ремени они заглядывают внутрь, и Алаан вжимается в угол. Толмача мелко трясёт, на лбу выступает испарина.
Он знает, что его ждёт после свершения ритуала над Ваюной. Ничего хорошего.
— Что там говорят? — Спросила девочка, сидя на кровати и осторожно касаясь нового обруча.
В метал вживлённых обсидиановые пластины, а изнутри проложена мягкая подложка из кожи. Страшно подумать, чьей.
— Они готовятся. — Пробормотал Алаан. — К ритуалу и атаке.
— Какой атаке? — Ваюна прижала кулачки к груди.
— Восстание рабов. Ничего необычного. Здесь они постоянно случаются. Никто не может жить в вечном страхе.
— Это отец! — Веско заявила принцесса, вздёрнула носик. — Он идёт за мной!
— Не успеет. — Успокоил толмач, прислушался к голосам за дверью и добавил. — На встречу уже выслали армию и отряд пожирателей.
— Тем лучше! Это он! Он перебьёт их всех!
— Тебя принесут в жертву с последними лучами солнца. — Вздохнул Алаан. — Мне жаль.
Ваюна поджала губы, стиснула кулачки и огляделась. В комнате нет ничего острого, даже углы кровати скруглены. Но всё же, есть кое-что, способное помочь. Она спрыгнула с кровати, подошла к стене и провела ладонью по камням. Гладкие, будто полированные, щели едва заметны. Этот камень пахнет солнцем и летом, словно запомнил времена, когда лежал на пляже. Ваюна вздохнула, повернулась толмачу и сказала:
— Кричи.
— Что?
Ваюна откинулась всем телом назад и резко выпрямилась. Лоб врезался в камень. Боли не было, просто ярчайшая вспышка, что ослепила и на миг стёрла сознание. А затем пришла боль, резкая, словно в череп забили гвоздь. Струйка крови скользнула по брови к носу, побежала ниже. Горячая, как жидкий огонь. Ваюна слизнула кровь с губы и откинулась снова.
Алаан запоздало завопил.
Дверь распахнулась, в комнату забежал воин-каннибал, вскрикнул, увидев Ваюну. Подскочил и успел поставить ладонь между стеной и лбом. Тем временем второй схватил Алаана. Облизнулся и достал бронзовый нож.
Первый повернул девочку к другу, сказал нечто гортанное. Скорее всего, смотри. Но Ваюна смотреть не стала.
Эльфы не воспринимают её всерьёз, ребёнок, раба, обессиленная ошейником. Что она может?
Она извернулась в хватке, запрокинула ноги и обрушила на рукоять деревянного меча, висящего в поясном кольце. Клинок свистнул и, повернувшись в кольце, врубился в плечо эльфа со стороны спины, рядом с суставом.
Обсидиановые чешуйки врезались в тугую плоть, щедро брызнула кровь. Эльф завопил, а держащий Алаана замер. Нож подрагивает у уха мальчишки. Ваюна выпала из ослабшей хватки вытянула меч, пока эльф, визжа, пытается закрыть рану правой рукой.
Обсидиановое лезвие обрушилось на шею, но лишь прорезало до хребта. Элиас учил её самообороне, а не владению мечом. Впрочем, остроты обсидиана хватает. Эльф упал лицом вниз, а из раны под напором хлещет кровь, распыляясь в морось и покрывая стену. Девочка перехватило скользкое от крови и потных ладоней оружие, вперила взгляд оставшегося. Широко улыбнулась и прижала меч к шее, прямо у яремной вены.
— Отпусти его. — Процедила она, стараясь не двигать челюстью и головой.
Одно неверное движение и действительно вскроет себе горло. Каннибал что-то прорычал.
— Он не может… — пролепетал Алаан, косясь на нож, смещающийся к глазу. — Приказ жреца.
— О, посмотрим, что скажет этот выродок, если я перережу себе горло. — Процедила Ваюна и сдвинула меч.
Боль резкая и острая, по коже скользнула тонкая струйка крови. Эльф побелел, оскалился и… отбросил Алаана в стену. Попятился к двери.
— Меч пусть оставит. — Сказала девочка, сверля врага взглядом.
Каннибал нехотя подчинился, застыл в дверях, так и не решаясь выйти. Они все ошибались. Взрослые обожают недооценивать детей, считая их глупыми и слабыми. Может, оно и так, но Ваюна уже ничего не боится и не пугается. Меньше года назад она вырезала и сожгла город с помощью Тьмы. Будучи с разбитыми в крошево пальцами.
А теперь, как и в тот раз, за ней пришёл отец.
Глава 23
Она вышла в коридор, прижимая меч к яремной вене деревянной частью. С обсидиановой частью даже дрожь рук может выйти боком. А точнее фонтаном крови и быстрой смертью. Умирать же она не собирается. Движение в коридоре остановилось, Ваюна идёт словно в магическом пузыре, толкая перед собой бледных эльфов. За спиной копятся воины, что-то гортанно обсуждают.
— Они хотят тебя оглушить. — Пролепетал Алаан, жмущийся к спине девочки.
— Пусть попробуют. — Фыркнула Ваюна. — Как раз головой дёрну, вот потеха будет!
Через толпу пробился верховный жрец, разодетый в цветные перья и золотые браслеты. На поясе покачивается целая коллекция бронзовых и обсидиановых ножей. Остановившись, он что-то прорычал, размахивая руками. Толпа впереди расступилась, рассосалась по боковым коридорам. Ваюна прибавила шаг и слегка повернула меч, опасаясь, что нападут из слепой зоны.
