или, что «любовник убивает мужа по сговору с женой» тоже вполне сойдет.
Лев Абрамович вздохнул. Концепция очень логичная, но пока ведро логики не наполнишь водой фактов, не польешь огород истины.
Надо отправляться к Максу и трясти его, как грушу, пока не раскроет имя таинственной мемуаристки. А дальше по ситуации. Следователь вроде бы неплохой парень, вдруг и захочет работать в этом направлении, а если нет… Дворкин пока смутно представлял себе, что делать тогда. Вполне может случиться и так, что они, со следователем или без следователя, вычислят настоящего преступника, а Славка все равно отправится на зону.
Макс снова сидел на работе, но поскольку находился там неофициально, то и выглядел соответствующе. Он снял пиджак, оставшись в брюках с идеальными стрелками и в рубашке, и сидел, откинувшись в кресле, перед экраном компьютера. Время от времени Голлербах шевелил мышкой, для чего ему, при высоком росте, не нужно было даже выпрямляться в кресле, так что щуплый и низенький Лев Абрамович невольно позавидовал ему.
– Значит, так, Максюша, – сказал он, бесцеремонно перейдя на «ты», как делал всегда в критических обстоятельствах, – шутки кончились.
– Простите?
– Отставить интеллигентские штучки! Мне нужно знать, кто реальный автор Лениных мемуаров.
– Лев Абрамович, я же объяснил…
Он вышел из-за стола и усадил гостя на узкий диванчик.
– Чаю хотите?
– Не провоцируй меня, сынок. Чтоб я тебе все рассказал про твой чай.
– Ладно, может быть, позже.
– Короче, тайна – это очень хорошо, но не в этот раз. Я кое-что узнал, и если все так, как я думаю, то на кону человеческие жизни.
– Да?
– Представь себе! Или я когда-то шутил такими вещами? И не говори, что совсем меня не знаешь! Короче, слушай!
Лев Абрамович пересказал Максу свою гипотезу.
– Теперь ты видишь, что жизнь Елены может быть в опасности, и это как минимум!
– То есть?
– А может быть, не только Елены! Может, и Славки! Если была успешно разыграна такая комбинация, то за ними всеми следили, а раз следили, то и до сих пор приглядывают. Представь, что будет, если они поймут, что мы суетимся за Славкино оправдание? А? Что думаешь?
– Убьют его?
– Именно! Пока против него убедительные доказательства, чтобы дело закрыли за смертью обвиняемого. Я же не прошу тебя выбалтывать мне все диагнозы и прочие медицинские подробности, просто скажи, кто именно рассказывал тебе те истории, которые описаны в мемуарах Елены.
Макс нахмурился.
– Понимаете, тут еще такой момент неловкий… Эта пациентка на меня жалобу подавала во многие инстанции, что я ее принуждал к соитию, и нервы мне потрепали будь здоров! Боюсь, как бы не выглядело, будто я свожу с ней личные счеты.
Льва Абрамовича вдруг озарило, да так, что он почувствовал себя прирожденным сыщиком.
– Клавка, что ли? Да ты не отводи глаз, вижу, что она!
Макс только развел руками.
– А как вы догадались?
– Узнают коней ретивых по их выжженным таврам, – хмыкнул Дворкин, – почерк мастера – обвинять врачей черт знает в чем. Но тогда выходит, что моя теория неверна.
– Почему?
– Ну ее сама Елена могла попросить написать книгу за себя, на то Клава и личная помощница! Сомневаюсь, что она сильно упахивалась, пособляя такой бездельнице, как Иваницкая, вполне хватало времени на творчество. Погоди-ка, а ты говорил еще про одну тетку? Бред ревности там какой-то?
– Нет, там нечего искать. Она успешная женщина, много времени посвящает работе, так что у нее просто нет времени писать книги. Да и по психотипу она никак не подходит. Да, она угнетена жизнью с мужем-ревнивцем, но ядро у нее здоровое, и в других обстоятельствах это был бы веселый и жизнерадостный человек. Да вот вам еще резон: она снимает очень неплохие фильмы, и если вы полюбопытствуете и посмотрите хоть серию, вам сразу станет ясно, что один человек не может создать прекрасную комедию и написать столь унылую и брызжущую злобой книгу. Ой, только я вам не смогу назвать ни одного фильма, чтобы второй раз врачебную тайну не нарушить.
– Можно подумать, у нас много прекрасных комедий сняли в последнее время, – усмехнулся Лев Абрамович.
– Короче, это не она.
– Ну, Клава так Клава. Оно и проще, и логичнее. А ты реально с ней спал, что ли?
– Да бог с вами! – Макс даже пошатнулся. – Она ж была моей пациенткой. Просто я не мог дать ей того, что она хотела, вот она и решила отомстить всеми средствами, какими располагала.
– Слушай, а давай твоей жертве ревности позвоним?
– Зачем?
– Узнаем, как ее личная информация попала в книгу Елены.
– Это будет вообще неэтично! Просто фу!
– Скучный ты человек, сынуля.
– Да я и так могу сказать: наверное, они пересеклись у меня в приемной и познакомились. Клавдия вообще умеет разговорить собеседника, а моя режиссерша вообще человек открытый и бесхитростный, вот и выложила ей все о своем муже. Может, Клавдия соврала, что у нее жених ревнивый, или еще как-то подтолкнула режиссершу к откровенности. А та и рада была, потому что редко можно найти внимательного и сочувствующего слушателя.
