Черных встретила его возмущенным рассказом:
– Ты представляешь, Сергей, у меня ночью был обыск!
– Как?! Кто посмел?! – обомлел сыщик.
– Слушай дальше. Через час после того, как ты ушел от меня, в дверь постучались. Я еще подумала, что это ты, поэтому через дверь крикнула: «Сергей, это ты?» Но в ответ я услышала женский крик: «Немедленно открывайте, это администратор гостиницы!» Я открыла дверь, в комнату ворвались две женщины, одна из них коридорная, и с криком: «Где он?!» учинили обыск, заглянув под диван, в ванную комнату, в шкаф. Я ошарашенно спрашиваю: «Вы кого ищете?», а они продолжают кричать: «Где тот мужчина, который зашел к вам в номер?» Я тут начинаю понимать, в чем дело, и говорю: «Это мой сослуживец, он живет в этой же гостинице, только этажом ниже. Мы вечером попили чай, потом он ушел спать к себе в номер». Услышав это, администраторша уничтожающе посмотрела на коридорную, и обе женщины озадаченно покинули номер. Я им еще кричу вслед: «А извиняться?» Ничего не сказали, ушли.
– Они подумали, что мы любовники, и хотели содрать деньги, поймав нас в постели, – угадал коварные намерения работников гостиницы сыщик. – В противном случае составили бы акт и шантажировали, что сообщат на работу. Хотели впаять аморалку…[5] Все, я иду скандалить!
– Не надо никуда ходить и скандалить, – удержала она его. – Пусть это будет на их совести. Но настроение, конечно, подпортили. Представляешь, они приняли меня за женщину легкого поведения! По себе судят!
– Если ты женщина легкого поведения, то самая красивая из них, – пошутил сыщик, чем вызвал искренний смех у следователя:
– То обзовешь меня шизофреничкой, то женщиной легкого поведения… Прикинь, они думают, что мы с тобой любовники!
Сыщик подсел к ней поближе и, мечтательно вздохнув, проговорил с шутливой улыбкой:
– Лучше быть, чем слыть, а, Марина Станиславовна?
Черных со смешинкой в глазах сунула кулак под нос сыщика:
– Я тебя покажу: «быть», «слыть»! Я мужа люблю, и никто другой мне не нужен!
– Все, все, – смеясь, отпрянул от нее оперативник. – Я тоже люблю жену, и никакая другая женщина мне не нужна!
О своем давнем разладе с женой Соколов никому не рассказывал, а уж женщинам тем более, боясь вызвать у них жалость к своей персоне.
Итак, настроение было восстановлено, работникам гостиницы не удалось испортить доброе расположение духа путешественников.
Сначала решили проверить военный комиссариат, но там никаких сведений о Левчуке не было обнаружено. Затем они направились в адресное бюро и паспортный стол. Кроме того что Левчук был прописан и выписан с адреса по улице Советская, девятнадцать, других данных в адресном бюро не было.
Выйдя на улицу, сыщик озадаченно протянул:
– С военкоматом все ясно, в семьдесят пятом ему было уже пятьдесят пять, не надо становиться на воинский учет. А откуда он прибыл в Киев и заселился в это общежитие – никаких сведений. Он что, свалился с Луны?
– Может быть, Таганрог нам что-то даст, откуда он свалился в Киев, – задумчиво произнесла Черных. – Нам остается проверить Киевский речной порт, где, по словам Соломоновны, он работал. Старушке можно поверить, поскольку Левчук… тьфу, неизвестный, и у нас тоже какое-то время работал в речном порту.
Киевский речной порт оказался огромным конгломератом из всевозможных строений, складов и ангаров, с высящимися вверх исполинами-кранами, бесконечным количеством контейнеров, складированных друг на друга в десять рядов. Путникам составило немало труда в лабиринтах строений найти отдел кадров. Грузная женщина пожилого возраста по фамилии Крайко, изучив удостоверения прибывших, хмыкнула:
– Из Якутии? Моя сестра живет в Алдане. Давно она там, с пятидесятых годов…
– Украинцев у нас много, – кивнул сыщик с улыбкой. – Якутия их вторая родина.
