Вскоре пришли Черных и Чикин, а через минуту в кабинет завели арестованного. Увидев его, сыщик воскликнул:
– О, Потопельник! Долго же ты скрывался за спиной героя!
Арестованный вздрогнул от неожиданности и присел на предложенный стул. Он уже понял, что про него узнали нечто большее, поэтому настороженным взглядом наблюдал за прибывшими.
Сыщик продолжил:
– Перед нами сидит Потопельник, он же Кабалюк Тарас Фролович, он же прихвостень фашистов, который более тридцати лет скрывался под именем настоящего героя войны.
Черных достала бланки и, разложив на столе, предложила арестованному:
– Тарас Фролович, я хочу вас допросить. Вы не против?
Весь покрасневший и вспотевший от неожиданности, Кабалюк еле слышно выдавил:
– Вы ошибаетесь, я не Тарас Фролович. Моя фамилия Левчук, я ветеран войны.
– Какой ты ветеран?! – не выдержав, вскрикнул сыщик. – Если ты и ветеран, то ветеран гестапо! Даже и не пытайся юлить, я только вчера приехал из Борислава.
Услышав о Бориславе, арестованный задрожал и замкнулся в себе.
– Разрешите, – вклинился в допрос Чикин. – Марина Станиславовна, я сейчас расскажу, чем занимался этот гражданин во время войны. Ответ из Киева поступил только нынче ночью.
– Да, я слушаю, – кивнула Черных и подчеркнуто добавила: – Мне очень любопытно, почему этот гражданин так долго прятал свое имя.
Чикин, держа в руках кипу бумаг и изредка поглядывая на них, начал говорить:
– Кабалюк Тарас Фролович, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, уроженец города Борислав. До войны батрачил у пана-помещика. В тридцать девятом, когда в Бориславе была установлена советская власть, он люто возненавидел новый строй, примером чего может послужить поджог со своим соратником Карповичем продовольственного склада. Их заключили в тюрьму во Львове, но суда так и не дождались – началась война, немцы их освободили. Они возвращаются обратно в Борислав, где поступают в распоряжение назначенного немцами комиссара города – ярого националиста Бесараба и участвуют в массовых казнях мирного населения, преимущественно еврейской национальности. Излюбленным приемом убийства молодых женщин у Кабалюка было утопление. Как показывает Карпович, Кабалюк при нем лично утопил трех женщин – одну в копанке, двоих в водоеме. От этого он получал сильное удовольствие и целый день мог быть в веселом расположении духа. За оригинальный способ убийства он получил прозвище Потопельник, то есть по-украински – утопленник. Летом сорок третьего Кабалюк и Карпович узнают, что создается дивизия СС, которая будет состоять из украинцев-добровольцев, и едут во Львов. Желающих вступить в эту дивизию, именуемую «Галичина», слишком много, формирование уже укомплектовано, все позарились на хорошее довольствие и обещания всяких благ после победы германских войск над Советами. Поэтому друзья попали в батальон полиции, которая занималась карательными операциями против партизан и мирных жителей. Кабалюк свои привычки не бросил и во время рейда всегда находил себе в качестве жертвы молодую женщину, которую топил в воде. Карпович был свидетелем пяти-шести таких случаев. Летом сорок четвертого, когда наши войска освободили Львов, Карпович был арестован, предстал перед судом и расстрелян, а Кабалюк пропал. Его искали везде, но не смогли найти. Далее следы его теряются вплоть до сегодняшнего дня.
– Ну что, Потопельник, доволен? – усмехнулся Соколов. – Далее я попытаюсь воссоздать картину твоих преступлений в послевоенное время. Итак, в сорок четвертом тебе удается ускользнуть от наказания. Будь уверен, если бы тебя тогда поймали чекисты, пошел бы следом за своим приятелем Карповичем, но увы! Ты на нелегальном положении и лихорадочно ищешь документы прикрытия. В сорок седьмом в составе строительной бригады выезжаешь в Белоруссию. Недалеко от города Бобруйска бригада строит коровник для колхоза. Ты замечаешь, что председатель колхоза Левчук внешне похож на тебя, поэтому тайком проникаешь в его кабинет и крадешь его документы, а также орден Красной Звезды. Теперь ты Левчук. В сорок восьмом ты в составе другой бригады выезжаешь в Псковскую область, где строишь коровник. Там убиваешь своим излюбленным способом некую Савватееву, тебя задерживают. Тут обнаруживаются твои писательские способности – ты обращаешься к самому Сталину. Читал ли Сталин твою жалобу, доподлинно неизвестно, но факт остается фактом – письмо дошло до секретариата ЦК ВКП(б). Следователи не стали копаться в твоей биографии и, исполняя волю партии о бережном отношении к лицам, которые проливали кровь за Родину, освобождают тебя из тюрьмы. В пятьдесят восьмом ты объявляешься в Таганроге. Где ты был эти десять лет и кого за это время убил, следствию еще предстоит уточнить. Итак, ты в Таганроге. Здесь ты знакомишься с Сашко Клавдией, начинаешь с ней сожительствовать и вскоре ее убиваешь, утопив на пляже. Почему убил? Тут только одно предположение – она заподозрила, что ты не тот, за