Это интересно, но я здесь не из-за Назарета.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Разве ты не должен быть в школе?
– А разве ты не должна? – парирую я.
– У меня профориентация. Ну, ты знаешь, как научиться выбрать карьеру по практике? Наверное, мне следует сообщить об этом своему куратору, но она, скорее всего, откажет. Во всяком случае, в этом месяце я фермер. У меня есть время только до конца октября, чтобы стать им, а потом я решила попробовать себя в роли ветеринара.
Я не могу понять, то ли она меня проверяет, то ли дразнит. Может быть, немного того и другого.
– Значит, ты больше не ходишь в школу?
– Хотелось бы. Я вернусь, но, как я уже говорила, правила не для меня. – Затем она подмигивает, слегка улыбаясь, но улыбка быстро исчезает.
Вероника холодна, как утро, когда идет мимо меня к качелям из шины, подвешенной на ветке дерева. Она садится на нее и слегка раскачивается. Безразлична ко мне, к миру, к тому, что произошло между нами. Это буквальное определение всего. В пятницу вечером она была в моих объятиях, и каждое прикосновение было таким же горячим, как августовская ночь. Прошлой ночью мы шептали друг другу слова любви. А сегодня утром она совершенно равнодушна.
– Я беспокоюсь за тебя.
– А тебе не надо беспокоиться, – говорит она, – мы же не должны быть такими эмоциональными, помнишь?
Я помню. Таков был уговор, но…
– Все изменилось.
Она впадает в уныние.
– Слушай, ты мне нравишься, правда, но…
– Прошлой ночью ты сказала, что любишь меня.
– Я была под кайфом.
– Я же сказал тебе, что тоже люблю тебя.
Она закрывает глаза, как будто это причиняет ей боль.
– Послушай. – Она снова открывает глаза. – Мы прекрасно провели время вместе, и… ты отлично целуешься, но я же сказала тебе, что не ищу ничего серьезного. После того, как ты расстроился из-за Люси и призраков, а теперь, похоже, слишком остро реагируешь на головную боль, которая свалила меня прошлой ночью, я думаю, что будет лучше, если мы вернемся к тому, чтобы просто быть партнерами по проекту.
– Партнерами по проекту? – я бросаю вызов. После всего, что мы пережили вместе? После того, чем она стала для меня? После того, как я доверился ей?
– Мы хорошо повеселились, – говорит она так, словно это должно стать концом разговора. – Может быть, когда мы преодолеем эту неловкость и этот странный разрыв, то сможем целоваться снова когда-нибудь.
Моя челюсть напрягается при мысли о случайном сексе. Я понимаю, что это мечта каждого мужчины, но это не то, чего я хочу. Не от нее. Особенно не от нее.
– Я хочу большего.
– Опять поцелуев? – Вероника одаривает меня умопомрачительной улыбкой, вставая с качелей. – Я и не подозревала, что у меня это так хорошо получается.
– Я хочу большего, чем просто поцелуи.
Ее кокетливая улыбка исчезает.
– Но мы не должны вешать ярлыки на вещи. Мы должны были просто оставаться непринужденными. Так было бы лучше для нас двоих.
– Я люблю тебя, – бросаю эти слова в нее, оставляя себя голым и ободранным, и вот она держит мое сердце. – Все кончено, Вероника. Это случилось. То, что ты пытаешься сделать три шага назад, ничего не изменит.
Вероника покусывает нижнюю губу. Движение, которое означает глубокое раздумье и конфликт, которое заставляет меня думать невероятно много о том, как я хотел бы снова поцеловать ее и как я ненавижу, когда она грустит. Я протягиваю руку и большим пальцем разглаживаю ее губы, и она смотрит мне прямо в глаза. Печаль исчезла, сменившись искрой.
Я обхватываю ладонями ее щеки и ласкаю нежную кожу. Вероника сглатывает, потом высовывает язык и облизывает свои губы. Она делает глубокий вдох, как будто ей тоже трудно сдерживать сердцебиение. Энергия накапливается в воздухе вокруг нас, настолько мощная, что практически потрескивает.
– Вот и все, что есть между нами, – шепчет она. – Нас влечет друг к другу. И это притяжение работает, и работает хорошо. А ты путаешь его с эмоциями.
– Вовсе нет, – тихо отвечаю я. – Я люблю тебя.
– А тебе не следовало бы.
– Но я люблю.
– Но ты не должен… – Вероника отступает назад, стряхивая мое прикосновение.
– Почему? – Я разочарованно провожу рукой по волосам. – Ты очень умная и такая забавная, и я очарован всеми твоими причудами. Ты любишь жизнь, не судишь, и ты так чертовски красива, что на тебя больно смотреть. Я все время думаю о тебе: когда просыпаюсь, перед тем как лечь спать. Я мечтаю о тебе. Я с нетерпением жду встречи с тобой, поэтому не понимаю, почему мне должно быть все равно.
– Потому что я умираю! – она кричит.
– Ты этого не знаешь. Ты сказала, что опухоль небольшая, но ты в порядке!
– Я солгала! Опухоль растет. Мои головные боли усилились, мои симптомы усилились, и ты знаешь, что я вижу свою маму! Это ненормально. Даже для меня. Я хочу, чтобы она была настоящей. Мне нужно, чтобы она была настоящей, но я не дура. Я знаю, что это может значить. Я знаю, что умираю.
