Эхо ненависти — страница 18 из 31

– Слушай, инкогнито хренов! – не выдержав, выругался сыщик. – Это не все, что мы нашли. Нам известно минимум о четырех убийствах, которые ты совершил с сорок седьмого по семьдесят пятый год. Мы у тебя все вытянем, сколько за тобой еще трупов! В каком полку служил?! Где был во время войны?! Где родился на Украине?!

Арестованный помотал опущенной головой и упрямо повторил:

– Мне не о чем говорить с вами. И от допроса отказываюсь, никакой протокол не буду подписывать.

– Перероем всю Украину, но ведь найдем же твою подлую сущность, – пригрозил ему сыщик напоследок.

– Пожалуйста, ройте, – усмехнулся арестованный, прежде чем выйти с конвоиром из следственного кабинета.

Оставшись вдвоем, Черных огорченно произнесла:

– Вот и все, он никогда не назовет свое подлинное имя.

Прежде чем покинуть следственный изолятор, следователь зашла к начальнику и оставила там протокол о том, что отныне арестованный Левчук Василий Игнатьевич будет именоваться «Неизвестным».

Начальник тюрьмы, уже не Семаков, почесывая затылок, протянул:

– Ну и дела! Впервые сталкиваюсь с таким случаем. А что, нельзя было хотя бы до суда оставить прежнее имя, а то сейчас такая волокита с изменениями анкетных данных арестованного?

– Понимаете, он присвоил себе имя настоящего фронтовика, которого на родине до сих пор некоторые считают причастным к убийству, – объяснила ему Черных. – Мне совесть не позволяет, чтобы этот неизвестный преступник далее продолжал осквернять честное имя ни в чем не повинного человека – героя войны.

– Тогда понятно, – соглашаясь, кивнул офицер. – Сегодня же распоряжусь, чтобы внесли изменения в анкету арестованного.

Расставаясь с сыщиком, Черных грустно промолвила:

– Следствие продлила до восьмого сентября. Если к этому времени не установим личность преступника, то не знаю…

– Я разошлю запросы по всей Украине, – пообещал ей сыщик. – Если надо будет, попросим Комитет государственной безопасности, чтобы пробили по своей линии. Чует мое сердце, наш фигурант что-то натворил во время войны. Дезертир? Но их всех амнистировали. Нет, тут что-то посерьезней.

В тот же день, отправив письма с фотографиями неизвестного преступника во все областные центры Украины, Соколов окунулся с головой в свою непосредственную работу. В его отсутствие произошло несколько тяжких преступлений, в том числе убийство, которые остались нераскрытыми, и начальник уголовного розыска каждодневно спрашивал сыщика о ходе расследования этих дел.

Однажды в конце июня случилось так, что дежурства Соколова и Черных совпали, и они в составе следственно-оперативной группы выехали на место обнаружения трупа. Вечерело. Тело неизвестного мужчины, наспех закиданное ветками, лежало на дне лесного оврага на окраине города. Голова трупа представляла собой кровавое месиво, по всему телу наблюдались кровоподтеки. Очевидно, мужчину крепко избили, а затем, осознав, что он мертв, решили таким образом избавиться от улики, то есть от тела.

Увидев на плече потерпевшего татуировку в виде церкви с тремя куполами, сыщик произнес во всеуслышание:

– Ранее судимый. Судя по портаку[7], человек сидел не раз, имеет минимум три ходки[8].

– Это ты определил по татуировкам? – спросила его Черных.

– Да, – кивнул оперативник. – Количество куполов соответствует количеству судимостей.

– Посмотрим, насколько ты прав, – улыбнулась ему Черных. – Раз судимый, значит, его пальцы имеются в информационном центре.

Понаторевший в раскрытии таких случаев сыщик сразу смекнул, что убийство, скорее всего, совершено на бытовой почве, и, чтобы найти преступника или преступников, достаточно установить личность потерпевшего. Попросив эксперта-криминалиста снять отпечатки пальцев с трупа, сыщик предупредил следователя:

– Марина Станиславовна, я поехал в информационный центр, после чего заеду к вам в прокуратуру.

В информационном центре его встретила дежурный сотрудник Исайкина, которая, повозившись полчаса с картотекой, победоносно сообщила:

– Установила! Чугунов Владимир Карлович, сорок седьмого года рождения, уроженец города Астрахань. Ранее судим трижды, освободился два месяца назад.

Поблагодарив женщину, Соколов пришел в свой кабинет и оттуда позвонил оперативнику Кривогорницыну, который возглавлял аналитическую группу уголовного розыска и знал поименно почти весь криминальный элемент города. Его группа вела строгий учет всех судимых, которые освобождались из мест лишения свободы, собирала в отношении них оперативную информацию, что не раз помогало в раскрытии тяжких преступлений.

Кривогорницына он нашел дома.

– Алексей, здравствуй, – поприветствовал его Соколов. – Нужна твоя помощь.

– И в чем же, Сергей?

– Нашли труп. Я пробил его по пальцам – некто Чугунов Владимир Карлович…

– Чугуна убили! – воскликнул Алексей, не дав договорить сыщику. – И где его нашли?!

