Чудовищный рёв смёл другие звуки, зазвенел в ушах, разрывая барабанные перепонки. Я застыл, зажав руками уши, упал на колено. В стороне дворца вздымается чудовище, сотканное из тьмы и теней. Рядом с ним вспыхивает пожар горит даже сам камень. Совсем как в Арше!
Ваюна закричала, жар от сердца и хребта выплеснулся во все стороны волной жара. Тьма закрыла её от волны испепеления, но волосы всё равно затрещали, а слёзы вскипели в уголках глаз. Всё вышло из-под контроля и это не плохо. Больше хаоса — проще ускользнуть.
Она поплелась, скрытая клубами дыма, по улице, что быстро наполняется эльфами. Сначала несколько бегущих, затем десятки и сотни. Её толкают в плечи, норовят отбросить или затоптать. Все бегут от чудовища, а впереди встречная толпа. Ваюна невольно хохотнула, представив выражение лиц впереди бегущих. Вскарабкалась на крышу дома.
Тень разрослась и самозабвенно уничтожает город. Должно быть, кто-то умирает из-за неё. Ваюна села, переводя дыхание, по шее всё ещё течёт кровь. Саднит плечо. Должны ли чужие смерти её беспокоить? Её похитили и хотят убить, кучка сумасшедших каннибалов. Но всё же, те эльфы, что сейчас гибнут в пожаре или под поступью чудовища — виноваты ли они? Просто жили и даже про неё не знали. Ваюна фыркнула. А что ей оставалось делать? Сложить руки и помереть? Ну уж нет. Они для неё никто, и умирать за них, она не собирается.
Тяжело поднялась и обмерла. На соседней крыше стоит верховный жрец. Вместе с ним воины-каннибалы и… Алаан. Мальчишка связан, стоит на коленях и на плоскую крышу капает кровь.
— Далеко убежать. — Сказал жрец, хлопая в ладоши, указал на чудовище. — Большие проблемы доставила. Нехорошо.
Он щёлкнул пальцами и Алаана дёрнули за волосы, парень задрал голову, открывая заплаканное лицо с потёками крови. Всего лишь ребёнок, похищенный, так же как и она.
— Запечатай тьму. — Сказал жрец. — И мы пощадим его.
— Ты в своём уме? — Прорычала Ваюна.
Стиснула кулаки, глядя на жреца и пытаясь натравить на него Тьму. Чудовище не заметило призыва, слишком увлечённое разрушением. Словно пёс, засидевшийся дома и наконец врывавшийся на свободу.
Верховный Жрец покачал головой и взмахом руки отослал десяток воинов в сторону монстра.
— Думаешь, ты первая? — Сказал он, почти без акцента. — Такая уникальная, что смогла сбежать, что вырвалась из дворца и выпустила Тьму? Мы привыкли к такому, привыкли вас принуждать. Стоит моим воинам унять Тьму, и вы оба умрёте. К сожалению, сама Тьма ослабнет и жертвоприношение будет не столь эффективным. Так что сдавайся, и я всё сделаю быстро. А твой друг, будет жить. Я гарантирую.
Акцент почти исчез, но эльф всё ещё плохо ставит ударения и растягивает согласные. Словно собирается запеть.
— Пожалуйста… — Взмолился Алаан.
— Нет! — Закричала Ваюна. — Мой отец уже здесь!
— Ты про восстание? Оно уже седьмое за год. Стоит принести их всех в жертву, а потом набрать новых. Но раз ты отказываешься, начнём переговоры.
— Переговоры? — Озадаченно пробормотала Ваюна.
Каннибал склонился над Алааном, сверкнул бронзовый нож, и толмач взвыл. Забился в хватке, разбрызгивая кровь из обрезанного уха. Воин бросил кусок плоти в рот, прожевал. Всем видом демонстрируя изысканный вкус блюда.
Ваюна застыла, стиснув кулаки и глядя на бьющегося в агонии друга. Всё это время, он был единственным собеседником и не самым плохим. Жрец наблюдает за ней, качнул головой… бронзовый нож срезал ухо парня. Алаан взвизгнул, рванулся с такой силой, что почти вырвался, но его прижали к крыше. Наступили на спину и шею. Лицо вывернулось, и он вперил взгляд в девочку, отчаянный, полный слёз и мольбы.
— Пожалуйста…
— Нет.
Слова дались тяжело, а после них словно железная лапа сдавила сердце. Горячие слёзы скользнули по щекам. В стороне воины, вооружённые мечами из света, атакуют Тьму, отрезая куски, теснят. Монстр отбивается размашистыми ударами, но эльфы слишком юркие.
Жрец кивнул и дёрнул пальцем, под истошный вопль Алаана. Ваюна попыталась отвернуться, но тело сводит судорога ужаса. Нож вонзился в глаз. Толмач взвыл и обмяк в хватке, скуля, как побитый пёс. Жрец сел рядом с ним на корточки, достал крохотный мешочек. Схватил парня и посы́пал на раны и в рот блестящим порошком. Повернулся к Ваюне:
— Это средство усиливает чувства и не даёт потерять обморок. Даже прикосновение пера будет ощущаться как удар ножом.
В подтверждение слов Алаан завыл, задёргался, а изо рта пошла пена.
— Нет…
Тень достала одного эльфа и того развеяло по воздуху красным туманом. Остальные отступили, заметались меж языков огня. Чудовище тоже понесло урон и стало ниже.
— Уверена? — Спросил жрец, хлопая Алаана по окровавленной щеке. — Он ещё может жить, пусть не полноценно, но даже это лучше смерти. Да почти всё лучше смерти.