Нет, она не хочет кончать с собой, но в случае смерти она теряет только жизнь. Эльфы же теряют всё.
Цена ошибки будет сдерживать, но и толкать на рискованные действия. По крайней мере, она сможет покинуть дворец. Мысли путаются, по лицу стекает вязкая кровь из разбитого лба. Тьма в груди ворочается и порывается наружу, украшения она срезала ещё на выходе из комнаты. Однако обсидиан в мече сдерживает Тьму ничуть не хуже.
Она пыталась понять, почему так, ведь обсидиан сама чернота. С чего бы Тьме его бояться? А потом осознала, что обсидиан рождён в яростном вулканическом огне. Он впитал в себя дикий жар и беспощадный свет.
Коридор ведёт к выходу, она уже чувствует сладкое дуновение свободы… Сладкое? На кончике языка действительно сладкий, с горчинкой, привкус. Голова закружилась… Сонный порошок?! Чем-то таким пользовалась Фарин, когда лечила раздробленные пальцы Ваюны. Без него боль оглушала и не давала уснуть. Девочка резко выдохнула и задержала дыхание… Алаан привалился к стене, медленно сполз на пол.
Ваюна резко обернулась к нему. Глаза эльфа закатились, из уголка рта стекает слюна. Девочка потянулась к нему, но лёгкие начало жечь, легко, но жар разрастается на всю грудь. Попятилась, кривя лицо в бессильной ярости, развернулась и побежала со всех ног. Свежий воздух обдул лицо, сорвал слёзы, выступившие в уголках глаз.
Она вырвалась из дворца, понеслась через ночь по широкой лестнице к мосту. Не замечая, как со ступенчатых стен за ней спускаются тени, сверкая белыми глазами и зубами.
Ожидала, что её попробуют остановить на мосту, но жрец решил не рисковать. Падение с высоты убивает ничуть не хуже меча.
На стороне города, обращений к джунглям, полыхает зарево пожара и ветер приносит вопли ярости. Ваюна обратилась к Тьме, умоляя ответить всем существом, и та отозвалась.
Он там!
Добежав до противоположного конца моста, резко развернулась и перерубила канаты. Мост качнулся, будто пытаясь ухватиться за каменные стены, и рухнул, понёсся по дуге к дворцовой стене канала. На том конце остановились воины в чёрном, те самые, что во время праздника прыгали с крыши на крышу и похищали детей.
Ваюна отшвырнула меч и в порыве чувств показала эльфа один из жестов, что так любит Элиас. А отвернувшись… позвала Тьму, впервые с момента похищения без сопротивления.
Застоявшийся монстр рванулся наружу, вырываясь изо рта, ушей и глаз, как клубы чёрного дыма. Вместе с этим её охватило чистое, так сильно похожее на чувство, когда в последний миг успеваешь в туалет, что все мысли смело ураганом. Монстр оформил тело, в лунном свете и отсветах пожара сверкнули кинжальные когти.
Совсем как тогда, в Арше. Ваюна отринула страх и целиком отдалась такой сладкой ярости и наслаждению от разрушения. Вот она, истинное устремление чудовища — сметать всё на своём пути! Жечь, разрушать и убивать! Чужие жизни существуют только для этого!
Сознание девочки растянулось, сплетаясь с Тьмой, загудело, как натянутая струна.
Ваюна сама стала чудовищем, но вместе с тем ощутила то, чего раньше даже не замечала. Мягкое тепло вдоль хребта, словно пригретое солнцем.
Начать восстание рабов довольно просто, просто дай выплеснуть их ярость. Дай возможность убивать хозяев. Все сложности начинаются после, когда вчерашние рабы, протрезвев, обнаруживают себя на пепелище, совершенно не зная, что делать дальше. К их несчастью, мне совершенно плевать на их судьбу. Они нужны только для отвлечения внимания, пока я ищу дочь.
Мимо пронеслись полуголые рабы, размахивая дубинами и бронзовыми мечами. Смяли отряд воинов ягуаров, задавив их мясом. Я остался в стороне, двигаясь больше по крышам, благо дома стоят тесно друг к другу.
Впрочем, это избавляет меня только от толкучки, по крышам также бегут рабы, а им навстречу воины-эльфы, но пока не одного, вооружённого деревянным мечом. Город занимается пожаром, горят деревянные пристройки к каменным домам и рынки. Улицы впереди полнятся убегающими эльфами, часть стремится к горам, часть в порт. А часть, к моему удивлению, присоединяется к бунтовщикам. Все они с красными как кровь волосами.
На меня налетел очередной ягуар, скорее всего, даже не заметивший отличия. Спустя секунду он полетел с крыши, распавшись пополам. Тело шмякнулось под ноги бегущим, исчезло под толпой. Желоба вдоль улиц наполняются кровью, и даже я, чувствуя нарастающее в воздухе напряжение. Словно перед грозой.
Вдали в центре, возвышает огромная пирамида, состоящая из брошенных друг на друга квадратов уменьшающегося размера. Её вершина горит почти солнечным светом, и ветер приносит протяжные песнопения. В отблесках чудятся призрачные фигуры, совершенно непохожие на человеческие или эльфийский. Само небо над замком закручивается спиралью.
Готов поклясться, Ваюна там.
Я ускорился, рыча и обливаясь потом. Бежать и прыгать с крыши на крышу довольно сложно, особенно в такой жуткой духоте. Особенно используя меч тьмы, боль от каждого призыва похожа на ледяные шипы, вонзающиеся в сердце…