— Куда нас несут? — Спросила она, только чтобы отвлечься от головокружения и подступающей тошноты.
— Без понятия, — вздохнул Алаан, — говорят про какое-то служение и то, что жрать хочется.
Ваюна поморщилась, вспомнив служения, случившиеся в первые дни прибывания. Хотя вспоминать такое совершенно не тянет, и память старается заместить картины чем-то менее ужасным.
Джунгли наблюдают за процессией тысячами глаз, обезьяны, как их назвал Алаан, свешиваются с ветвей. Некоторые подбегают к самой процессии, но воины отгоняют их, потрясая копьями… а затем настала тишина. Сам звук умер, и пропали все животные и насекомые. Ваюне показалось, что если бы деревьями могли убежать, они бы тоже ушли. Тропа впереди расширилась в огромный котлован, не глубокий, но обширный. Внизу тысячи рабов-людей и эльфов укладывают мозаику на утоптанную землю. Под чутким надзором эльфов люди достают из корзин яркие плитки, переворачивают узором вниз и укладывают в общий порядок.
Получается, что дно покрывает ряд одинаковых серых плит, а узор смотрит в землю.
— Зачем они это делают? — Спросила Ваюна, наклоняясь к Алаану.
— Я толмач, а не всезнайка. — Буркнул тот, но всё же обратился к идущему рядом воину серией мелодичных звуков, тот ответил, не оборачиваясь.
— Что он говорит?
— Хм… обряд сдерживания, а вот последнее я не понимаю, как перевести. — Вздохнул Алаан. — Понимаешь, тут нечто среднее между Самым Страшным Ужасом и Блаженством. В общем считай это задабриванием божества.
— Мозаикой?
— А тебе не нравится?
— Нет, всяко лучше, чем опять кровь…
— А ты думаешь, что добавляли в эту плитку?
Ваюна прикусила язык, отвернулась и вперила взгляд в чащу. А нечто взглянуло на неё в ответ… множество взглядов. Девочка застыла, силясь разглядеть наблюдателей, но густые тени скрывают. Процессия огибает котлован, а рабы выпрямляются, глядя на Ваюну пустыми глазами. Эльфы, надсмотрщики кланяются жрецу, а затем Ваюне… Что сильно не вяжется с её ролью пленницы и возможной жертвы.
От работы не отвлекаются только два эльфа, что в согбенном состоянии исследуют каждую плитку. Ощупывая внешние стороны и сверяясь с листами бумаг, жёлтой и даже на вид хлипкой, с отчётливыми волокнами. Ваюна запоздало разглядела на плитках точки, помогающие составить узор без видимого рисунка.
Котлован остался позади, процессия удалилась в джунгли, пробиваясь через густые заросли. Несколько воинов-ягуаров вышли вперёд жреца и активно работают бронзовыми клинками. Брызгает белёсые и зелёный сок, а воздух наполняет острый запах, от которого щиплет в носу. По команде жреца паланкин опустили, и воины-каннибалы встали перед Ваюной, повели в чащу. Алаан двинулся следом, но его отбросили хлёсткой пощёчиной и прошипели нечто, отчего толмач сжался в клубок.
Жрец перенял Ваюну, опустил ладонь на плечо и сдавил. Тонкие пальцы погрузились в кожу и плоть, как в глину, а боль стеганула сустав. Девочка едва сдержала вопль, прикусила губу. Жрец же разомкнул обруч и указал на чащу.
— Иди!
Голос у него хриплый, со звенящими нотками. Ваюна ощупала горло, потянулась к Тьме… и та не ответила. Сжалась в комок под сердцем, мелко дрожа. Нечто, прячущиеся там, среди теней и раскидистых деревьев, пугает чудовище.
— З-зачем… — Пробормотала девочка, оглядываясь на Алаана. — Что мне там делать?
Жрец что-то прорычал, скривился и махнул воинам. Толмача подхватили под руки, подтянули к жрецу. Мальчишка мотнул головой, вслушиваясь в прерывистую, полную злых ноток, речь. Вздохнул и сказал, стараясь не смотреть на невольную подругу:
— Просто иди вперёд, ты поймёшь, что пришла.
— Я вернусь?
Ваюна сжала ткань платья, кровь из прокушенной губы наполнила рот, а лоб покрылся испариной. По телу пробегает мелкая дрожь и волны холода, словно она не среди влажного и горячего леса, а на вершине горы. Алаан повторил вопрос, жрец закатил глаза и бросил одно-единственное слово, похожее на удар палача.
— Он говорит…
— Я поняла. — Перебила Ваюна, глубоко вдохнула носом и шагнула в прорубленный коридор.
Возможно. Только возможно, она вернётся назад. Впереди пролегает зелёная неизвестность, тишина и хищные взгляды невидимых тварей. Сплетения зелени, мёртвых растений и рыхлой земли прогибается под мягкими башмаками. Не тронутые бронзой растения сдвигаются, сплетают над головой ветви, перекрывая свет. Воздух наливается тяжестью, словно вода с крахмалом, она почти пьёт его. По лицу струится пот, одежда липнет к спине и покрывается пятнами грязи и зелени.
Внезапно джунгли отступили, и перед ней раскинулась голая поляна. Земля почти чёрная и посыпана кусками обсидиана, что блестят на солнце как драгоценные камни. Впереди над лесом вздымается зелёная гора, вершина тянется к самому солнцу и блестит первозданной белизной. Ваюна вышла на середину поляны и остановилась. Тьма внутри не велит двигаться, даже дышать.
