Роджер согласился и подумал, что в Шотландии Джем, возможно, не будет так сильно выделяться: несмотря на знакомство с телевидением и месяцы, проведенные в Штатах, он до сих пор разговаривал с ярко выраженным шотландским акцентом, который сделал бы его весьма заметной персоной в Бостонской начальной школе. «С другой стороны, – заметил про себя Роджер, – Джем из тех, кто всегда и везде привлекает к себе внимание».
Все же не было никаких сомнений в том, что жизнь в Лаллиброхе, в маленькой шотландской сельской школе гораздо больше похожа на то, к чему привык Джем в Северной Каролине. Учитывая природное умение детей приспосабливаться к новым условиям, Джем без особых проблем приживется в любом месте, где бы ни оказался, подумал Роджер.
А что до его собственных планов в Шотландии… Об этом он помалкивал.
Джем дошел до конца пастбища и разогнал кучку овец, которые закрыли проход к воротам, выходящим на дорогу. Черный баран наклонил голову и угрожающе направился в его сторону, но Джем не испугался. Крикнув, он замахнулся сумкой, и напуганный баран резко отскочил, вызвав улыбку у Роджера.
Он не беспокоился насчет умственных способностей Джема, хотя… Может, и беспокоился, но уж точно не из-за их недостатка, а скорее из-за того, в какие неприятности они могли завести сына. В школе всем сложно, не говоря уже о новой школе. И уж тем более там, где ты выделяешься, словно белая ворона, и неважно, по какой причине… Роджер вспомнил свою школу в Инвернессе, где он всегда был изгоем: сначала как сирота, а потом – как приемный сын священника. Прошло несколько ужасных недель тычков, насмешек и украденных обедов, прежде чем он научился давать сдачи. Хоть эти действия и вызвали некоторые трудности с учителями, но в итоге проблема разрешилась.
Может, Джем подрался? Крови Роджер не видел, но, возможно, это только издалека. Хотя он порядком удивился бы, если бы Джем затеял потасовку.
Неделю назад было одно происшествие, когда Джем заметил огромную крысу, сбежавшую в дыру под школой. На следующий день он принес кусок веревки и поставил силок перед тем, как идти на занятия. На переменке он пришел за своей добычей и деловито ее освежевал. Такое зрелище вызвало восторг среди мальчишек-одноклассников и привело в ужас всех девочек. Учительнице тоже не слишком понравилось: мисс Гленденнинг была горожанкой из Абердина.
И все же это была деревенская школа, в которую большинство учеников приходили из близлежащих ферм и хозяйств. Их отцы ловили рыбу и охотились, они-то уж точно не питали особого сочувствия к крысам. Директор школы, мистер Мензис, похвалил Джема за его мастерство, но попросил, чтобы в школе это больше не повторялось. Он позволил Джему сохранить шкурку, и Роджер торжественно пригвоздил ее к двери сарая.
Джем не стал открывать ворота пастбища, а проскользнул между перекладинами, протащив сумку за собой.
Неужели он пошел на главную дорогу, чтобы словить попутку? Роджер прибавил шаг, обходя кучки овечьего помета и расталкивая коленями пасущихся овец, которые нехотя пропускали его, издавая негодующее «ме-е-е».
Нет, Джем повернул в другую сторону. Куда, черт возьми, он направился? Проселок, который вел к шоссе, не вел никуда, если двинуться по нему в другую сторону, и заканчивался там, где земля постепенно переходила в крутое скалистое нагорье.
Судя по всему, туда-то Джем и шел – в горы. Он свернул с тропинки и принялся карабкаться наверх. Его маленькую фигурку почти скрывали буйные заросли папоротника-орляка и свисающие ветки рябин, растущих на склонах внизу. Очевидно, Джем, следуя освященной веками традиции шотландских горцев-изгнанников, решил скрываться среди скал.
Именно при мысли о горцах-изгнанниках Роджера осенило – Джем направляется к Пещере Серого Берета.
Джейми Фрэзер прожил там семь лет после разгрома при Каллодене – прятался от солдат герцога Камберлендского, практически в двух шагах от родного дома и под защитой своих арендаторов. Они никогда не произносили его имени вслух, называя его Серым Беретом – по цвету вязаной шотландской шапки, которую он надевал, чтобы скрыть свою огненно-рыжую шевелюру.
Такая же рыжая шевелюра маяком мелькнула на полпути к вершине холма и исчезла за скалой.
Роджер понял, что среди скал может легко упустить Джема, даже с его ярко-рыжими волосами, и ускорил шаг. Может, окликнуть? Он примерно знал, где пещера – Брианна рассказывала о ней, – но никогда там не был. Внезапно ему стало интересно, откуда Джем знает о ее местонахождении. Впрочем, возможно, и не знает, а просто ищет наугад.
Роджер не стал окликать сына, а сам полез на холм. Поднявшись достаточно высоко, он увидел сквозь поросль узкую оленью тропу и смазанные отпечатки маленьких кедов в грязи. Это немного успокоило его, и он пошел медленнее. Теперь-то он не потеряет Джема.
На склоне холма было тихо, только неутомимый ветер сновал среди рябин.
