Я развёл костёр, и свет раздвинул сумрак, умял меж деревьев. Мика протянул руки к огню, а проводники-толмачи возносят хвалы богам. Умоляют их о защите. Джунгли молчат, а на границе света и тьмы тени пляшут на обломках башни, покрытой мхом и лианами. Подаренная Тьма сдавливает сердце, и я чувствую отзвуки эмоций дочери. Стыд, страх, переходящий в ужас и ярость.
Я закрыл глаза и выдохну. Она жива и это главное. Надеюсь она тоже чувствует меня и знает, что спасение близко.
Месяц кончается и это последняя просьба о поддержке в нём. Нам удалось собрать прожиточный минимум, к моему великому облегчению. Теперь у меня почти нет порывов выбросить всё в окно и уйти обратно в грузчики на завод измерительных приборов.
Я от всего сердца благодарен всем кто откликнулся на призвы.
На самом деле, я уже почти продумал 4 часть этого цикла. Но её судьба целиком зависит от успехов 3 части.
Сбербанк: 2202 2036 2359 2435
ВТБ: 4893 4703 2857 3727
Тинькофф: 5536 9138 6842 8034
ЮMoney: 2204 1201 1716 4810
Глава 17
Джунгли обступают со всех сторон, тянутся к нам лианами. По ветвям за нами следует стая обезьян, красно-рыжих, как жители северных островов. Проводники прогоняют их гортанными воплями и вскидывая руки. Мика наблюдает за ними с прищуром. Я же поигрываю обломком меча из мёртвой стали, разрубив очередное сплетение зелени.
Так, не привычно чувствовать знакомую с юношества рукоять, но без веса. Словно мне укоротили руку. Странное чувство. По тёмно-серому металлу стекает густая зелёная жижа, а воздух наполняет характерный запах. На который сбегаются чёрные муравьи и пёстрые бабочки размером с ладонь взрослого мужчины.
Идёт третий день. Дороги нам перекрывают реки с грязной водой, овраги без дна и настолько густые заросли, что пробиться невозможно. Я стряхнул сок с клинка, скривился, в который раз увидев обломанный край, и спрятал в ножны.
Очередной овраг — разлом в земле, словно трещина на переспелом арбузе. Мы идём по краю, звериной тропой. Противоположный край похож на слоёный пирог с чередующимися чёрными полосами; у самого дна проступают красные. На самом дне, среди бурной растительности, торчат белые, как выцветшие кости, обломки стен. Словно целый дворец смели божественной рукой.
— Что это? — спросил я, указывая на руины.
Оба проводника посмотрели вниз, затем на меня с видом, будто ребёнок спрашивает о цвете листьев.
— Руины. — ответил один, неуверенно улыбаясь.
— Это понятно. — ответил я, закатывая глаза. — Я спрашиваю чьи они и почему там.
— А… Древние!
ответили проводники в голос, тоном столь глубокомысленным, что совершенно ясно, о древних знают совершенно всё с самого рождения.
— А… — протянул я. — Древние, конечно же, как я и сам не догадался.
Проводники закивали, улыбаясь, и продолжили путь. Я же начал наблюдать и вспоминать расположение прошлых оврагов и каньонов. По спине пробежал холодок. Ощущение, что некто огромный бил по земле молотом, отчего та треснула. Занятные дела творились в этой части мира.
На очередной смене маршрута мы вышли на высокий холм и разбили лагерь. Отсюда видны стена гор, больше похожая на нижнюю челюсть полню клыков. Солнце опускается за джунгли, и вершины гор наливаются пунцовым, словно раскалённые добела наконечники стрел.
Проводники огородили лагерь верёвкой с колокольчиками из сушеных тыкв. Мика принялся за костёр, а я, как правитель, отошёл в сторону. У хорошего правителя и управленца, есть две основные задачи: раздать работу и не мешать работать.
С вершины вновь открывается вид на причудливый ландшафт джунглей. Зелёные башни, водопады растений, прореженные венами рек. Действительно город, успевший умереть и разложиться задолго до становления империи. Ещё до того, как предки моего деда-лича появились на свет.
Жуткое чувство отчуждения и собственной незначимости обрушилось на плечи. Я сцепил челюсти и невольно потянулся к мечам. Деревянный — в правую руку, а сломанный — в левую. Ощущение орудия-убийства успокаивает нервы, возвращает уверенность.
Здесь творились дела кратно хуже всех войн, что вела империя. Масштабнее схваток с героями. Катастрофа божественного уровня.
Тьма отозвалась на эмоции, обвила левое предплечье, словно змея, сотканная из чёрного тумана. Покачалась и указала на горы, чуть сместилась. Сердце наполнили чужие эмоции, едва различимые, кажется, даже слышу далёкое эхо слов дочери.
Она жива и здорова. Скоро я заберу её домой.
Ночь пришла на холм позже, будто давая нам полюбоваться полыхающими горами и океаном тьмы на месте джунглей. Я уснул у огня, отвернувшись от света и положив руку на клинок из мёртвой стали. Странное чувство накатывающего сна, когда чувствуешь тепло костра и как изменяется дыхание.
Часть моего сознания встала на стражу, прислушиваясь к шорохам ночи и запахам. А другая провалилась в сон… что обернулся серебряным туманом. Я обрушился на дорогу из светлого кирпича, глухой звук удара подошв о металл прокатился во все стороны, увязая в тумане.