Ее слова эхом отдаются в поле и в моей душе.
Она сказала это вчера вечером, но я понял это еще до ее шепота. Тем не менее я все еще пытался обмануть себя, но это так. Признание – это сокрушительный груз, это веревка, привязанная к моей лодыжке, которая застряла на дне карьерного пруда. Влага в уголках ее глаз говорит мне, что она только что произнесла абсолютную правду.
Я не могу дышать и вздрагиваю, борясь с желанием согнуться пополам. Как будто кто-то ударил меня сначала в горло, а потом в живот.
– Мое решение, как справиться с опухолью, – вот почему этот проект так важен для меня. Я хочу показать папе, что, когда придет время, когда опухоль будет прогрессировать, как у мамы, нам не придется проходить через все эти ужасные процедуры. Он может просто позволить мне жить своей жизнью, наслаждаться тем временем, которое у меня осталось, а потом отпустить меня, потому что я не оставлю его одного. Не совсем одного. Если я докажу, что призраки реальны, он поймет, что я все еще буду с ним, только по-другому.
Мои легкие горят, а сердце бешено колотится. Правда. Она была там все это время.
– Мы партнеры по проекту, – зло шепчет мне Вероника, как будто я причина ее злости, – мы останемся партнерами, мы закончим наш проект, и, поскольку ты не можешь сдерживать эмоции, мы не вместе и больше не будем целоваться.
– Почему?
– Что почему?
– Почему я не могу быть с тобой?
Ее лицо искажается.
– Потому что ты останешься рядом со мной, вот почему.
Мои глаза расширяются, как будто она не понимает, в чем дело.
– Ну да, это то, что люди делают, когда любят кого-то.
– Это не то, чего я хочу, не со мной.
– Но почему?
– Потому что все должно было пойти совсем не так. Ты не должен был узнать, что я умираю. Мы не должны были влюбляться друг в друга. Мы должны были веселиться, радоваться выпускному классу и создавать миллион воспоминаний. А потом мы должны были закончить школу. Ты должен был поступить в колледж, а я…
– А ты должна была умереть? – заканчиваю за нее. – И я должен был уехать и забыть тебя?
Она пинает траву ногой.
– Это то, что происходит, когда люди покидают этот город.
– Я никогда не забуду тебя! – рычу я.
– Теперь я знаю это и не хочу этого для тебя! Я хочу, чтобы ты жил!
– Неужели ты не понимаешь? Я живу только тогда, когда я с тобой.
– Потому что, может быть, я просто еще один адреналиновый кайф, – настаивает она. – Ты об этом не подумал? Ты больше не хочешь прыгать, поэтому тусуешься со странной девушкой, которая делает странные вещи, чтобы получить кайф, поэтому тебе не нужно сталкиваться с тем фактом, что твоя мама алкоголичка и что ты позволяешь ей продолжать идти по этому пути!
Моя голова дергается, словно мне дали пощечину.
– Что ты сказала?
Вероника смотрит вниз, словно ей стыдно, словно ей грустно.
– Твоя мама больна, и это убивает тебя.
– Она в порядке, – говорю я, но слова кажутся пустыми, и я не понимаю растущего во мне гнева, – ты не знаешь, о чем говоришь.
– Ты прав, я не знаю, но это кажется очевидным.
– Она же не пьяница! – кричу я. – Алкоголики пьют все время, а моя мама трезва всю неделю. Да, она много пьет, но она не пьяница! Это не так!
Вероника поднимает руки вверх, показывая, что отступает. Я громко ругаюсь и провожу рукой по волосам. Это совсем не то, чего я хотел, – словесный поединок на повышенных тонах с девушкой, которую я люблю.
– Ты и я, – шепчет она, – мы уже прошли свой курс.
Мне кажется, что моя грудь раскалывается пополам.
– Пожалуйста, не делай этого.
– Я ничего такого не делаю. Мы же партнеры по проекту. Друзья. Это даже больше, чем в прошлом году.
– Но я люблю тебя, – упрямо говорю я.
Она поднимает голову и встречается со мной взглядом.
– И я делаю это, потому что тоже люблю тебя. Я эгоистично позволила этому начаться. И была слишком эгоистична, чтобы остановить. Я больше не могу быть эгоисткой. И не собираюсь бороться с опухолью. Я умру, и поэтому не могу позволить тебе разорваться на части, не ради меня.
– Я сейчас разрываюсь на части.
– Не так, как если бы ты остался.
Я делаю шаг к ней, вторгаясь в ее пространство, и она снова опускает голову.
– Пожалуйста, – шепчу я. Это молитва, мольба, – не делай этого.
Она качает головой, а когда поднимает на меня глаза, в них стоят слезы.
Ее глаза… мое сердце разбивается вдребезги. Я обхватываю ее руками, и она падает в мои объятия. Мы держимся друг за друга, цепляемся, отчаянно пытаясь выжать максимум из последних нескольких минут.
– Я люблю тебя, – мой голос срывается, и я сжимаю ее еще крепче.
– Я тоже тебя люблю, – шепчет она мне в грудь.
Вероника поднимает голову и позволяет своим пальцам скользить по моей руке и шее. Она слегка приподнимается, и я наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать. Ее сладкий вкус смешивается с солеными слезами, и я отдаю всего себя. Умоляя ее передумать, давая ей понять, как сильно я переживаю.