В углублениях нависшей над Роджером скалы виднелись фиолетовые пятна вереска. Уловив в дуновении ветра какой-то необычный запах, Роджер с любопытством повернулся. Еще одна вспышка рыжего цвета: внизу на склоне, всего шагах в десяти от Роджера, стоял олень с большими роскошными рогами; судя по исходящему от него запаху, олений гон уже начался. Роджер застыл, но олень поднял голову, шевеля своими широкими черными ноздрями и вдыхая воздух.
Вдруг Роджер понял, что рука сжалась на поясе, где раньше находился охотничий нож, а тело напряглось, готовое броситься на оленя, как только выстрел повалит его наземь, и перерезать животному горло. Он практически ощущал упругую шкуру, хлопок трахеи и поток горячей пахучей крови, струящейся между пальцев, уже видел длинные желтые зубы с налипшей травой – последней трапезой оленя.
Олень издал глубокий гортанный рев, эхом раздающийся по округе: так он бросал вызов другим самцам поблизости. На миг Роджеру показалось, что из зарослей рябины за оленем сейчас вылетит стрела Йена или в воздухе прогремит выстрел ружья Джейми. Но Роджер тут же встряхнулся и пришел в себя. Он поднял камень, чтобы швырнуть в зверя, но олень услышал и с шумом умчался в заросли высохшего папоротника.
Сбитый с толку, Роджер стоял как вкопанный, чувствуя запах собственного пота. Нет, это не горы Северной Каролины, а нож в кармане годится лишь на то, чтобы перерезать веревку или открыть бутылку пива.
Сердце бешено колотилось, но он повернул обратно к тропинке, все еще пытаясь совладать с ощущением времени и пространства. Когда-нибудь ведь должно стать легче? Уже больше года прошло с тех пор, как они вернулись, но он по-прежнему просыпался по ночам, не понимая, где он и какой сейчас век, или, что еще хуже, ненадолго наяву попадал в прошлое, словно через внезапно возникшую дыру во времени.
Дети, похоже, не слишком страдали от этого ощущения нахождения… в ином месте. На то они и дети. Мэнди, естественно, была слишком мала и слишком больна, чтобы запомнить жизнь в Северной Каролине или путешествие во времени. Джем помнил. Но Джем… Ему хватило одного лишь взгляда на автомобили, которые они увидели на дороге спустя полчаса после перехода через камни на острове Окракок, и по его лицу расползлась широкая улыбка. Словно зачарованный, он стоял и смотрел на пролетающие мимо машины.
«Др-р-р», – довольно проурчал он себе под нос, и, похоже, душевная травма от расставания с родными и путешествия во времени тут же бесследно исчезла, в то время как Роджер еле держался на ногах, чувствуя себя так, будто оставил в тех камнях очень важную частичку себя, которую уже никогда не вернешь.
Их подобрал один добродушный водитель и, посочувствовав истории о неудачной лодочной прогулке, отвез в деревню. Там они позвонили Джо Абернети за его же счет, и это сразу решило трудности с деньгами, одеждой, комнатой и едой. Когда они проезжали по узкой дороге, Джем, сидя у Роджера на коленях, с разинутым ртом глазел в окно. Ветер трепал его мягкие рыжие волосы.
Джем влюбился в автомобили. После переезда в Лаллиброх он постоянно приставал к Роджеру, чтобы тот покатал его по проселочным дорогам на «моррисе-мини» и дал порулить. Сидя на коленях у отца, он радостно цеплялся маленькими руками за руль.
Роджер криво усмехнулся про себя: пожалуй, ему повезло, что на этот раз Джем решил сбежать пешком. Через пару лет он наверняка будет доставать до педалей. Да, пора начинать прятать ключи от машины.
Он забрался уже достаточно высоко и немного замедлил шаг, чтобы посмотреть вверх по склону. Брианна говорила, что пещера находится на южной стороне холма, где-то футах в сорока над огромным белесым камнем, известным здесь как «Прыжок бочонка». Его так назвали из-за слуги, который нес эль своему лэрду, Серому Берету, и, встретив на дороге отряд британских солдат, отказался отдать бочонок, за что лишился руки…
– Господи Иисусе, – прошептал Роджер. – Фергус. Боже мой, Фергус.
Он тут же вспомнил смеющееся лицо Фергуса с тонкими изящными чертами и как радостно распахивались темные глаза, когда он подцеплял бьющуюся рыбину крюком, прикрепленным к левому предплечью, и вдруг представил маленькую безжизненную руку, лежащую в крови на дороге.
Потому что это произошло здесь. Прямо здесь. Повернувшись, он увидел большую неровную скалу – молчаливого невозмутимого свидетеля ужаса и отчаяния. И прошлое стиснуло ему горло мертвой хваткой, жестокое, словно затянувшаяся петля.
Пытаясь восстановить дыхание, Роджер с усилием прокашлялся и услышал поблизости, чуть выше по склону, зловещий хриплый рев еще одного оленя, пока еще невидимого. Роджер свернул с тропинки и прижался к скале. Боже правый, неужели его кашель спровоцировал того оленя? Нет, скорее всего, тот спускался, отвечая на вызов самца, виденного им несколькими минутами ранее.
Так и есть: спустя мгновение огромный олень спустился вниз, почти изящно пробираясь сквозь заросли вереска и груды камней. Это было красивое животное, но на нем уже сказывался гон: под толстой шкурой проступали ребра, морда осунулась, а глаза покраснели от похоти и нехватки сна.