Она отказывалась отвлекаться на такие мелочи. В сейфе лежала ее сумка, как и говорил Яннис. Наверное, единственное, насчет чего он не солгал. Она достала сумку и быстро проверила содержимое. Ее телефон и деньги были на месте. Она бросила внутрь красную сумочку-клатч, которую брала с собой вечером и в которую на обратном пути из Афин положила свой паспорт, и проверила телефон. Проклятие, разрядился!
Она ненадолго закрыла глаза и глубоко вздохнула, прежде чем повернуться к нему лицом.
Он стоял как статуя и смотрел на нее в упор. Его лицо так напряглось, что казалось: скулы вот-вот прорвут кожу.
— Яннис, звони!
— Керен… — Он откашлялся.
Боль в сердце на сей раз заставила бы ее согнуться пополам, если бы в ней не возникла шаровая молния ярости, которую она изо всех сил пыталась сдерживать остаток вечера.
— Позвони и верни мне яхту! — закричала она. — Сейчас же, иначе я уйду отсюда, и мне все равно, что сейчас ночь! Я пойду пешком в полицейский участок! Пойду босиком, если надо, и заявлю о краже. Верни яхту, и все!
Пульс у него на челюсти дергался так сильно, как еще не видела, но она, наверное, задела его за живое. Он не сводил с нее взгляда. Медленно полез во внутренний карман смокинга и достал телефон. Поднес его к лицу, словно не был уверен, что это действительно его телефон, и только потом стал искать в списке контактов.
— Включи громкую связь, — приказала Керен. — Кстати, если яхта не будет здесь к рассвету, я обновлю свой блог и расскажу всему миру о том, как мерзко ты мне отомстил, жестокий, самовлюбленный подонок!
Хотя оба понимали, что сейчас она сама не понимает, что говорит, он сделал, как она велела. Говорил он сдавленно, и на другом конце ему отвечал сонный голос. Она нисколько не чувствовала себя виноватой. У нее украли яхту. Так что пусть засунут свой недосып куда подальше.
К тому времени, как разговор закончился, ей удалось прикрыть бушующую в ней ярость слоем пепла. Снова принужденно улыбнувшись, она кивнула:
— Спасибо. А теперь я пойду наверх и переоденусь. Не ходи за мной.
Крепко сжимая сумку, Керен взлетела по лестнице и заперлась в гардеробной. Быстро переоделась в летнее платье, не сковывающее движения, вынула из прически гребень, бросила украшения на туалетный столик и заменила серьги-кольца на «гвоздики», подаренные родителями. Переобулась в старые сандалии на плоской подошве.
Единственный раз она замедлила шаг, когда вышла из спальни и подошла к детской. Она потянулась было к двери, но передумала и так и не открыла ее.
Она больше не войдет в комнату, где все по-прежнему как будто ждет ребенка, который никогда не будет там жить. Хватит с нее боли…
Зато она до рассвета побудет с Софией под персиковым деревом. Скажет дочке, что все будет хорошо и мама скоро вернется, чтобы повидаться с ней.
Парадная дверь была заперта.
Керен ввела нужные цифры, но замок не открылся. Должно быть, Яннис сменил код.
В ярости она лягнула дверь.
— Все двери и окна на вилле заперты. Я деактивирую систему после того, как мы с тобой поговорим.
Круто развернувшись, она увидела, что Яннис стоит на пороге гостиной. Он снял смокинг и галстук-бабочку, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Волосы торчали во все стороны. В руках он держал стакан — судя по всему, с бурбоном.
Изо всех сил стараясь держаться, Керен бросила на него холодный взгляд:
— Мне нечего тебе сказать.
— Твое право, зато у меня есть что сказать тебе.
— Ничего не желаю слышать.
Он пожал плечами:
— Опять твое право, но поверь, мне есть что сказать. До рассвета еще три часа. Если тебе кажется, что так будет лучше, можешь заткнуть уши.
Судя по стальному отливу в его голубых глазах, он говорил совершенно серьезно.
Что ж, хорошо. Если ему есть что сказать, отлично. Чем скорее он выскажется, тем скорее она покинет адскую бездну и лгуна-тюремщика.
На дальнем конце гостиной находился бар. Не спуская взгляда с сумки, Керен следом за Яннисом направилась туда.
Он включил свет.
— Что будешь пить?
— Ничего. Через несколько часов мне выходить в море.
Он покосился на нее, а потом зашел за стойку и достал бутылку бурбона и бутылку колы. Колу и стакан придвинул к ней.
Возле стойки стояли высокие табуреты с мягкими сиденьями. Они были очень уютными, при одном взгляде на них она вспоминала, что они вытворяли, когда она взбиралась на такой табурет… Она по-прежнему прижимала к животу сумку, как амулет-оберег.
Правда, оберегаться уже поздно.
Подплывая к Агону, Керен прекрасно понимала, что впереди ее ждет боль, но и не думала, что вскроется рана, которая совсем недавно затянулась. И все по ее вине. Яннис показал свою истинную натуру полтора года назад, после того, как она от него ушла, а она все забыла — и почему? Потому, что он занимался с ней любовью с той же страстью, которая в самом начале соединила их сердца? Потому, что ей не хватило сил растоптать зернышко любви, чтобы не дать ему вернуться к жизни и снова расцвести?
Потому, что с Яннисом она чувствовала себя цельной?