– Это Клавдия-то сочувствующая?
– Я не хотел бы дальше обсуждать ее. Скажу лишь, и безотносительно Клавдии, что нужно насторожиться, когда незнакомый человек вдруг воспылает к вам любовью.
– Ну, ко мне уж не воспылает никто. Старый я.
Лев Абрамович расстроился, что так искусно сплетенная им нить оборвалась в самом начале. Клавдия девка противная и склочная, с крышей набекрень, но Иваницкой она наверняка помогала просто из женской солидарности. Возможно, что и вдохновила Елену на пиар-акцию «мой муж негодяй, верните мне мужа», но опять-таки из любви к хозяйке.
Вот и вся дедукция… Не Шерлок Холмс он, а просто фантазер, которому в мелких несостыковках видится тень мирового заговора. Хотя Макс, наверное, сказал бы, что это называется не фантазер, а параноик.
Дворкин бесцеремонно уселся в кресло владельца кабинета и попросил показать информацию, которую Макс нашел в сети. Голлербах, человек с системным мышлением, скопировал все статьи и упоминания об Иваницкой в отдельной папке и расположил в хронологическом порядке.
Лев Абрамович защелкал мышкой: вот фото в светской хронике, счастливая Елена на благотворительном мероприятии, рядом такой же счастливый муж. Вот семья в полном составе отдыхает в Карелии, а вот Лена ведет дочку первый раз в первый класс, в новую школу, открытую при поддержке своего благотворительного фонда. На голове девочки огромный белый бант, улыбка до ушей – счастливый ребенок, счастливая мать. Иваницкого на снимке нет, но рядом пара средних лет, женщина такая же тонкокостная и легкая, как Елена, это бабушка с дедом пришли проводить внучку на учебу. Довольные, сияющие лица, и непохоже, что это постановочный кадр, хотя текст статьи откровенно льстивый. Известная благотворительница… школа с углубленным изучением… для детей из бедных семей… так уверена в качестве образования, что отдала свою дочь… Лев Абрамович поморщился: Иваницкую превознесли, а обычных людей, как водится, унизили. Вряд ли родителям было приятно читать эту статью, ну да ладно, сейчас речь о другом. Ради любопытства он всмотрелся в лицо дочери и с удовольствием понял, что девочка унаследовала красоту от матери и бабушки. А то бывает, у красивых родителей рождаются очень невзрачные дети, и наоборот, страшненькая пара вдруг произведет на свет такое чудо, что ахнешь.
Вот фото Иваницких на каком-то официальном мероприятии. Елена хороша так, что захватывает дух, и муж при ней гордый и довольный, смотрит победителем.
Что это? Засахаренный глянец или настоящая жизнь?
А вот и Клавдия, на заднем плане, среди гостей в загородном доме Иваницких, но даже на фотографии видно, какой у нее холодный взгляд. А в следующей статье она уже рядом с Еленой на одной фотографии из серии, рассказывающей о благотворительной деятельности Иваницкой.
Проходит немного времени, и Клавдия удостаивается нескольких строчек в интервью Елены, пока касающегося только работы ее фонда. Стандартная фраза: «только благодаря неутомимой активности моей помощницы Клавдии Деппершмидт, нам удалось…»
Дальше идут те самые лживые интервью, с помощью которых бедняга Иваницкая собиралась вернуть мужа в лоно семьи. Клавдия тут уже полноправный герой дня. На всех снимках стоит чуть позади страдающей жены, решительно и непреклонно глядя в объектив, в полной готовности броситься на обидчика Елены.
В каждом интервью оскорбленная жена находит силы отметить заслуги своей помощницы, которую в последней статье называет самой близкой подругой и пространно благодарит за помощь и поддержку.
«Женщины, – подумал Лев Абрамович философски, – какую-то Клавку превозносит, а Зиганшину даже спасибо не передала, что он кинулся ее защищать и влип по уши! Даже денег на адвоката не предложила. Да что говорить, давно известно, что мы, мужики, для красавиц всего лишь расходный материал».
Он снова проглядел материалы в быстром темпе, обращая внимание только на фотографии. Наверное, если бы Макс подошел к задаче менее ответственно и накидал бы статьи хаотично, а не в хронологическом порядке, Дворкин ничего бы и не уловил, но, к счастью, Голлербах – педант.
Нанизанные на ось времени, фотографии демонстрировали совершенно ясно, как Клавдия входит в семью, может быть, не запредельно счастливую, но крепкую. Сначала лицом среди других лиц на заднем плане, потом подходит все ближе и ближе, становясь все больше, пока не вытесняет со снимков мужа и детей.
Только ли на фотографиях или в жизни тоже? Лев Абрамович вдруг подумал, что хоть квартира Елены и очень большая, но он бы услышал детей, если бы они были там. Кроме того, Иваницкие – представители современной аристократии, и дети обязательно приучены здороваться и прощаться с гостями. Елена была вдвоем с Клавдией, это почти точно. А дети тогда где? Почему не с матерью?
Так получилось, что он не был близок с дочерью, но когда умерла жена, Маша была все время рядом, почти месяц не отходила от отца, и Лев Абрамович просто не представлял себе, как можно переживать потерю врозь. Нездоровая какая-то ситуация.