Гонцы углубились в лес, разошлись на тропе в разные стороны. Один — к засадному отряду, а другой — к Геору. Первый проводил товарища взглядом, выдохнул и пришпорил коня, с неохотой ступающего по тропе. Возможно, через лес пешком было бы быстрее.
Он повернулся, раздумывая над этим, и в этот момент удавка захлестнула шею. Тонкая стальная нить пережала гортань, врезалась вплоть до крови и парня выдернуло из седла. Потянуло вверх. Он хотел заорать, но из горла вырвался лишь сип.
Тело вырвало из седла, носок сапога ударил по крупу коня, и тот отскочил с фырканьем. Повернулся, озадаченно разглядывая дёргающегося в воздухе хозяина. Гонец ещё трижды дёрнул ногой и обмяк. Штаны спереди и сзади заметно потемнели.
Конь заржал, поднялся на дыбы и бросился прочь. За кустами всё оборвалось. Грохот падающего тела и оборванный крик. Вскоре на тропу, вытирая пасть тыльной стороной ладони, вышел оборотень. Скривился и прикрыл нос. Посмотрел на покачивающийся труп.
— А не проще было его зарезать? — пробормотал он.
Нос подсказывает, что двое подземников рядом, но глаза отказываются видеть. Ворох мусора зашевелился, и высунулась зелёная морда с огромными ушами, фыркнула.
— Сам бы и зарезал, — фыркнул подземник, выбираясь из укрытия и скручивая с рук стальную нить. — У нас ноги короткие: на коня запрыгивать аль догонять.
— Я был занят, — фыркнул оборотень, смахивая капли крови с морды. — Отряд сам себе не перебьёт.
— Вас там двадцать, — фыркнул подземник. — А я тут один.
— Двое, — оскалившись, поправил оборотень. — Второй всё ещё прячется.
— Он пошёл за вторым, — поправил подземник, стреляя глазами в стороны. — Да! Я тут один!
Оборотень фыркнул и скрылся в кустах. Надо заканчивать с засадным отрядом, заодно собрать их снаряжение и утащить в логово. Подземник проводил взглядом, пробормотал нечто под нос. Труп сорвался и как мешок помоев грохнулся на тропу. Стальная леска перерезала тонкую ветвь; от неожиданности подземник дёрнулся и выронил свой конец нити. На пальцах свернули широкие кольца, спасающие пальцы. Ругаясь, побрёл к трупу, наматывая удавку на локоть, как швея нить. Стоило больших усилий расставить всю ловушку, в столь краткий срок. Да ещё под этим безумным солнцем, что выжигает глаза!
Ваюна спала неспокойно, часто просыпаясь и уже едва ли отличая сон от реальности. Алаан спит в углу, как побитая собака, даже тихо скулит. Так что девочка даже не удивилась, когда комнату заволок туман, а ступни ударились о серебряные кирпичи.
Туман у дороги расступился, открывая человека в чёрном одеянии. Тот слегка поклонился, и девочка с лёгким трепетом заметила, что вместо лица у него лишь пустота.
— Признаться, — сказал он, — я нечасто могу побеседовать с кем-то из вас. Посему должен извиниться за то недоразумение за городом. Хотя удайся всё, проблем у меня было бы меньше.
Глава 18
Я проснулся в полной тишине и тьме. Костёр прогорел и угадывается только по слабому теплу. Мне пришлось хорошенько проморгаться, чтобы сорвать остатки сна, и в темноте проступили очертания джунглей. Вместе с ними и слабое свечение от углей, прячущихся под слоем золы. Странный сон не забылся, наоборот, врезался в память, словно всё произошло наяву.
Сев, веткой смахнул золу, и лагерь осветил умирающе — слабый красный свет. Мика раскинулся на листьях, один проводник привалился к дереву, а второго не видно. Я сжал зубы. Очень надеюсь, что он на страже, так как спать без какой-либо охраны я совершенно не хочу.
Темнота за костром выплюнула нечто чёрное, как уголь. Оно двинулось по краю видимости, лёгким кошачьим шагом. Действительно, чёрный ягуар, только маленький… с пасти на подложку обильно капает кровь. В каждом движении сквозит странная человечность и с лёгким трепетом осознал, что черты морды совершенно людские. Это человеческая голова, только вытянутая и деформированная!
Существо, не отрывая взгляда от меня, сделало осторожный шаг навстречу и рывком перепрыгнуло костёр. Вытянуло лапы, выпуская когти, распахнуло пасть, метя в горло…
Над углями её встретил клинок из мёртвой стали, выхваченный на рефлексе. Обломанное лезвие прорезало тьму и тварь с визгом пролетела мимо, ударилась о землю и исчезла в темноте.
— Какого… — Закричал, просыпаясь, Мика, но на него из темноты прыгнула другая тварь, крупнее.
Наёмник почти успел подняться, как она обрушилась на него, и вместе они покатились от костра. Проводник что-то закричал, выхватил амулет… когтистая лапа ухватила сзади и утянула в темноту. Я остался один, окружаемый тварями, выходящими из ночи, пока наёмник катается по земле, силясь освободиться.
В правой руке сжимаю почти бесполезный обломок меча, а левая тянет клинок из дерева и обсидиана. Чудовища с человеческими лицами глухо рычат, подступая и косясь на мёртвую сталь.
