться в нее глубже.
– А где мама? – даже притом, что Сойер явно пытается казаться беззаботным, его напряжение очевидно.
– Она ушла.
– Она не сказала куда?
Люси отрицательно качает головой.
– Она просила Люси ничего тебе не говорить, – добавляю я. Люси поворачивает голову в мою сторону, и по выражению ее лица ясно видно, что она считает меня предателем, но я смягчаю удар: – Но я сказала Люси, что ваша мама написала тебе, так что она не специально.
Люси выдыхает, а лицо Сойера застывает. Он знает, что первая часть – это правда, а вторая – ложь.
– Уже поздно, завтра нам надо навестить папу, – Сойер снова пытается смягчить ситуацию. – Как насчет того, чтобы быстро принять ванну, а потом я позволю тебе посмотреть мультики на моем телефоне вместе со мной в моей комнате?
Люси отодвигается от Сойера.
– Я хочу остаться у Вероники. Призрак здесь вовсе не злой, а очень милый. – Она смотрит на меня. – Верно, Ви?
– Ты сказала ей, что в этом доме водятся привидения? – голос у Сойера низкий и пугающе ровный. Грозовые тучи бушуют в его глазах. Я тереблю свой браслет и впервые в жизни не уверена в своих мыслях… в своих действиях.
– Люси сказала мне в ту первую ночь, что она боится привидений.
– И ты сказала ей, что их не существует, верно? – давит он.
Мы пристально смотрим друг на друга, и меня охватывает тошнотворное чувство.
– Я сказала ей, что бояться нечего.
Его челюсть дергается, когда он слышит, что я не отрицаю существования призраков и что кошмары и страхи Люси могут иметь какое-то отношение ко мне. Он встает и отходит от меня к окну, где сидит мама. Он стоит рядом с ней, скрестив руки на груди, и смотрит сквозь стекло, как будто это может помочь справиться с гневом.
Мама смотрит на него, потом на меня.
– Он сердится на тебя.
Я киваю, потому что так оно и есть, и понимаю почему. Люси ерзает на диване и изучает меня.
– Я видела, как ты кивнула, – шепчет Люси. – Ты сейчас разговариваешь со своей мамой, да?
Сойер поворачивает голову и смотрит на нас.
– Я не слышал тебя, Люси. Повтори громче.
– Я молчала, – отвечает она.
Он снова смотрит в окно, уверенный, высокий и сильный, но все же выглядит потерянным. Мне очень жаль его. Ему семнадцать, и он отец своей сестры и родитель матери. Я не уверена, что кто-то знает, как это исправить, и я совсем не помогаю.
Присаживаюсь на корточки перед Люси, она протягивает руку и касается одного из моих локонов.
– Ты видишь мою маму? – шепчу я.
Она отрицательно качает головой.
– А ты видишь чудовище внизу? – Люси выглядит расстроенной, когда я тоже качаю головой.
– Но это не значит, что они ненастоящие, – шепчет она, и ее слова почему-то разбивают мне сердце. Люси говорит, что внизу живет чудовище, Глори говорит то же самое, и от тошноты меня бросает в жар.
Что-то есть в этом доме, что-то злое, и оно угрожает Люси. Мой взгляд блуждает по комнате и натыкается на пучки шалфея, все еще лежащие на кухонном столе.
– Если ты воспользуешься ими, они прогонят меня, – мама появляется передо мной, и ее глаза полны гнева.
Эта ярость сбивает меня с толку, и мне невыносимо грустно, что я разочаровала ее, но не знаю, что еще делать.
– Люси боится… – шепчу я.
– Ты останешься одна. Это то, чего ты хочешь?
Одна. Тоска прокатывается по мне, как будто осколками царапая мою душу.
– Нет.
– Нет что? – спрашивает Сойер с другого конца комнаты, и моя голова резко поворачивается в его сторону. Сумасшествие. Это написано на его лице. Он чувствует, что со мной что-то не так. Мое сердце бешено колотится оттого, что я попалась на его удочку.
Дверь открывается, и в комнату врывается папа. Он – направленная всесокрушающая сила, и весь мир останавливается, когда он видит меня, видит Сойера, а затем его взгляд падает на Люси. Беспокойство. Папа носит его как вторую кожу. Он много лет заботился о маме, постоянно волнуется из-за меня, а теперь взял на себя еще и тяжелое бремя беспокойства о Сойере и Люси.
– Надеюсь, ты не возражаешь, – говорит папа Сойеру, – но я прошелся по вашей квартире. Все выглядит обычно.
Люси обхватывает себя длинными руками толстовки.
– Никаких монстров?
Сойер зло смотрит на меня, и я жалею, что не могу исчезнуть.
– Нет. Монстров не существует, – смягчается папа.
Сойер пересекает комнату, и Люси охотно обнимает его.
– Спасибо, что позаботились о Люси и проверили квартиру. Должно быть, между мной и мамой произошло какое-то недопонимание по поводу заботы о Люси. Обещаю, это больше не повторится.
Я хочу, чтобы Сойер посмотрел на меня перед тем, как уйти, но он не оборачивается, что заставляет мое сердце болеть. Не выдержав, я иду за ним, пока он топает вниз по лестнице. Каждый его громкий шаг выстукивает тяжесть моего провала. Он спускается на второй этаж, обходит квартиру, и я окликаю его из-за перил.
– Сойер.
Мне кажется, что он не остановится, но он быстро поворачивается ко мне.
– Она очень важна для меня. Гораздо важнее твоей потребности доказать существование того, чего нет.
Он имеет в виду Люси и мое желание доказать отцу, что призраки реальны. Люси, словно понимая, что причастна, смущается и прячет голову в изгибе его шеи.
– Я знаю, – говорю я.
Сойер разочарованно качает головой, как будто я никогда этого не пойму.
– Скажи Люси, что все сказанное тобой – неправда. Скажи ей, что призраки – это просто сказки. Скажи ей, что ты солгала.
Люси поднимает голову. Она хочет, чтобы я сказал ей, что была неправа, но я не ошибаюсь. Призраки реальны. Они существуют. Так и должно быть.
– Ты мне нравишься, – говорит Сойер, – больше, чем нравишься, но когда меня прижмут к стене, я выберу сестру. Всегда.