– Из Ростова-на-Дону. Там в институте и познакомился со своей будущей женой. А теща моя форменная бандеровка, да и тесть из того же теста. Теща трезвая ничего, а как зальет горилки в свою луженую глотку, кричит благим матом: «Москаля на ножи!» Это она меня «москалем» кличет, а я ведь тоже украинец, мои родители с Донбасса… Разные мы, а вроде бы одна нация.
– Тяжело тебе тут! – прыснул со смеху Соколов. – Теща тебя когда-то обязательно посадит на нож!
– Ничего, прорвемся, – бодро махнул рукой местный сыщик и спросил: – Сколько у тебя с собой фотографий этого неизвестного?
– Пятьдесят штук.
– Дай текстовку к фотографии. Скомандую, чтобы размножили, а мы тем временем организуем контрольную встречу с моим агентом. Хоть увидишь вживую настоящего бандеровца.
– Успел я увидеть украинских националистов в Якутии. После войны ссылали их к нам.
– Тюрьма без решеток? – рассмеялся Богдан. – Ну ничего, еще раз увидишь – мой агент уникальный экспонат.
Соколов, присев за стол, стал составлять текст ориентировки:
Устанавливается личность неизвестного пациента, находящегося в Киевском психиатрическом диспансере. У больного полная потеря памяти, он не может назвать своего имени и места проживания.
Его приметы: чуть выше среднего роста и телосложения, волосы с сединой, возраст примерно 60–65 лет. Внешность соответствует фотографии.
Лиц, знающих данного гражданина, прошу сообщить об этом в милицию.
Когда он закончил писать текст, Богдан вызвал в кабинет молодую девушку.
– Составь из этого текста и снимков фотоориентировки в количестве пятидесяти экземпляров и расклей в многолюдных местах города, – приказал он ей и кивнул Соколову: – Сергей, познакомься, младший инспектор уголовного розыска Ковальчук Ганна.
Когда Соколов увидел девушку, сердце у него затрепетало от волнения: перед ним стояла симпатичная девушка с длинной светлой косой, заплетенной вокруг головы, одетая в деловой костюм.
«Хорошенькая, – думал сыщик, во весь рот улыбаясь девушке. – Улыбнулась в ответ… Смутилась и покраснела… Эх, познакомиться бы с ней!»
Объяснив Ганне, как лучше составить ориентировку, Соколов с Богданом выехали к агенту последнего.
По пути Соколов как бы ненароком поинтересовался:
– Ганна давно работает?
– Только начинает. После средней школы милиции.
– Красивая, – мечтательно произнес сыщик. – Наверное, уже замужем, такие в девках не задерживаются.
– Нет, она не замужем, – обрадовал его Богдан. – Ей всего-то будет двадцать, все впереди.
По дороге к агенту местный оперативник предупредил Соколова:
– Сергей, скажешь, что приехал с проверкой из Киева, мол, организуешь контрольную встречу с негласными сотрудниками на предмет выдачи им денежного вознаграждения. А то тут некоторые только на бумаге выдавали агентам деньги, а все присваивали себе. Во Львове арестовали нескольких оперов за такие махинации.
– Федорчук рьяно взялся за милицию, – усмехнулся Соколов. – Как бы не выплеснул ребенка вместе с водой. И у нас идут такие проверки, есть случаи, когда пострадали самые рабочие опера.
– У нас всегда так, из одной крайности бросаемся в другую, – вздохнул Смаглюк и предостерег сыщика: – Ты про фашистское прошлое агента не спрашивай, а то обидится и вообще не будет с нами разговаривать.
Сыщики незаметно подошли к частному дому наподобие мазанки. Зайдя во двор, Богдан постучал в открытое окно и негромко крикнул:
– Опанас, выходи, это я, Богдан.
Вскоре перед операми предстал осведомитель милиции во всей своей красе! Увидев его, Соколов оторопел от неожиданности. Это был гоголевский Пацюк! С чубом на голове, со свисающими усищами, в рубашке-вышиванке и в широченных шароварах, он словно сошел с экрана кино, чтобы поселиться в этом маленьком украинском городке.
Агент напряженным взглядом обвел прибывших и недовольно поинтересовался, обращаясь к местному оперативнику:
– Богдан, кого ты ко мне привел?
«Конспирируется, – подумалось Соколову. – Немецкую вышколенность не пропьешь!»
– Опанас, не бойся, это мой начальник из Киева, – успокоил его Смаглюк. – Приехал к нам с проверкой, хочет встретиться с агентурой, задать кое-какие вопросы.
– Какой я «агентура»? – презрительно хмыкнул Опанас. – Добровольно помогаю органам, да и все…
«Ага, при гестаповцах соглашался именоваться “агентурой”, а теперь “добровольный помощник”, – про себя ухмыльнулся Соколов. – Как себя ни назови, везде ты работал за те же тридцать сребреников… Интересно, сколько же он получал в рейхсмарках? Эх, Богдан запретил говорить на эту тему!»