– Итак, что вас интересует? – осведомилась женщина.
– Извините, как вас зовут? – спросила ее Черных.
– Клара Тимофеевна.
– Клара Тимофеевна, нас интересует некто Левчук Василий Игнатьевич, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, уроженец Белорусской ССР. Он до семьдесят пятого года должен был работать у вас.
– А кем он работал? – спросила Крайко.
– Этого мы не знаем, поэтому и пришли к вам.
– Надо копаться в архиве, – задумчиво произнесла женщина и предложила: – Как раз обед. Вы пока сходите в столовую порта и отобедайте, а после обеда встретимся, к этому времени все материалы по Левчуку будут у меня на руках.
– Отлично, мы уже проголодались! – обрадованно воскликнул сыщик. – Клара Тимофеевна, как нам найти столовую?
– Приятного аппетита, вам понравится, как тут кормят, – напутствовала их женщина, объяснив, где находится столовая. – Наш общепит самый лучший в городе.
Меню столовой соответствовало ресторанному. Пообедав салатом из свежих овощей и зелени (разве на Севере в это время такое возможно?!), настоящим украинским борщом, антрекотом с картошкой фри, Соколов, не насытившись такими вкусностями, поинтересовался у Черных:
– Марина, добавки не хочешь? Я там видел котлеты по-киевски, хочется попробовать, что это такое и с чем его едят.
– Я пас, уже наелась, а ты возьми себе, – отказалась она. – Котлеты по-киевски я когда-то пробовала, очень вкусно.
После замечательного обеда они, чтобы скоротать время, прогулялись по набережной Днепра, любуясь его красотами.
– Редкая птица долетит до середины Днепра, – рассмеялся сыщик, вспомнив Гоголя. – Должно быть, птица дохлая, или это была курица? Наша Лена раз в десять шире, но птицы ее пролетают одним взмахом крыла.
– Гоголь это сказал иносказательно, чтобы подчеркнуть величие и красоту реки, происходившие вокруг нее славные события, – поучающе объяснила Черных, на что сыщик разразился смехом:
– Думаешь, что я так прямолинейно все воспринимаю? Кстати, по литературе у меня в аттестате единственная «пятерка». Просто лучше нашей Лены нет реки на свете.
– Это само собой разумеется, – кивнула она. – Лена – на то она и Лена.
У Крайко документы уже лежали на столе. Она взяла их в руки и стала читать:
– Левчук Василий Игнатьевич, пятнадцатого февраля тысяча девятьсот двадцатого года рождения, уроженец города Бобруйска Белорусской СССР, устроился работать в Киевский речной порт в качестве такелажника в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Работал хорошо, имеет несколько поощрений. Был прописан по адресу: город Киев, улица Советская, девятнадцать, комната девять. В семьдесят пятом году ему, как фронтовику, выдали путевку в санаторий Трускавца. Далее непонятно, он значится уволенным за прогулы. Трудовой книжки в деле нет, значит, он ее забрал.
– Ничего нового, – покачала головой Черных и спросила: – Клара Тимофеевна, сможете нам рекомендовать для разговора кого-нибудь из старых рабочих-такелажников, которые работали с Левчуком?
– Даже не знаю, – озадаченно проговорила женщина и взялась за телефон, объяснив: – Звоню начальнику участка, он руководит этими такелажниками.
Когда на том конце подняли трубку, она спросила:
– Александр Сергеевич, вы с какого времени работаете у нас?
Тот что-то ответил, женщина, прикрыв ладонью трубку, шепнула Черных:
– Этот не подойдет, он пришел к нам в семьдесят девятом.
Далее она спросила у мужчины:
– А кто у нас есть из старых? Кто работает с конца шестидесятых.
Мужчина что-то ответил, Крайко с его слов карандашом вела запись. Положив трубку, она протянула Черных лист бумаги:
– Поговорите с этим человеком, он должен знать вашего Левчука. Недавно ушел на пенсию, адрес я указала. С богом!
