Там Арнольд вытащил на берег, разобрал и сжег большую часть своего флота… Флаги кораблей все еще развевались в знак неповиновения – так рассказывали немцы, которых это удивило и восхитило. Полковник Арнольд (или мы теперь должны называть его адмирал Арнольд?) лично поджег свой флагманский корабль «Конгресс», а сам отправился по суше, едва убежав от индейцев, которых послали, чтобы ему помешать. Его войска добрались до Краун-Пойнта, но долго не задержались, остановившись лишь затем, чтобы разрушить крепость, а потом направились в Тикондерогу.
Сэр Гай не увел своих пленников в Квебек, а вернул их в Тикондерогу под белым флагом – этот весьма красивый жест очень восхитил моих собеседников.
10.30 пополудни. Довелось ли тебе видеть северное сияние, когда ты был здесь? Или стояло слишком раннее время года? Это потрясающее зрелище. Весь день падал снег, но к закату прекратился, и небо прояснилось. Мои окна обращены на север, и прямо сейчас я наблюдаю удивительное мерцание, которое наполняет все небо: бледно-голубые волны с зеленым отливом, порой переходящие в красноватые, закручиваются, словно чернила, которые капнули в воду и размешали. Сейчас я не слышу его из-за пения – кто-то вдалеке играет на скрипке очень милую и пронзительную мелодию, но когда я наблюдал это явление за городом, в лесу, то слышал весьма странный звук или звуки, которые его сопровождают. Иногда – нечто вроде слабого свиста, вроде как ветер проносится мимо здания, хотя воздух совершенно неподвижен. Временами – странный шум, высокий и шипящий, который изредка перемежается пощелкиванием и потрескиванием, как будто на слушателя сквозь сухие листья надвигается целая орда сверчков… Хотя к тому времени, когда на небе показывается северное сияние, мороз уже уничтожает всех насекомых. (Вот уж кого не жалко! В пути мы мазались мазью, которой пользуются местные индейцы. Она помогает от мошки и комаров, но совершенно не препятствует назойливости уховерток, тараканов и пауков.)
На пути из Сент-Джона до Квебека у нас был проводник, метис (у него просто замечательная грива густых и кудрявых, как овечья шерсть, волос цвета корицы). Так вот, он рассказал, что некоторые аборигены считают небосвод куполом, который отделяет землю от небес, но в нем имеются дыры. А северное сияние – это светочи небес, которые послали, чтобы направлять души умерших сквозь эти отверстия.
Но я вижу, что не закончил свой отчет, хотя осталось только добавить, что после битвы сэр Гай отправился на зимние квартиры в Сент-Джон и, похоже, не вернется в Квебек до весны.
И вот я подошел к основной цели моего письма. Проснувшись вчера, я обнаружил, что капитан Рэндолл-Айзекс ночью исчез, оставив мне короткую записку, в которой написал, что у него есть неотложные дела и что он наслаждался моей компанией и ценной помощью. А я должен оставаться на месте до тех пор, пока либо он сам не вернется, либо не поступят новые распоряжения.
Сейчас здесь лежит глубокий снег, и снегопад может начаться в любую минуту. Дело должно быть действительно весьма срочным, чтобы отправиться даже на самое небольшое расстояние. Я, конечно, несколько встревожен внезапным исчезновением Рэндолла-Айзекса. Мне любопытно, что могло вызвать его отъезд, и я слегка волнуюсь за благополучие капитана. Однако, похоже, это не та ситуация, в которой меня оправдают за неповиновение приказам, и поэтому… Я жду.
11.30 пополудни. На некоторое время я перестал писать и поднялся, чтобы взглянуть на небеса. Огни северного сияния загораются и гаснут, но, думаю, сейчас они исчезли насовсем: небо черное, звезды яркие, но такие крошечные по сравнению с блеском пропавшего сияния. Небо огромное и пустое, в городе такое редко увидишь. Несмотря на звон колоколов, костры на площади и людское пение – сейчас здесь проходит какое-то шествие, – за всем этим ощущается великая тишина.
Монахини направились в свою часовню. Я высунулся из окна понаблюдать, как они спешат, пара за парой, словно марширующая колонна. Темные одеяния и мантии делают их похожими на маленькие кусочки ночи, двигающиеся среди звезд их факелов. (Я пишу уже довольно долго, так что прости мне причуды измученного мозга.)
Это первое Рождество, которое я провожу, не видя ни дома, ни семьи. Без сомнения, первое из многих.
Я часто думаю о тебе, отец, и надеюсь, что у тебя все хорошо и ты сейчас с нетерпением ждешь запеченного гуся в доме у бабушки и дедушки сэра Джорджа. Пожалуйста, передай им, что я их люблю. И дяде Хэлу, и всей его семье. (И особенно моей Дотти.)
Желаю тебе самого счастливого Рождества.
Твой сын Уильям
P.S. 2.00 пополуночи. В конце концов я спустился вниз и постоял за часовней. Сильно пахло ладаном, и я сразу подумал, что это как-то чересчур по-католически, но все же помолился за матушку Джиниву и маму Изабель. Когда я вышел из-за часовни, то увидел, что сияние снова вернулось. Теперь огни были голубыми».
Глава 25Морская пучина
«15 мая 1777 г.
Мои дорогие!