— Пожалуйста… Ваюна… пожалуйста!
— Нет… боги… прости…
— Люблю переговоры. — Кивая, сказал Жрец.
В этот раз вопль Алаана заглушил рокот пожара и рёв чудовища. Каннибалы взялись за его спину и ноги. С каждым «нет», отнимая у парня что-либо. Он уже не может даже говорить связно, но единственный глаз смотрит на Ваюну.
— Пож… а… л… у…
Она сжалась в комок, почти готовая завопить от бессилия, согласиться со жрецом. Но что тогда? Она умрёт, а все страдания Алаана словно напрасны. Ведь она могла остановить его мучения сразу, не доводя даже до боли…
— Нет!
Жрец повернулся к ней, как и воины, медленно поднялся во весь рост. Ваюна сжалась в комочек, прижала кулачки к груди… На плечо опустилась твёрдая как камень ладонь. Над головой загремел звенящий от холодной ярости голос, такой знакомый…
— Ты с первого раза не расслышал? Моя дочь отказывается.
Глава 24
Эльфы отпрянули от заложника, глядя на меня круглыми глазами. Горячий ветер пронёс между нами рой искр и тлеющего пепла. Я властно завёл Ваюну за спину, встал у края крыши, расправив плечи и глядя на ушастых исподлобья. Пленник, совсем молодой эльф, остался лежать в луже собственной крови. Уши ему обрезали до человеческих, единственный глаз смотрит на меня и на Ваюну с ненавистью человека, прошедшего через ад.
Жрец оправился первым, рявкнул, указывая на меня, и двое эльфов прыгнули, занося деревянные мечи… Я махнул левой рукой, с зажатым солнечным алмазом, и световой клинок рассёк их. Половинки, потеряв изначальный импульс, врезались в край крыши и посыпались на головы бегущих внизу. Я закрутил солнечный меч, чувствуя, как тепло от него струится по венам, обвивает позвоночник, подбираясь к шее. Усталость испаряется, но и Тьма забивается в самые глубины. Почти чувствую, проталкивается через органы.
Остальные эльфы замерли, готовые к прыжку, растерянно оглядываясь на жреца. На лицах проступило недоумение, перерастающее в религиозный ужас. Видят боги, я и сам хочу посмотреть на рожу Геора, когда перед ним проделаю этот трюк. Хотя у него будет много и других поводов удивляться. Например, его внук, верховодящий Бессмертным Легионом.
Уголки губ против воли поползли вверх, открывая белоснежные зубы, что так ярко контрастируют с успевшей загореть кожей. Я хохотнул, облегчение от встречи с дочерью ослабило контроль над эмоциями. За первым смешком последовал новый, ещё сильнее, пока я не начал хохотать во весь голос.
Часть эльфов попятилась, игнорируя выкрики жреца, бросилась бежать. Против меня остался десяток, с затравленными лицами. Словно само их божество встало против них.
— Не знаю, как ты овладел Светом, — прорычал жрец, указывая на меня пальцем. — Но этот трюк тебе не поможет!
— О, так ты говоришь на моём языке.
— Речь рабов иногда полезна! — фыркнул эльф. — Ты не понимаешь, во что влез! Девочка должна умереть, иначе погибнут все! Не только в этих землях, весь мир!
— Правда?
Я склонил голову к плечу, наблюдая за мимикой жреца. У нелюдей она бывает очень экспрессивна. Тот воздел руки к небу и луне, лицо исполнилось святости. Такое выражение бывает у свято уверенных в своей правоте. С такими лицами против меня шли герои.
— Видит Свет, мне нет смысла врать! Только её смерть и взращённое в ней сияние способны сдержать Тьму.
— Вот оно как… — протянул я, глядя эльфу в глаза. — Я тебе верю.
За спиной дёрнулась Ваюна, попятилась, но я, не глядя, придержал за плечо. Ветер нарастает, и целые пласты воздуха, переборов ветер, тянутся к подступающему пожару. Языки пламени пляшут в такт воплям толпы и рёву монстра, что крушит другую часть города.
— Отдай её, ещё не поздно, мы совершим ритуал. Ты ведь чувствуешь, как она ворочается под городом? Она ведь являлась к тебе!
— Он, — поправил я и покачал головой. — Знаешь, даже как-то обидно, что в облике мужика явилась.
— Не тяни время, его мало.
— Да… да, — вздохнул я и покачал головой. — Ты предлагаешь мне выбор истинного героя. Выбор, презревший личное… увы, я злодей.
Я метнулся через промежуток между крышами, обрушил на защитников жреца сияющее лезвие. Солнечный алмаз почти истощился, и клинок укоротился до размеров полуторника. Деревянные мечи, что рубили мёртвую сталь, как вязкую глину, взлетели навстречу и… рассы́пались. Дерево обратилось в пепел, а обсидиановые пластины посыпались под ноги.
Сияющий клинок врубился в плоть, прошёл насквозь, но на меня с боков бросились другие. Эти умнее, стараются бить в открытые места, избегая солнечного меча.
В первую встречу они меня одолели, используя засаду и то, что моё оружие было бессильно. Вот только даже тогда они потеряли половину отряда! Сейчас же все карты у меня! Всю жизнь я сражался против героев, чудовищ в человеческом обличии, поцелованных Светом, обласканных богами войны. Я победил их всех.
Что для меня кучка эльфов-каннибалов, привыкших убивать беззащитных?
Ничто!
Заложника щедро залило чужой кровью, он застонал, когда рядом упал разрубленный мучитель. Ярость в единственном глазе сменилась суеверным ужасом.