– В лесу за городом.

– Записывай адрес, где он обитал в последнее время. Частный дом, там живет «Не буди» – Тимофеев Аркаша, вместе сидели с Чугуном. У него старый «москвичок», на нем и вывезли труп. Возьми его, не ошибешься.

– Как я понял, «Не буди» его кликуха?

– Да, у него на веках татуировка, когда закрывает глаза, проглядывается надпись: «Не буди». Оттуда и погоняло[9].

Получилось так, как и сказал Кривогорницын: в доме у Тимофеева было обнаружено множество следов преступления, последний отпирался недолго и во всем признался. Оказалось, Тимофеев со своим бывшим подельником Чугуновым во дворе дома распивали спиртные напитки, в ходе чего между ними произошла ссора, переросшая в драку. Тимофеев схватил палку и избил ею своего собутыльника до смерти. Когда он понял, что тот уже не дышит, на своем «москвиче» вывез тело за город и спрятал в овраге, но не прошло и суток, как дети случайно наткнулись на страшное захоронение.

В полночь вместе с задержанным Соколов явился в прокуратуру. Черных находилась на месте, послушав доклад сыщика, мечтательно воскликнула:

– Вот так бы в течение нескольких часов устанавливались личности всех неизвестных лиц! А мы возимся и возимся с этим лжефронтовиком и никак не можем выяснить, кто он такой!

Допросив и отправив подозреваемого в КПЗ[10], Черных и Соколов глубокой ночью повели разговор о лже-Левчуке.

– Уже месяц, как отправил запросы на Украину, но до сих пор нет никаких данных о личности арестованного, – посетовал сыщик. – Очевидно, так и будет, никакого ответа мы не дождемся.

– Вряд ли дождемся, – вздохнула следователь. – Кто его сейчас сможет опознать по фотографии? Он же постарел, прошло почти сорок лет, как он изменил имя. Даже родственники, если таковые сохранились, не смогут его, наверное, узнать.

– Что ж, совершим прецедент? – улыбнулся сыщик. – В суд отправим дело на Безымянова?

– А что мне остается? – развела руками следователь. – Если до сентября не установим его личность, в последний раз продлю до декабря и, зажмурив глаза, отправлю дело в суд.

– Интересный фигурант, – покачал головой сыщик. – Не боялся же всю жизнь отправлять письма генсекам, рискуя быть изобличенным в еще более тяжких преступлениях. Если бы на его пути попался такой следователь, как ты, Марина, он бы закончил свои кровавые похождения гораздо раньше.

– Погоди, Сергей, наперед не говори, – рассмеялась она. – Надо сначала его осудить, вот тогда и похвалишь меня. Кстати, я отправила официальное письмо в Бобруйский военкомат о том, что Левчук Василий Игнатьевич является честным человеком и никогда не привлекался к уголовной ответственности. Соответствующие сведения направила и в Москву, в Главный информационный центр, чтобы убрали данные о судимости.

– Вот это хорошее дело! – обрадованно воскликнул сыщик. – Надеюсь, Бобруйский военкомат повторно направит представление в Москву о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Пусть посмертно, но справедливость должна восторжествовать!

– Я тоже надеюсь на это, поэтому и поторопилась с письмами. Жена при жизни должна успеть подержать эту медаль в руках, а внуки гордиться своим героическим дедушкой.

– Было бы здорово, – мечтательно произнес сыщик. – Тогда можно смело сказать, что в ту командировку мы с тобой съездили не зря и государственные деньги не брошены на ветер.

Сыщик засобирался к себе на работу и вдруг, вспомнив о чем-то, попросил следователя:

– Марина, покажи письмо этого… арестованного к Андропову. Никак не могу до сих пор прочесть. Интересно, что он там пишет?

– Да ничего интересного, как обычно, – махнула она рукой и переспросила: – Тебе дать письмо?

– Дай, почитаю. Просто интересно посмотреть на четвертое письмо генсекам. Когда такое в жизни еще увидишь?

Следователь порылась в сейфе, извлекла оттуда лист бумаги и протянула сыщику.

– Вот оно, скандальное письмо, из-за которого получила взыскание от прокурора.

Сыщик взял в руки двойной тетрадный лист бумаги, заполненный рукописным текстом тем же каллиграфическим почерком, как и предыдущие обращения, с единственной разницей, что это был оригинал, а не копия письма. В углу письма виднелся штамп секретариата ЦК КПСС с входящим номером и резолюцией некоего Кондрашова: «Полтавченко Г. Разобраться и доложить по существу обращения. 28.04.83 г.»

Черных занималась упорядочиванием документов очередного уголовного дела, попавшего в ее производство, Соколов сел за соседний стол и стал читать:

Уважаемый Юрий Владимирович!

Пишет Вам участник Великой Отечественной войны, фронтовик-орденоносец Левчук Василий Игнатьевич.

Родился я в (зачеркнуто) в городе Бобруйске Белорусской ССР. Когда началась война, взял в руки винтовку и встал на защиту своей Родины от немецко-фашистских захватчиков.