Я ненавижу корабли. Презираю их всеми фибрами души. И, несмотря на это, я вновь нахожусь над морской пучиной на борту судна, известного как «Безмятежный чирок», и по одному этому абсурдному названию вы поймете, какой мрачной фантазией обладает капитан. Указанный джентльмен – контрабандист смешанной расы, с порочной внешностью и чувством юмора самого низкого пошиба – заявил мне с крайне серьезным видом, что его зовут Надежный Робертс».
Джейми остановился, чтобы обмакнуть перо, взглянул на удаляющиеся берега Северной Каролины, тревожно наблюдая, как они покачиваются вверх-вниз, и тут же устремил свой взгляд на лист бумаги, который пришпилил к переносному столику: дул сильный ветер, наполняющий паруса над головой, и Джейми не хотел, чтобы он унес письмо.
«Мы в добром здравии», – медленно написал он, не упоминая морскую болезнь, о которой не собирался подробно рассказывать. «Надо ли писать о Фергусе?» – подумал Джейми.
– Ты в порядке?
Он поднял глаза и увидел Клэр, склонившуюся к нему с таким выражением пристального, но осторожного любопытства, которое она приберегала для людей, которых в любой момент может вывернуть наизнанку, или они начнут истекать кровью, или вот-вот умрут. Джейми уже выполнил и первое, и второе, когда Клэр случайно воткнула иглу в небольшой кровеносный сосуд на голове, но надеялся, что она не разглядит еще каких-нибудь признаков его скорой кончины.
– Вполне, – Джейми не хотел даже думать о своем желудке, чтобы не вызвать очередной приступ рвоты, и сменил тему, дабы избежать дальнейшего обсуждения. – Думаешь, стоит написать Брианне и Роджеру Маку о Фергусе?
– У тебя много чернил? – спросила она с кривой улыбкой. – Да, конечно, напиши. Им будет очень интересно. И это отвлечет тебя, – добавила Клэр, окинув его прищуренным взглядом. – Ты все еще зеленоватый.
– Да, спасибо за комплимент.
Она рассмеялась с веселой черствостью бывалого матроса, поцеловала Джейми в макушку, остерегаясь четырех иголок, торчащих из его лба, и подошла к поручням, чтобы понаблюдать, как качающаяся земля теряется из виду.
Джейми отвел взгляд от удручающей картины и вернулся к письму.
«У Фергуса и его семьи тоже все хорошо, но я должен рассказать вам о загадочном происшествии. Человек, который называет себя Персивалем Бичемом…»
Ему понадобилась почти вся страница, чтобы описать Бичема и его необъяснимое любопытство. Джейми взглянул на Клэр, гадая, нужно ли отметить возможность родства Бичема с ее семьей, но передумал. Дочь, разумеется, знает девичью фамилию матери и сразу же обратит на нее внимание. Никакой дополнительной полезной информации о данном факте не имелось, а рука Джейми начинала побаливать.
Клэр по-прежнему с мечтательным видом стояла у поручня, одной рукой держась за него для равновесия.
Она перевязала копну волос лентой, но ветер вырывал локоны из прически, и Джейми подумал, что с этими волосами, и юбками, и с развевающейся за спиной шалью, в платье, облегающем по-прежнему прекрасную грудь, Клэр похожа на корабельную носовую фигуру, изящную и грозную, которая защитит от опасностей морской пучины.
Он нашел эту мысль несколько успокаивающей и вернулся к своему сочинению в лучшем настроении, несмотря на тревожную информацию, которой сейчас делился.
«Фергус решил не разговаривать с месье Бичемом, что я считаю разумным, и потому мы полагали, что все закончилось.
Пока мы были в Уилмингтоне, я как-то вечером спустился к докам, чтобы встретиться с мистером Дилэнси Холлом – посредником между мной и капитаном Робертсом. Поскольку в гавани находился британский военный корабль, мы договорились, что незаметно отправимся на борт рыболовецкого кеча мистера Холла, который доставит нас за пределы гавани, где мы встретимся с «Чирком» – капитану Робертсу не нравится близкое соседство с британским флотом. (Достаточно распространенное явление среди капитанов частных и торговых судов – как из-за повсеместного наличия контрабанды на борту большинства кораблей, так и благодаря разбойническим нападениям представителей военно-морского флота на экипажи судов: их членов регулярно похищают – вербуют, так они говорят, – и фактически порабощают на всю жизнь. Если только матросы не готовы к риску быть повешенными за дезертирство.)
Я взял с собой немного багажа, намереваясь поднять его на борт и под этим предлогом поближе познакомиться с кечем и мистером Холлом, прежде чем доверить им наши жизни. Однако кеч не стоял на якоре, и господин Холл не появлялся некоторое время, так что я уже начал волноваться: не перепутал ли чего в его указаниях. Или вдруг он нарвался либо на судно Его Величества, либо на собрата-бандита, либо на такого же капера.
Я дождался темноты и намеревался возвратиться в нашу гостиницу, когда увидел входящую в гавань небольшую лодку с синим фонарем на корме. Это был сигнал мистера Холла и его кеч, который я помог пришвартовать к набережной. Мистер Холл сказал, что есть новости, и мы отправились в местную таверну, где он сообщил, что днем ранее был в Нью-Берне и там стал свидетелем волнений в городе из-за печально известного нападения на печатника мистера Фрэзера.