Одна прыгнула, но я встретил её ударом деревянного меча… обсидиановое лезвие прошло через тьму, как сквозь туман. Чёрные клыки лязгнули у горла, остановленные ударом мёртвой стали. Я выругался и выронил деревяшку, ставшую бесполезнее тростника. Поудобней перехватил обломок и сгорбился, уменьшая силуэт и открытые для укуса места.
«Ох…» — зазвучал голос в голове. — «Позволь помочь».
Лоскут тьмы, до этого обвивавший сердце, скользнул от сгиба левой к ладони. Я почти ощутил вес и по наитию направил её дальше, к пальцам, формируя в узкое лезвие. Тупая боль, пронзила кости, отдалась по всему телу и особенно в сердце и позвоночнике. Словно нечто сопротивляется такому, пытается отгородиться. Всего на мгновение я будто увидел свет, окутывающий хребет по всей длине.
Клинок из Тьмы оформился, лёг в ладонь, едва ли тяжелее самой тени. Существа отпрянули, озадаченно щерясь и рыча. Да я и сам готов отпрыгнуть. Конечно, барды часто пели о клинках из тьмы или света, но это скорее были метафоры. Но вот, метафора у меня в руке.
Первый взмах оставил в воздухе шлейф из мрака, а существо, попавшее под него, распалось надвое. Вспыхнуло и исчезло, оставив на земле лишь выжженное пятно.
Почему тварь из мрака умерла во вспышке света?
Я мотнул головой, гоня лишние мысли, и развернулся к остальным. Но те попятились, даже та, что терзала Мику. Не сводя с меня круглых глаз, они одна за другой исчезают в ночи.
Проводников мы нашли только на рассвете, точнее то, что от них осталось. Похоже на то, что человека разобрали на лоскуты и развесили по деревьям, как украшение. Мерзкое зрелище. От такого даже Скульпторы Плоти скривились, но мои воспитатели скорее из гнева. Ведь кто так смеет переводить материал?
Мика отделался рваными ранами на руках и царапинами на горле. Их нам пришлось обрабатывать самим, но учитывая влажный климат у меня серьёзные опасения насчёт наёмника. В южных кампаниях десятки солдат лишались ног и рук из-за куда меньших травм. Даже дед не мог использовать зомби в тех краях, сгнивали мгновенно. А там было посуше, чем здесь.
Наёмнику пришлось изорвать рубаху на повязки, которые я выстирал и высушил над огнём. Сами раны проложили лекарственными листьями из вещей одного проводника. По крайней мере, мы надеемся, что это лекарство.
— Ну как оно? — Спросил я, затягивая последнюю повязку.
Мика подвигал пальцами и поморщился.
— Болит…
— Значит, растёт. — Кивнул я поднимаясь. — Пойдём, авось найдём какого лекаря.
— Надеюсь, — вздохнул наёмник, — мне эти руки дороги как память.
Ну, хотя бы присутствие духа он не потерял, пока что. Отойдя, я воззрился на залитые рассветом джунгли и вершины гор. Вытянул правую руку перед собой и обратился к тьме. Острие клинка сформировалось у запястья, выдвинулось на несколько сантиметров. Сердце и хребет отозвались сопротивлением, словно их пытаются вырвать. Я застонал и отступил. Ладно, с этим разберусь позже.
Ваюна нырнула из сна в сон. Вот только в новом была лишь наблюдателем. Как давнейшие дети-ягуары несутся через ночные джунгли, вытягиваясь и искажаясь, словно тени от костра. Видела, как они подобрались к холму, куда их привело чутьё. Окружили. Видела несчастного человека, павшего под их когтями и… отца. Элдриан сел, подслеповато щурясь спросонья, даже не подозревая об опасности. Ваюна закричала, но крик остался заперт в глотке. А затем первая тварь прыгнула на отца…
Всё было кончено за секунды, она даже не поняла, что произошло. Отец раскидал тени ягуаров, нескольких даже убил, и это отозвалось довольным ворчанием в толще земли. Вместе с этим и болью в груди Ваюны, девочка вскрикнула и проснулась.
Алаан склонился над ней, встревоженно протягивая руку. Отшатнулся и забормотал:
— Ты ворочалась и кричала… я думал… это…
— Ничего… — Пробормотала девочка, всё ещё чувствуя вину перед эльфом, слабо улыбнулась. — Мой отец рядом. За горами. Он идёт за мной.
— Хорошо бы так. — Пробормотал Алаан, отворачиваясь и возвращаясь в угол. — Хорошо бы.
Вскоре в комнату вошли служанки, новые. Куда делись старые Ваюна побоялась спросить, догадываясь о судьбе несчастных. Если Алаан — толмач и рычаг давления, то служанки просто расходный материал.
Девушку отвели в купальню со световым колодцем. Где повторили ставший обыденным ритуал. Промяли каждую мышцу, а кожу смазали ароматным маслом. Такое ощущение, что она стала ещё моложе. Мелкие шрамы сгладились и пропали. Остались только крупные на пальцах, полученные, когда солдаты раздробили их навершиями мечей. Ну и парочка на спине. Но всё это сойдёт ещё за пару недель.
А когда все изъяны будут исправлены… Ваюна передёрнула плечами. Нет… этого не будет. Если отец не успеет, то она сама сбежит!
Фрейнар широко улыбнулся и ткнул пальцем в изображение утки на пергаменте. Прогудел:
— Бутка!
— Утка. — Терпеливо и с улыбкой поправил учитель, бывший стражник, повернулся к наблюдающему за процессом Элиасу. — Господин, он делает успехи.