Над кораблём сверкают молнии, хлещет дождь, и капли гремят по палубе, пытаясь пробить древние доски. Я задрал голову и увидел, как звуковая волна от удара грома движется через струи ливня. Словно потусторонняя сила, широкой дугой сминает капли в плотные слои, что накладываются один на другой. Обрушиваются на нас, разбиваясь о мачты и палубу.
Рокот глушит меня, сознание спутывается и теряет остроту.
Рулевой заорал, надрывая жилы и… Мачта лопнула в середине. Шквалистый ветер протащил обломки, проломил ими палубу у носа и почти сбросил чародейку. Та прижалась к фальшборту, тяжело дыша и окружая себя полупрозрачным панцирем из магии. Посмотрела на меня… корабль начал поворачиваться, резво, накреняясь на левый борт. Так, сильно, что я почти могу встать на фальшборт, как на прогулочную тропинку. Волны ударяют в нос, но постепенно смещаются к бокам, грозя окончательно опрокинуть.
Рулевой сидит бешено крутящегося штурвала, рукоятки сливаются в единую полосу. Взгляд пирата стекленеет от ужаса, а правая рука вывернута в локте, в обратную сторону. Боли он не чувствует, постепенно сползая по мокрым доскам к фальшборту, из-за крена.
Я выругался и бросился на корму, хватаясь за остатки снастей. В спину закричала чародейка, но в этот раз её слова унесло ветром. Подошвы скользят по накреняющейся палубе, ещё немного и корабль встанет набок. А следом волны разнесут его на щепки. Если не успею, то рулевой механизм окажется над водой и все усилия станут бесполезны!
Я взлетел по короткой лестнице, пронёсся мимо матроса, сползающего к фальшборту. Рукоятка штурвала врезалась в ладонь с такой силой, что я заорал от боли. Весь механизм отозвался стоном и скрежетом… но подчинился. Я шире расставил ноги, вцепился в штурвал второй рукой.
От напряжения сводит плечи, кровь свистит в висках, а в носу стало омерзительно сыро… Рукоятка обломилась, и штурвал на диком ускорении ударил другой по пальцам. Боль нахлынула и отшатнулась под давлением воли. Я сцепил челюсти, отбросил обломок и взялся за сам штурвал.
— ЛЕВО РУЛЯ!
Голос чародейки пробился через вой шторма, и я подчинился. Навалился и, перебарывая давление стихии, корвет застонал, как умирающий. Нос медленно поворачивается… чародейка заорала. Без слов, извергая животный ужас. Я вскинул голову от штурвала и едва удержал его.
Слева на корабль двигается стена воды, вершиной упирающая в беснующиеся молнии. Это смерть.
— Защити нос! — Закричал я, отчаянно надеясь, что женщина слышит меня.
Корвет, подскакивая на волнах, мучительно медленно поворачивается к волне-убийце. Вспышки молний высвечивают в толще «стены» причудливые силуэты, что больше самого корабля. Если мы столкнёмся с ними, то даже крупных обломков не останется.
Вокруг носовой фигуры воздух сгустился, замерцал призрачным светом. Словно два потока заряженного воздуха струятся от острия вдоль бортов. Корвет обдало ледяными брызгами, и нос врезался в исполинскую волну.
Палуба накренилась, и корабль понесло вверх, рассекая тёмную воду. Так, высоко, что по обе стороны сверкают ветвистые молнии, а уши заложило. На миг мы застыли на гребне и ухнули в тёмную бездну…
Когда Ваюна вышла из леса, жрец вскочил с земли и издал гортанный вопль, полный радости. Воздел руки к небу, что едва приглядывается в переплетениях ветвей и огромных листьев. Остальные слуги рухнули на колени, включая Алаана. Жрец же подошёл к девочке и набросил на плечи накидку, украшенную зелёным золотом и жадеитом. Ваюна выдержала вес с прямой спиной и, не удостоив жреца даже взглядом, прошла мимо к паланкину. Величественно, будто её отец, опустилась на «трон».
Жрец озадаченно посмотрел на ней, на джунгли, гортанно выкрикнул.
Процессия двинулась назад и вскоре вновь вышла к котловану. Ваюна едва сдержала вскрик. На дальней части, где плитку уже уложили, рабов бросают сверху и засыпают землёй. Предварительно надев на головы плетёные корзины. Чтобы человек мог некоторое время дышать.
Остальные рабы отводят взгляд и продолжают работу. Плитка за плиткой, под чутким надзором. Не смея даже подумать о противлении.
Проезжая мимо, Ваюна бросила на них взгляд. Даже не зная, какие чувства испытывать. Жалость к угнетённым или презрения к сдавшимся? Достоин ли сочувствия человек, отказавшийся от борьбы? Да и остаётся ли он вообще человеком?
Её отец, столетие, пролежав в магическом сне, с одним лишь мечом за год восстановил империю. А эти… люди? Что они сделали для своей свободы? Склоняли головы ниже, спасаясь от боли?
И всё же это люди. Она обозлилась на себя, за такую вспышку эмоций. Нет, даже не просто люди, а её билет на свободу. Насколько может судить, за всё время во дворце и редких выходах в город, рабов кратно больше, чем эльфов. Далеко не все из них люди… А значит, есть шанс поднять восстание!
— Алаан, — позвала она, слегка наклонившись с трона.
— Да?