Прежде чем выйти, Соколов бросил взгляд на бумагу с адресом и поинтересовался:
– Как добраться до Белой Церкви? Это далеко отсюда?
– Километров восемьдесят, автобусы туда ходят три раза в день. А можете на такси.
– Нет, мы на автобусе, – ответил сыщик, закрывая дверь отдела кадров.
Выйдя на улицу, сыщик предложил:
– Марина, давай в эту Белую Церковь поедем завтра утром. Если мы сейчас поедем последним автобусом, то как ночью возвращаться обратно? Таксисты с нас все деньги вытянут.
– Деньги надо беречь, впереди Таганрог, – согласилась она. – Пусть будет по-твоему, сегодня остаток дня отдохнем. Вечером можем сходить на новый фильм – «Вокзал для двоих». Говорят, очень хорошее кино, играют Гурченко, Михалков.
– Я тоже обратил внимание на афишу, когда вчера гуляли по Крещатику. С удовольствием посмотрел бы этот фильм, – обрадовался сыщик.
– Вот видишь, мы думаем одинаково, – улыбнулась Черных. – Решено, идем в кино!
Вечером после кино, направляясь в гостиницу, Соколов поинтересовался:
– Марина, где будем ужинать – у тебя или в буфете?
– Я уже боюсь приглашать тебя в номер, – покачала она головой. – Устроят нам провокацию, а потом докажи, что ты не верблюд. Нет, будем ужинать в буфете.
После ужина они разошлась по номерам, но вскоре к Соколову постучались. Открыв дверь, он увидел счастливо улыбающуюся Марину.
– Сергей, пойдем ко мне в номер.
– А что случилось? Опять?!
– Пойдем, словами не расскажешь.
Сыщик в недоумении последовал за следователем. Она, открыв дверь номера, пропустила сыщика вперед. То, что он увидел там, ввело его в замешательство: на столе шикарный букет из желтых роз, поднос, полный всевозможных фруктов. Весь этот ансамбль завершала бутылка замечательного игристого вина Абрау-Дюрсо.
– Желтые розы – знак примирения, – счастливо рассмеялась Марина. – Они поняли свою ошибку и решили извиниться.
– А не провокация ли это? – насторожился сыщик, по роду своей профессии обязанный подозревать всех и вся.
– Да нет, Сергей, все нормально, расслабься. После буфета я пришла в номер и увидела вот эту картину. Сначала подумала, как и ты, что готовится провокация, сейчас придут и заактируют факт передачи взятки в виде фруктов и цветов, поэтому решила опередить события и вызвать администратора. В это время раздается стук в дверь. Подумала, что сейчас налетят твои коллеги, ткнут лицом в пол и оформят протокол. Тут дверь открывается, а там стоит и плачет вчерашняя коридорная. Я спрашиваю, в чем дело. Она плачет и просит извинения за ночной случай. Из ее рассказа я поняла следующее: ей вменено в обязанности следить, чтобы после одиннадцати вечера в номерах не было посторонних людей. Вчера она подумала, что ты остался ночевать у меня, и доложила об этом администратору. Они вдвоем провели у меня обыск, а когда поняли, что опростоволосились, администратор доложила о ночном инциденте директору, упомянув о том, что коридорная ввела его в заблуждение. Директор справился обо мне и, узнав, что я следователь прокуратуры, поставил условие перед администратором – если дело не будет улажено мирным путем, она будет уволена с работы и, соответственно, коридорная пойдет следом. Я сначала хотела стать в позу, но женщина так умоляла меня, с плачем рассказывая, что воспитывает троих малолетних детей и, в случае увольнения, она не сможет их прокормить. Услышав про бедных детей, я растаяла и велела убрать подарки прочь, упрекнув ее в том, что деньги надо тратить на детей, а не на подкуп должностных лиц. Тут она стала плакать еще громче, объясняя, что подарки эти от директора гостиницы и, если я их не приму, это будет означать, что я не простила, в этом случае ей увольнения точно не миновать. Немного поворчав, я отпустила женщину с миром.