кого выдаешь себя. Тебя снова задерживают, но ты, будучи подкованным, обращаешься к Хрущеву, и история с твоим чудесным освобождением повторяется. Идем дальше. В конце шестидесятых ты объявляешься в Киеве. Где все это время жил, предстоит уточнить. Ты начинаешь сожительствовать с некой Пелагеей. Она подозревает в тебе не белоруса-фронтовика, а западного украинца с темным прошлым, и странным образом заканчивает жизнь в ванне с водой. Никто не заподозрил, что труп Пелагеи криминальный, поэтому ее смерть относят к несчастному случаю и хоронят. Ты остаешься на жилплощади покойной. Наступает семьдесят пятый год. Тебе, как фронтовику, по месту работы выделяют санаторно-курортную путевку в Трускавец. Далее я немного пофантазирую: ты сначала отказываешься от путевки, ссылаясь на занятость и крепкое здоровье, но местком настаивает. А на самом деле ты боишься, что тебя в Трускавце могут опознать, ведь это твои родные места. Но ностальгические воспоминания берут верх, и ты, немного подумав, решаешься на рискованный шаг. В санатории тебя узнает твоя землячка Сухорученко и заканчивает жизнь в ванне с «Нафтусей». Тебя задерживают, но ты готов к этому и строчишь письмо Брежневу. Вскоре тебя освобождают, а бедную Сухорученко хоронят, как погибшую в результате несчастного случая. Уже понимая, что кольцо вокруг тебя сжимается, ты решаешь уехать подальше от центра и перебираешься в Якутию. Здесь ты вроде бы успокоился, да и годы берут свое, но желание убивать женщин у тебя нет-нет да появляется. Когда ты ремонтировал стол у Плаховой, у тебя уже созрел план убить ее. Ты похищаешь запасной ключ и ночью возвращаешься. Подкрадываешься к кровати, несколько раз бьешь ее ножом. Она смертельно ранена, поэтому не оказывает тебе достойного сопротивления. Ты берешь ее на руки и кладешь в ванну, спускаешь воду. Женщина еще жива и захлебывается водой. Ты режешь ей горло и уходишь. Дверь оставляешь незапертой, чтобы подумали, что хозяйка сама открыла ее преступнику, а вот с запасным ключом получилась промашка – ты забыл его повесить обратно на гвоздик и опрометчиво оставляешь в кармане куртки. Но ты спокоен – по твоим подсчетам, труп найдут через несколько дней, за это время ты успеешь уничтожить все улики. Но увы, за тобой пришли в это же утро, и это не входило в твои планы. Ну как мой рассказ, господин Кабалюк?
Сыщик испытующе посмотрел на арестованного.
– Конечно, все вроде бы складно и к месту, – усмехнулся арестованный. – Да, я Кабалюк Тарас Фролович. Но я заявляю, что никого не убивал. Да, служил у немцев, да, хотел вступить в дивизию «Галичина», да, служил в полиции, но в кровавых делах я не замешан. Я был батальонным интендантом и занимался хозяйственными делами. А после войны я никого пальцем не тронул, не то что убить.
– А почему не явились с повинной, если на вас нет крови? – спросил его Чикин. – После войны были объявлены три амнистии на приспешников фашистов-коллаборационистов.
– Как-то испугался, – пожал плечами арестованный. – Тогда с нашим братом долго не разбирались.
– Не ври, – жестко отрезал Чикин. – Тысячи бандеровцев помилованы и живут нормальной жизнью советского человека.
– Ну так получилось, – вздохнул Кабалюк. – Не нашел в себе силы.
– Марина Станиславовна, хочу сделать заявление, – обратился к следователю Чикин. – Наши коллеги из Львова нашли двух свидетелей злодеяний Кабалюка на территории Украины.
Услышав про это, Соколов проговорил со злостью:
– Слушай, Потопельник, если твоего дружка Карповича шлепнули, думаешь, что нет больше свидетелей твоих злодейств в военное время? Как бы не так! Ответишь по всей строгости закона. Тебе сейчас шестьдесят четыре года. Надеешься избежать расстрела?[14] Да «пятнашка»[15] для твоего возраста равносильно расстрелу.
– На то ваша воля, – сквозь зубы проговорил арестованный. – Расстрелять старого человека только за то, что ненавидел советскую власть, Сталина, вы, конечно, можете. Но моих последователей много, когда-нибудь на обломках нынешнего строя появится новая свободная Украина…
– Гражданин Кабалюк, не изображайте из себя идейного борца, радеющего за украинский народ, – прервал его Чикин. – Ты пошел служить немцам за хорошее довольствие и сытое существование. А еще ты мечтал утолить свою больную фантазию по умерщвлению молодых женщин.
– Оскорбляйте, унижайте меня, фронтовика…
Тут Кабалюк осекся, осознав, что ляпнул лишнее и продолжил:
– …борца за свободу своего народа.
– Кабалюк, он же Потопельник, – бросил в его сторону сыщик. – Немногим более двух дней назад во Львове мне пришлось столкнуться с твоим последователем. Думаешь, что такие люди построят новую Украину? Черта с два! Сомневаюсь, что бандеровское отродье способно на это – на ненависти, жестокости, бесчеловечности нельзя что-то созидать. Прежде всего украинский народ и пнет твоих последователей в зад.
– Ну, это мы еще посмотрим, – угрожающе высказался арестованный. – Когда-то придет наше время.