Эльф шагает рядом с паланкином, точнее семенит, стараясь не мешать носильщикам и не попадаться на глаза воинам. Особенном тем, что с деревянными мечами. Кто знает, может быть они решат, что их ужин важнее толмача для пленницы.
— Скажи, ты умеешь говорить на людском языке?
— Ну, с тобой же говорю.
— Нет, на местном людском.
— Хм… я даже не пробовал с ними говорить.
— Попробуй.
Жрец идёт впереди процессии, и теперь в его песнопениях чувствуется радость, граничащая с облегчением. Словно только что он избежал большой беды, а то и вовсе смерти.
Геор с размаху смёл кубок с походного стола, в ярости ухватил и сам стол. Швырнул, то ударился об землю и разлетелся на доски. А курьер, принёсший донесение, сжался, втягивая голову в плечи, как черепаха. Глаза короля-героя источают яростный свет, а из раздувающихся ноздрей словно клубы пара вылетают.
— Они что?! — Прорычал Геор, стискивая кулаки.
— Господин… — Пролепетал мужчина, закрываясь руками, как ребёнок. — Ошибки быть не может, мы потеряли два отряда из-за атаки эльфов. Они же сожгли почти все сёла на нашем пути!
— Да какого… здесь творится?! — Взревел Геор так громко, что снаружи заворочался дракон.
Ящер приподнял голову, огляделся и вновь спрятал под крыло. Весь лагерь затаил дыхание. Поход, начавшийся так громко и торжественно, стремительно теряет энтузиазм. Еда кончается, запасы воды тоже. Пополнить провиант в деревнях не получается, ведь шагают по ещё горячим пепелищам.
Вскоре в шатёр Геора вошёл Орсвейн, облачённый в массивный адамантовый доспех. Другой бы в такой броне и шага сделать не смог, но гигант даже бегает быстрее коня. Замерев на пороге, он грохнул кулаком в латной перчатке по груди, и глухой звон разнёсся над лагерем.
— Предок? Я готов выполнять ваши приказания.
Вместе с Геором за новым столом сидит Его Святость. Первосвященник сложил руки на впалом животе и смотрит на карту. Оба разом повернулись к Орсу. Геор раздражённо махнул подойти. На карте расставлены фигурки, символизирующие отдельные армии и отряды, двигающиеся к границе с новоявленной империей. Изначальный маршрут перечёркнут и теперь напоминает издыхающую в корчах змею. Его Святость тощим пальцем смещает фигуры трёх армий в сторону от нового пути.
— Ах, юноша, я понимаю твоё стремление поскорее закончить с этим недоразумением. Но я настаиваю, мы должны разделить армии на три группировки. Иначе крестьяне на новом маршруте после нас траву жрать будут. А затем вместе с ними и половина Старых Королевств.
— Я знаю, — рыча ответил Геор, — но мы не можем медлить!
— А мы и не будем.
— Мы уже потеряли две недели! Проклятье… Орсвейн!
— Да, предок?
Гигант опустился на колено, склонил голову. Чем скорее ещё больше разозлил короля-героя. Но тот лишь нервно дёрнул головой и выдохнул:
— Бери два отряда и выясни, почему эльфы на нас напали. А всех, кого поймаешь… делай с ними, что хочешь.
— Будет исполнено!
Орсвейн почти выбежал из шатра, на ходу раздавая приказы и едва сдерживая улыбку. Ведь нехорошо радоваться бедам союзников, но видят боги, он истосковался по виду крови. Человеческая или эльфийская, разницы нет.
Его Святость бросил взгляд на покачивающийся полог, будто следя за удаляющимся наследником трона. Покачал головой, положив ладонь на подбородок маски.
— Тебе в ней нежарко? — Буркнул Геор, откидываясь в кресле. — В маске.
Первосвященник коротко хохотнул и покачал головой.
— Я достаточно стар, чтобы забыть про жару. Древние кости требуют тепла и постоянно мёрзнут. Разве ты, о король, не чувствуешь хлад ушедших лет?
— Меня согревает Свет. — Фыркнул Геор.
— Разве? — Его Святость, вновь покачал головой и передвинул голубые фигурки, символизирующие отряды священников-врачевателей. — А давно ли ты ощущал его прикосновение?
Геор промолчал. Медленно отвернулся и встал.
— Я устал, пойду пройдусь, осмотрю лагерь.
— Конечно — конечно, — закивал первосвященник, — составить компанию?
— Нет.
Геор отбросил полог, почти оторвав и вышел. В лицо ударил тёплый ветер, полный запахов пота, костра и солдатской каши. Солдаты располагаются после марша, вокруг лагеря выставляют телеги сопровождения, строя из них подобие крепостной стены. Личная гвардия короля заканчивает установку походных шатров офицерского состава. Вдали, как прыщи, торчат шатры знатных господ.
Король скривился и двинулся через лагерь с видом суровым и непреклонным. Эту маску он научился носить не хуже, чем Его Святость фарфоровую.
Тело привычно озвучивает короткие наставления, приказы, ободряет солдат. А разум мечется от мысли к мысли. Действительно, когда в последний раз он по-настоящему ощущал Свет? Такое ощущение, что в момент коронации, когда под фанфары на голову опустился платиновый венец.
На ходу Геор сжал кулак у груди. Свет всегда с ним, внутри, растекается по жилам, струится из глаз! Но тот ли это Свет? Вдруг это его остатки? Тогда где настоящий Свет?