Краем глаза улавливает движение, некто перебегает меж деревьев, до ушей долетает… смех. Вполне себе детский, она и сама также смеялась, выслушивая истории шута или играя с Элиасом. Перебарывая ужас, повернулась на очередной мелькнувший силуэт.
Её окружают дети, десятки, сотни, тысячи детей! Эльфы, ничуть не старше Алаана, люди её ровесники. Вот только все они чёрные, как уголь, с горящими глазами… и звериными чертами.
Уши, звериный оскал и торчащие клыки, хвосты. Некоторые передвигаются на четвереньках, почти утратив детский вид. Все скопом двигаются по спирали, не переставая смеяться и бормотать. Гул голосов давит на Ваюну, словно острые мизинцы проталкиваются глубже в уши. Чёрная земля мелко дрожит под ногами, а обсидиановые осколки смещаются, образуя спиральные узоры.
Чёрные дети-ягуары смотрят на девочку с жадным нетерпением, с голодом, который не удалить только плотью и кровью. Ваюна стиснула зубы, силясь не закричать, прижала ладонь к груди. Потянулась к Тьме, а через неё к отцу, умоляя спасти.
Она ощутила его, так ярко, словно Элдриан Великолепный встал за спиной. Ваюна шумно втянула воздух, выпрямилась, расправляя плечи, вздёрнула подбородок. Как смеют эти твари, сотканные из теней, угрожать ей? Принцессе Тьмы! Наследнице Тёмного Властелина?! Ничтожные твари, едва ли отличающиеся от зверей! Ну нет, бояться будут они, а не она!
Хоровод застыл. Маленькие монстры стоят неподвижно, как изваяния из дымчатого базальта. Красно-жёлтые глаза смотрят на Ваюну и в неё, на Тьму. Девочка оскалилась, отвечая им прямым, полным призрения и обещания мучительной смерти взглядом.
Передний ряд дрогнул и попятился, шипя и припадая к земле. За ним второй и третий дети пятятся от неё. Растерянно озираясь и переглядываясь. Нечто сломалось в их ритуале, а Ваюна со смехом шагнула к ним. Тени отпрянули, смялись и побежали, без оглядок.
Она осталась одна. Грудь судорожно вздымается, пот пропитал одежду… но она победила! Ваюна обессиленно упала на колени, ладони погрузились в сухую землю, загребли полные пригоршни. Меж пальцев посыпалась угольная пыль и обсидиановые капли.
— Нет… — Прошептала Ваюна, сжимая кулаки. — Нет! Я не буду вас бояться, а вот вы! Вы будете!
Я привалился к фальшборту, грудь пронзила боль и давление, словно к сердцу прижалось второе. Возбуждённая Тьма вертится на запястье, превратившись в чёрный браслет. Корабль идёт под полными парусами, наконец поймав ветер. Мачты натужно скрипят, нос корвета рассекает волны, вскидывая брызги до палубы. Команда суетится, на корабль стремительно надвигается грозовой вал. Словно чёрная стена от горизонта до горизонта. В глубине сверкают молнии, а волны становятся выше, меняют направления, норовя вместо уноса ударить в корму.
Рулевой и двое помощников вцепились в штурвал, с криком выравнивают, направляя корвет. Чародейка стоит на носу, пытаясь возвести барьер, но порывы ветра уносят обрывки магических формул, смешивают древнее искусство и стихию.
Мика привалился к главной мачте плечом и задумчиво смотрит на приближающийся шторм. Глаза наёмники блестят, отражая молнии.
Обломок меча из мёртвой стали подрагивает подмышкой в такт раскатам грома. Над океаном они ощущаются кратно, сильнее, словно удары в барабан прямо в голове. Нечто давно забытое, детское, сжимается в груди от первобытного ужаса и… восторга. Рациональная часть моего существа стремится быть как можно дальше от бури. Глубинная же, что обычно молчит в темноте разума, подталкивает направить корабль в шторм. Увидеть переплетения молний, ощутить шквальный ветер на лице.
А вместе с этим я ощущаю Ваюну. Словно стою у неё за спиной. Чувствую её ужас, непонимание и… решимость, что возрастает рывком. Слышу звенящий от эмоций голос:
«Они будут бояться!»
«Да, девочка, они будут бояться нас.» — Думаю я, цепляясь за фальшборт и двигаясь к корме. — «Ужас станет их вторым Я, на всё недолгое время оставшейся жизни.»
Особо сильный порыв ветра врезался в парус, и центральная мачта хрустнула. Всего раз, но так громко, что перекрыла бурю. Чародейка повернулась, Мика отпрыгнул, и вся команда воззрилась на широкую трещину, что прорывает из-под медных колец.
— Рви паруса! — Заорал я чародейке, прекрасно осознавая, что уже поздно.
Их следовало снять, как только буря показалась на горизонте, но я так торопился и радовался ветру… Трещина делит мачту надвое, выстреливая щепой и потерявшая прочность конструкция гнётся под весом парусов, канатов и вороньего гнезда.
Глава 11
Шторм ударил, как таран, разогнавшийся с горки. Палуба на миг ушла из-под ног, под страшный треск мачты. Огромный столб дерева накренился, и трещина, всё ускоряясь, помчала к гнезду Вперёд Смотрящего. Крен усилился, и обрывки парусов вытянулись по ветру, извиваясь и хлопая, словно саван тысячи духов.
Меня швырнуло на фальшборт, окатило водой, и солёная горечь осталась на губах. Моряки сбе́гают в трюм, как обезумевшие звери, забыв про обязанности. Со мной остался только рулевой, отчаянно упирающийся в штурвал и удерживающий курс, и чародейка. Она кричит, магией перекрывая треск мачты, вой ветра в порванных парусах и рокот беснующегося океана.