Он остановился в десятке шагов от меня, вздёрнув подбородок и разглядывая. Я же, в свою очередь, осматриваю его. Да, форма давно потеряла товарный вид, но за ней явно ухаживали с почти маниакальным рвением. Большинство дыр из-за ветхости самой ткани, что попросту рвётся под нитью. Рукава пришиты грубыми стежками пеньковой нити.
Ну, можно попытаться. Подумал я, делая шаг вперёд и говоря на благородном наречии империи:
— Адмирал, его имперское величество требует доклад.
В глазах дикаря мелькнуло смятение, ужас и стремительно нарастающее благоговение. Он резко выпрямился, отсалютовал и протараторил:
— Потомок первого адмирала Велизара, представьтесь и назовите… — Он запнулся, явно забыв слова, передававшиеся из поколения в поколение. Судорожно сглотнул, ладонь у виска мелко трясётся, ногти вот-вот процарапают канавку в коже. — Адмирал приветствует пришедших на помощь… Империя… спасение…
Дикарь окончательно сбился и трясётся. Я вижу в его глазах почти убийственное отчаяние. Растерянность, граничащую с паникой. Остальные мнутся позади, стискивая копья и глядя на пиратов со смесью ужаса и удивления. В каждом из них угадываются характерные имперские черты. Голубые, серые и тёмно-зелёные глаза. Чёрные волосы соседствуют с почти белыми.
Да, очевидно команда не пережила десятилетия, но смешалась с местным племенем. А их дети получили наставления, что делать и как действовать, если прибудут имперские силы. Интересно, они надеялись на спасение или понимали, что никто не будет искать?
Я оглядел собравшихся, оценивая телосложение, крепость рук. Нет, это не профессиональные солдаты, но люди, привыкшие к постоянной борьбе. А если они понимают имперский язык, то я смогу их использовать.
Адмирал сглотнул и неуверенно опустил руку. Интересно, сколько поколений прошло, от прибытия команды фрегаты? Если он пропал за двадцать лет до моего рождения… так. Двадцать, плюс тридцать, плюс сто один. Ну, явно больше двух. Так что если, моряки прожили достаточно долго, то язык мог сохраниться не только, как заученные фразы.
Я медленно поднял ладонь козырьком к виску и резко опустил. «Адмирал» дёрнулся и неловко улыбнулся.
— Хорошо, потомок адмирала, — сказал я, — империя пришла спасти вас.
Голос мой разнёсся над толпой, увяз в джунглях, но был подхвачен бормотанием десятка глоток. Унесён за деревья. Адмирал снова сглотнул, но сказал гораздо увереннее, даже улыбаясь.
— Прошу, господин, назовитесь. Я должен понимать, как к вам обращаться согласно субординации.
В этот раз голос звучит ровно, не заученные слова. Конечно, окончания и ударения гуляют, но речь вполне понятная. Что ж, к счастью это не дикари-попугаи, что заучили слова предков как священные песнопения.
— Я, Элдриан Тёмный, — Сказал я, глядя ему в глаза. — император.
Последнее слово ударило, как щелчок кнута. Пронеслось над дикарями, сметая любые разговоры. Адмирал вздрогнул и упал на колени. Удивительно, ему и в голову не пришло, что пришельцы могут лгать?
Глава 13
Племя адмирала привело меня в густую чащу, дикую даже по меркам джунглей. За сплетением лиан обнаружился участок голой земли, утоптанной до плотности камня. Два десятка хижин из тростника и бамбука, кучкующихся у ямы в центре. На дне темнее зола, из которой торчат звериные кости.
Когда мы вышли из джунглей, жители деревни замерли, разглядывая чужака, то есть меня. Да, на их фоне я должен выглядеть, как нечто немыслимое. Слишком белый и высокий, в их понимании люди так не выглядят.
Кто-то заметил деревянный меч на поясе, поднялся крик, и женщины попрятались по хижинам. Мужчины, сжимая копья, встали между мной и ними. Ну, значит, я приплыл куда надо, им это оружие явно знакомо.
Адмирал вышел вперёд и затараторил на гортанном языке, активно жестикулируя. Ну, это логично, что имперская речь не вытеснила родные языки аборигенов. Я терпеливо жду, пока защитники опускают копья и разряжаются нервными смешками.
Затем меня повели в самую большую хижину. За соломенным пологом притаилась почти нормальная комната. Пол выложен прямыми и гладкими досками, явно снятыми с палубы фрегата. У дальней стены же алтарь, искусно раскрашенная картина, изображающая моего деда в императорских одеждах. Лич простирает руки в сторону вошедших, а его глаза сияют врезанными бриллиантами. Художник спрятал череп под складками капюшона, а руки сделал скорее тощими, чем костяными.
Вокруг алтаря развешены высушенные головы, ужатые до размера яблока.
— Славные предки. — Сказал «адмирал», опускаясь на колени. — Не хотели лежать в этой земле, просили передать их на родину.
Вот оно что… Я подошёл к алтарю, губы сжались в тонкую линию. Сморщенные лица обращены ко мне, словно сами души поворачивают их. Эти люди до последнего надеялись на спасение, пусть даже и посмертное. У многих из них были семьи, часть из которых удостоена места в Крипте. Пусть я пришёл не за ними, но не мой ли долг, как правителя, дать им упокоение?