Снова?
Я огляделся, щипая запястье. Боли нет. Но меня всё равно беспокоит осознанность сновидения. Это, как то, неправильно. Неуютно. Тем более это НЕ МОЁ сновидение.
Вместе с осознанием туман по обе стороны дороги пришёл в движение. Заклубился, и в разрывах мелькают тонкие рёбра, похожие на рыбьи. Впереди из белого марева поднимается огромный змеиный череп, в пустых глазницах мерцают драгоценные камни.
— Да чтоб тебя… — выдохнул я. — Какого хега тебе надо?!
Сон мигнул, и змея исчезла; вместо неё у дороги, не касаясь серебряных кирпичей, стоит мужчина. Одет в элегантный костюм всех оттенков чёрного, волосы свободно ниспадают на плечи. Утончённое лицо украшает аристократичный нос, волевой подбородок с ямочкой. Последнее хорошо смотрелось бы на воине, но на незнакомце выглядит скорее насмешкой.
Вместо глаз у него ночное небо, мерцающее синими точками.
— Чего мне нужно? — сказал он, разводя руками и слегка наклоняя голову. — Ничего особенного, чтобы ты спас дочь.
Голос незнакомца звенит озорством. Сам он медленно приближается ко мне, шагая вдоль дороги. Клубы тумана наплывают на него, почти скрывая, но никогда полностью.
— Вот дела… — пробормотал я, сжимая ладонь и не находя меча. — Может, доставишь её ко мне и корабль заодно почини.
— Ох, я бы с радостью, дорогой Элдриан, — сказал незнакомец, останавливаясь напротив. — Увы, мои руки связаны.
Он картинно дёрнул руками, имитируя скованность. Вновь улыбнулся. Зубы у него снежно-белые, неестественные. Так и хочется врезать по ним кулаком, а ещё лучше — рукоятью меча. Чтоб хрустнули и осыпались, как битое стекло.
— Ну так на кой меня сюда тащить? — прорычал я, следя за ним.
— Спасти сам я не могу, но способен подсказать, как это сделать. Мои глаза повсюду.
Он хлопнул ладонями, и туман позади собрался в подобие горного хребта.
— Иди к горе с раздвоенной вершиной, — сказал незнакомец, мановением руки приближая образ и сметая остальные. — Не слушай проводников. Они не знают, что новая охота началась. Там будет новый проход.
— Какая ещё охота? Кто ты такой?! — зарычал я.
Потянулся к незнакомцу, ухватить за грудки, но внезапный ужас сковал мышцы. Нельзя сходить с тропы! Всё моё существо кричит об этом, а незнакомец, улыбаясь, покачал пальцем у глаз.
— Нет-нет, не стоит, ты мне нужен живым. Но если желаешь умереть, то да, можешь войти в туман.
— Кто ты? — повторил я. — Зачем тебе мне помогать.
— Кто я, совершенно неважно. Наши интересы пересекаются только на девчонке. Забирай её и уходи. Остальное не твоя проблема или забота. Я бы освободился, не верни они её. Наудачу ты хороший родитель.
Он подмигнул и… всё исчезло.
Войско столкнулось с первым легионом. Благородная конница взяла разгон с вершины холма и пронеслась через вспаханное поле. На середине пути их накрыл дождь из стрел, не причинивший особого вреда ни всадникам, ни бронированным скакунам.
Таранный удар врезался в стену щитов и копий. Первый ряд смяло, вбило в землю, но второй поднял конницу на копья. Началась давка, в лучах полуденного солнца люди убивают друг друга. Трещат стальные доспехи, кричат раненые кони. Две армии делятся на отряды и сшибаются вновь. Бой закипает по всему полю, в схватку вступают отряд за отрядом. Раненых оттаскивают, их заменяют свежие воины с подходящим оружием.
Легион меняет построение, давит стеной щитов. Тактика хорошая, но порядком устаревшая. Имперскую боевую доктрину изучал каждый генерал в Святых Землях и Старых Королевствах.
На поддержку легиону пришла конница империи, не замедляясь, влетела во фланг альянсу. Кажется, даже в столице услышали стон генерала Света.
Конница отступает, не реализовав первый удар; она увязла и потеряла сам смысл существования. Но основной цели добилась. Ровный строй легиона нарушен, и пехота расширяет бреши.
Не будь имперской конницы, чаша весов победы склонилась бы к альянсу.
Увы, война — это чёткий план, который летит в пекло.
Ничего никогда не работает как надо. Только двигается в намеченном направлении, иногда, когда дела идут хорошо.
К полю боя слетаются вороны, привлечённые агонией и кровью. Рассаживаются по крышам покинутой деревни. В стороне разбит лагерь имперцев, туда стаскивают больных, врачеватели торопливо ставят их на ноги и возвращают в бой. Тех, кого не получится сразу вернуть в строй, увозят дальше от поля боя.
Альянс действует почти так же, но их лагерь за холмом.
Два десятка гонцов наблюдают за боем, готовые сорваться с места, когда победитель станет очевиден. На войне информация едва ли не важнее снабжения.
По взмаху генерала альянса двое гонцов сорвались с холма, понеслись в лес. Там спрятан засадный отряд, ждущий момента для удара во фланг врага или лагерь.