Она забыла одну простую вещь: он давно ее разлюбил. В его сердце никакого зернышка любви к ней не осталось.
Он играл на ней, как на скрипке, и ее порванные струны снова сплавились и поддались ему.
Но теперь она должна хранить спокойствие, быть твердой. Пусть себе рассказывает сказки. Она будет смотреть на его губы, но не позволит его лживым словам проникнуть к ней в душу. Если после того, как он все скажет, он по-прежнему откажется ее выпустить, она разобьет окно. Она выбьет все стекла на вилле, если понадобится.
Яннис вышел из-за стойки с бутылкой бурбона, но не сел, а встал недалеко от нее, прислонившись к стойке спиной. Свободной рукой он растерянно провел по волосам и безвольно уронил вдоль тела.
Он посмотрел на нее в упор. Керен ответила ему каменным взглядом, но не позволила себе засматриваться на него. Так нельзя. Если она посмотрит слишком внимательно в его красивое, мужественное лицо, она ослабеет. Ей нужно оставаться сильной.
— Это правда, — тихо сказал он. — Мои отец и брат действительно выдвинули мне ультиматум. И причин здесь несколько.
Потрясенная тем, что он начал с правды, Керен почувствовала, что ее каменное выражение спадает, и постаралась снова надеть маску.
— Не сомневаюсь. Необходимо снова запустить поточную линию Филипидисов.
Яннис поморщился, но взгляда не отвел.
— Ни о чем таком и речи не было.
Керен пожала плечами.
— Не было!
— Мне в самом деле не важно, что за всем стояло. Я давно должна была понять… С какой стати мужчина, который полтора года ведет себя так мстительно, вдруг меняет тон? Можно подумать, ты в самом деле хотел меня вернуть! — Она с горечью усмехнулась. — Сначала мне казалось, что ты просто хочешь мне отомстить, потом решила, что в тебе говорит оскорбленная гордость — ты не хочешь быть первым разведенным Филипидисом. И только об одном я не подумала: о том, что твои близкие давят на тебя и даже поставили тебе ультиматум.
— Их ультиматум не был причиной… — Он глубоко вздохнул и запустил пальцы в волосы. Ей стало больно, когда она увидела, что его шевелюра еще больше растрепалась. — Керен, во-первых, я никогда не хотел, чтобы ты уходила.
Она отвела от него взгляд:
— Нам обоим прекрасно известно, что это ложь.
— Твой уход… Боже, я меньше всего этого хотел.
— Да, особенно когда зашвырнул мои чемоданы в багажник такси…
— Мы уже об этом говорили, и для человека, который сказал, что говорить не о чем, ты поступаешь не слишком последовательно, позволив мне говорить.
— Я с трудом слушаю потоки лжи.
— Или боишься того, о чем я хочу поговорить? — с вызовом спросил он.
У нее под кожей как будто снова забегали муравьи.
— Ты искал на своем ноутбуке бракоразводные сайты, — выпалила она. При виде его откровенного потрясения она глубоко вздохнула и только потом добавила: — Я заглянула в твою историю поиска.
Их окружило молчание, как будто вакуум поглотил все звуки.
Что-то темное мелькнуло на лице Янниса, прежде чем он склонил голову и тяжело вздохнул:
— Значит, ты видела, что я искал?
— Да.
— Почему не сказала мне?
— Мне не следовало заглядывать туда, верно? Ты очень собственнически относился к своему ноутбуку и закрывал крышку всякий раз, как я входила. Было очевидно: ты что-то скрываешь.
— Ты не ответила на мой вопрос. — Яннис тяжело вздохнул. — Ты должна была сказать мне. Я бы непременно тебе сказал, будь все наоборот. А почему ты вчера об этом не заговорила?
Потому, что она не могла.
Потому, что она была слишком испугана, даже когда Яннис запер ее в гардеробной и она еще верила, что ненавидит его, она боялась услышать, что он настолько ненавидит ее, что хотел с ней развестись. Знать, что он хотел, чтобы она ушла из его жизни…
Она бы погибла.
— Какой смысл? — с горечью спросила она. — Мы оба понимали, что все кончено, а через несколько дней ты взял Марлу на тот прием во дворце — назло мне, чтобы меня унизить.
Он закрыл глаза и снова тяжело вздохнул:
— Я хотел, чтобы ты ревновала.
— Что?!
— Пригласив Марлу во дворец, я пытался добиться от тебя какой-то реакции. — Он схватился за голову. — Мой замысел рикошетом ударил по мне, — он снова посмотрел на нее. — Тогда я не в состоянии был мыслить здраво. Я понимал, что теряю тебя.
Керен вдруг поняла, что ей не хватает воздуха. Ее следующее «Что?!» было едва слышным.
— Я тебя терял. Я это чувствовал. И решил в последний раз бросить кости, надеясь вернуть тебя.
Она еще крепче прижала сумку к раненой груди. Муравьи кусали ее изнутри.
— Неправда! — прошептала она. — Ты сам отдалился от меня. Ты перестал меня любить…
— Никогда…
— Ты каждую ночь поворачивался ко мне спиной! — Керен уже кричала. — Ты не прикасался ко мне. Из твоей возлюбленной я превратилась в твою собственность. Ты хотел меня контролировать — ты сам в этом признался позавчера! И вместе с тем ты терпеть не мог, когда я занималась чем-то без тебя или без твоего позволения!