— Да. — Наконец, сказал я, отступая от алтаря и поворачиваясь к адмиралу. — Мы заберём их всех и всех, кто пожелает уйти.
Фрейнар ещё подчиняется командам Фарин, но вне публики проявляет большую самостоятельность. Вчера Элиас наблюдал, как святой пытается снять доспехи Тёмного Властелина. Шипы на броне поранили пальцы, но раны мгновенно зажили. Фрейнар всё же захныкал, зажимая место пореза.
В голубых глазах разгорается искра самосознания, что пугает полуэльфа и чародейку. Если святой вспомнит, если он поймёт… то всей империи придёт конец. Даже не потому, что Фрейнар убьёт маршала и чародейку. Без него развеется сам Бессмертный Легион, основная сила новоявленной империи.
Это недопустимо.
Элиас в который раз нервно облизнул губы, наблюдая за попытками святого освободиться от доспеха. Интересно, Тень Солнца сможет хотя бы поцарапать? Волшебный клинок с лёгкостью рубит сталь, камни и плоть, но на святом не довелось испробовать.
Фрейнар в очередной раз захныкал, сжимая кулаки.
— Стой! — Выдохнул Элиас.
Святой послушно замер с пальцем во рту, повернулся к маршалу и широко улыбнулся. Как улыбаются маленькие дети при виде взрослых. Просто защитная реакция, чтобы расположить к себе. Полуэльф со вздохом взялся за доспехи, ткнул пальцем в спрятанные ремни.
— Смотри как надо.
Затем ловко снял наплечи, рукава и кирасу с поножами. Воронёный металл с грохотом падает на пол, от каждого удара святой съёживается и втягивает голову в плечи.
— Вот так. — Закончив, сказал Элиас отступая. — Понял?
Нет, конечно же, он не понял, но, возможно, запомнил. Полуэльф оглядел Фрейнара, оставшегося в лёгком поддоспешнике и мягких башмаках. Вздохнул и улыбнулся. Если старая личность мертва безвозвратно, то… его можно «воспитать» заново. А это куда лучше, чем управлять марионеткой.
— Ты хочешь сделать что?! — Выдохнула Фарин, вскинулась над столом и с грохотом обрушила ладони на столешницу.
Удар вышел такой силы, что даже Элиас удивился, а кубок, стоящий у края, подскочил и упал на ковёр. Остатки вина расплескало по ворсу. Свет из окна за спиной чародейке наполняет её волосы, теперь похожие на бушующее пламя. Глаза сверкают молниями, а лик воплощение праведного гнева.
Элиас применительно развёл руками, словно загораживая спрятавшегося за спиной Фрейнара. Святой сжался в комок и с ужасом смотрит на гнев чародейки, как может только ребёнок смотреть на злую мать.
— Спокойно, Фарин. Спокойно. Просто подумай над этим. Он же чистый лист, если приложим немного… ладно, много усилий, то получится просто… идеально.
— Ты совсем мозги пропил, старый?!
— Я не пью уже второй год!
А ведь действительно, пошёл второй год с момента встречи с Элдрианом. Ну, примерно, когда тебе за сто пятьдесят лет становится проблематично следить за временем. Тем не менее он уже почти забыл, каково вино на вкус. Дорогое, дешёвое ли, всё равно. Теперь даже запах вызывает спазмы желудка.
— Да плевать! А если он вспомнит?
— Без этого, у него больше шансов!
Чародейка рухнула в кресло и прижала ладони к вискам, разом потеряв всю внушительность. Элиас посадил святого на лавку у стены, а сам вернулся к столу, навис над девушкой.
— Я не уверена, — пробормотала та, потирая виски, — смогу ли перенаправлять магию через него, если он перестанет быть… ну знаешь, марионеткой. А если он и правда станет прежним?
— А если ты потеряешь контроль во время сражения или выступления? — Парировал Элиас. — Фарин, он краеугольный камень всего плана. Он должен доверять нам и быть на нашей стороне.
— Проклятье… ты когда-нибудь учил детей? Я нет, и не думала, что буду.
— Серьёзно?
— Да. — Отрезала чародейка, убийственным взглядом давая понять, что эта ветвь разговора обрезана. — У тебя есть на примете кто способный?
— Ну… есть один человек…
Стражник вздрогнул, когда дверь камеры открылась. Вместе с ним дёрнулся и пленник, выронил книгу и уставился на Элиаса с ненавистью. Маршал махнул стражнику.
— Пошли, есть дело.
— Да, господин…
Стражник на прощание помахал эльфу и вышел из камеры, закрыв дверь за собой. В узких коридорах посеменил за Элиасом, ловя каждое слово, что эхом отскакивает от низкого потолка и уносится за спину искажаясь.
— С этого дня. — Говорит Элиас. — Ты ночуешь в замке, и никому не говоришь о своей работе. Ты понял?
— Да, господин…
— Если пойдут слухи, то казнят тебя, твою семью до пятого колена и всех твоих друзей.
— Хорошо, господин… — уже не так уверенно пробормотал стражник, съёживаясь.
Вместе поднялись на верхние этажи, прошли мимо постов стражи в крыло, занимаемое императором. Стражник прикусил губу, гоня мысли, что предстоит делать. Нет, он целиком и полностью верен и доверяет императору Элдриану и его приближённым. Ведь именно они исполнили вековую мечту его народа, вернули империю, дали людям силу и смысл жить. Но что важнее, они вернули им гордость за то, кто они есть.