Смаглюк стал докладывать «проверяющему из Киева»:
– Товарищ майор, познакомьтесь: мой агент, псевдоним «Чубатый». Согласился сотрудничать с милицией полтора года назад. За это время с его помощью раскрыто девять квартирных краж, в основном через места купли-сбыта краденого, один угон мотоцикла, грабеж из магазина, изъято три единицы огнестрельного оружия, в том числе боевой парабеллум, ликвидированы три точки по изготовлению самогона. За полгода ему выплачено денежное вознаграждение в сумме ста восьмидесяти рублей – шесть раз по тридцать рублей.
– Скажите, вы деньги получили в полном объеме? – спросил агента Соколов. – Не задерживали с выплатой? Не заставляли подписывать расписки без выдачи денег?
– Все нормально, начальник, – ответил Опанас, продолжая с подозрительным прищуром наблюдать за вновь прибывшим опером. – С Богданом у нас хорошие отношения, помогаем друг другу.
– Это хорошо, что хорошие отношения, – одобрительно закивал Соколов и, стараясь не допустить иронии в голосе, проговорил: – Делаем же одно дело…
С этими словами Соколов достал из нагрудного кармана фотографию неизвестного и протянул агенту:
– …вглядитесь в снимок, может быть, узнаете в нем своего земляка.
Опанас долго вертел в руках фотографию, то приглядываясь издалека, то поднеся ее к самому носу, а потом решительно помотал головой:
– Нет, такого человека не знаю. А шо он сделал?
– В Киеве лежит в психбольнице. Потеря памяти.
– Нет, не знаком мне этот человек.
Агент хотел вернуть снимок назад, но Соколов помахал рукой:
– Нет, нет, оставьте себе, покажете своим знакомым – вдруг кто-то опознает. Тогда сразу бегите к Богдану. Если все подтвердится, получите деньги сверх своей зарплаты.
Опанас бережно погладил фотографию и отправил ее в карман широких штанин.
Поговорив с агентом на отвлеченные темы, сыщики попрощались с ним и направились в райотдел милиции.
4
Отойдя на почтительное расстояние от дома осведомителя, Соколов восхищенно покачал головой:
– Колоритный бандеровец!
– Да, идейный националист, во время войны в открытую не выступал против Советской власти, а негласно сотрудничал с немцами.
– А как он спалился перед НКВД? До сих пор был бы агентом американской разведки, ведь все немецкие прихвостни попали под их крыло. Хотя нужен он американцам, как собаке пятая нога.
– Черт его знает, – почесал голову оперативник. – Как он сам рассказывает, в сорок четвертом, когда наши освободили Львов, нашли его агентурное дело, где он гестаповцам сдал зарождающееся подполье из трех человек в Бориславе. Чекисты его чуть не расстреляли, но в конце концов осудили на пятнадцать лет.
Слушать все это для Соколова было диковинно, он впервые видел настоящего предателя Родины, такое ему встречалось только в фильмах, где провокатора обязательно постигала суровая кара народного гнева.
Он недоуменно поинтересовался:
– И он спокойно про все это рассказывает? По его доносу, скорее всего, расстреляли людей, а он здравствует до сих пор. А КГБ не предъявляет претензии, что такие люди сотрудничают с нами?
– А что поделаешь, тут половина такие – бывшие бандеровцы. Некоторые попали под амнистию, некоторые отсидели свое, так что теперь они обычные граждане нашей страны. Сергей, ты же вербуешь бывших убийц и разбойников к сотрудничеству? Вот и мы так.
– Эти убийцы и разбойники все-таки наши люди, советские. Они могут исправиться и стать достойными гражданами, а эти… Они же настоящие враги и всегда готовы воткнуть нож в спину.
– Согласен. Они никогда не приемлют советскую власть и при определенном стечении обстоятельств история с бандеровщиной может повториться. И я даже знаю точно, что повторится.
– И что делать? – развел руками Соколов. – Смотреть, когда все случится снова? Опять эти ночи длинных ножей?
– А ничего нельзя уже сделать. Ход истории трудно переломить. Бандеровца перевоспитать невозможно, он тоскует по панским временам, мечтает быть холуем у европейцев. Что поделаешь, «самостийная Украина в едином строю на равных с цивилизованными европейскими государствами» – его мечта. Одним словом – со свиным рылом в калашный ряд. Ждут его в этой Европе с распростертыми объятиями!
Богдан досадливо махнул рукой и сплюнул на землю.
– Ну, Опанас, конечно, «европеец», – с сарказмом усмехнулся Соколов. – Самое большее, что ему доверят там, – подметать дворы.
За разговором сыщики не заметили, как подошли к райотделу милиции. Возле входа в отдел на стенде «Их разыскивает милиция» красовался портрет неизвестного лже-Левчука, увидев который Смаглюк удовлетворенно воскликнул:
– О, Ганна уже расклеила ориентировки, теперь ждем результатов!
Время было обеденное, он предложил:
– Пойдем ко мне, покушаем. Я живу здесь неподалеку.
– А теща, случайно, не нанижет меня как москаля на шампур? – смеясь, поинтересовался сыщик. – А то я боюсь…
– Не бойся, теща живет отдельно, – хохотнул местный опер. – Еще бы я жил с ней под одной крышей!
Жена Богдана Мирослава, красивая черноокая девушка с темными волосами, ниспадающими ниже плеч, встретила гостя с приветливой улыбкой и сразу же пригласила за стол.